Я не рассчитывал, что мне вернут русских солдат и офицеров, был уверен, что и Зейдлица не осмелятся убить ради денег. Однако пусть все знают, что я своих солдат и офицеров не бросаю. Это нужно будет хорошо обработать в прессе. Но какую же охоту на этого Зейдлица устроят казаки, когда начнутся боевые действия⁈

*………*………*

Рига.

25 февраля 1752 года

Савелий Данилович Померанцев чувствовал себя измотанным. Долгое путешествие в Петербург стало сущим испытанием. По всем прогнозам и заверениям капитана фрегата, на котором находился уже бывший глава русских колоний в Калифорнии, прибытие в город Петра должно было состоятся еще в октябре, до того времени, как столичный порт покроется льдами.

Двадцать первого февраля 1752 года три фрегата, один линейный корабль и два военно-торговых судна прибыли в порт курляндского герцогства Либаву.

Первый день стоянки мало чем отличался от уже множества иных, когда русские корабли пребывали в английские, испанские, датские порты. Команда частично сошла на берег «размять ноги», офицеры так же расслабились. Это в море капитан первого ранга Григорий Андреевич Спиридов объявил «сухой» закон, а на берегу, если нет вахты, так и можно.

На второй день, когда настало время решать проблему с переходом в Петербург, в Либаве начались волнения. Это не было бунтом, а именно что люди волновались. И причиной стало то, что прусская конница вторглась в Курляндию.

На кораблях были и солдаты и немного казаков, над которыми командование принял свояк Померанцева Иван Кольцо.

— Идут до тысячи! — кричал казак, которого с еще тремя станичниками отправили дежурить на выезд из города.

— К бою! — прокричал Кольцо, опередив на мгновения секунд-майора Дмитрия Ивановича Печкурова, который командовал объединенными абордажными командами.

Русских солдат, офицеров, моряков и казаков, было больше тысячи человек. Заранее были сняты с кораблей пять пушек. Так что бой случился скоротечный.

Когда прусские всадники приблизились к порту, по ним почти одномоментно ударили больше пятисот фузей, пушки, два десятка штуцеров. Этого залпа хватило, чтобы и опрокинуть неприятеля и для того, чтобы прусские кавалеристы поддались панике и стали разбегаться.

— Вскрыть русские магазины в Либаве! — приказал тогда Спиридов.

Командующий расценил обстановку так, что нужно сохранить имеющиеся припасы в Либаве, что принадлежали русским. Странным оказалось то, что кроме команд прибывших кораблей Русско-Американской компании, в городе не оказалось защитников.

Ответ на вопрос, куда же подевались русские люди, если наличествуют армейские магазины, был получен после того, как в одном из складов обнаружили группу интендантов и целую роту солдат с ними. Они прятались, надеясь, что участь погибнуть их минет. Оказалось так же, что премьер-май ор интендантской службы Журавлевич Николай Янович знал о приближении неприятеля. Еще утром в город прискакал вестовой с новостью о том, что прусская кавалерия громит русские неполные две дивизии, которые только начали разворачиваться на новом месте.

— Вы почему мне не доложили? — строго спросил Спиридов премьер-майора.

— А Вы, сударь не мой командир, и вовсе не наделены властью, чтобы задавать вопросы, — отвечал Журавлевич, бывший назначенным ответственным за хранение и распределение провианта и воинского имущества.

Хлесткий удар Спиридова свалил интенданта. Григорий Андреевич не гнушался периодически заниматься казацкими ухватками с Иваном Фомичом Кольцо. Капитан и вовсе возвел наследника, а сейчас уже императора, в кумиры, наслушался рассказов Померанцева, сам осознал размах дел Петра Федоровича, потому и подражал вот всем своему кумиру. Петр Федорович изучает казацкие ухватки, и капитан решил это не сделать, особенно после того, как почти три недели отболел. Никто из казаков даже не кашлял во время перехода из Калифорнии. Станичники убеждали, что их крепкое здоровье стало таковым, когда они стали всерьез заниматься своими упражнениями.

— Забрать два торговых корабля, что стоят в порту, владельцам дать серебра, — скомандовал Спиридов.

Капитан принял решение перегрузить все, что можно на корабли, чтобы ничего не осталось врагу. Уже прибыл казачий дозор, который принес неутешительные новости. Русские разбиты, большая часть захвачена пруссаками.

Началась нелегкая работа, к которой были привлечены все, кроме небольшой команды караульных. Силком заставляли работать грузчиками и местное население, всех, кто попадался в поле видимости.

— Иван Фомич, бери всех своих казаков и спешно веди обоз к Риге, — приказывал Григорий Андреевич Спиридов казаку Кольцо.

Даже реквизированные, после краткосрочного боя, два небольших судна не могли уместить то многое, что было на армейских складах. Потому спешили изыскать повозки и отправить поезд по земле. Это было опасным мероприятием, так как никто толком не осознал масштаб прусского вторжения, но лучше с риском, но попробовать, чем оставлять все врагу. Да, именно врагу, так как такие нападения на русские войска друзья не могут совершать.

Вдали от метрополии у многих колонистов обострялось чувство патриотизма. Люди видели, сколь развита их цивилизация, осознавали, в насколько мощной и могущественной стране они проживают. Да и человеческая жизнь в небольшом коллективе ценилась сильнее, чем в многотысячных городах. Когда все колонисты на виду, потеря даже одного человека — трагическое события. Потому и ценность человеческой жизни, особенно, своего соотечественника была поднята на ранее небывалую высоту. Тут же тысячи соплеменников убиты. Враг, только враг!

И вот теперь, двадцать пятого февраля эскадра выдвинулась в сторону Риги в надежде, что рижский порт не будет замерзшим. Погоды стояли не то, чтобы сильно морозные и шансы попасть в Ригу были.

— Паруса! — прокричал впередсмотрящий на флагмане.

Спиридов достал свою зрительную трубу и всмотрелся. Это были прусские корабли, как бы это не смешно звучало. И еще более удивительным было то, что прусская эскадра состояла аж из восьми боевых вымпелов [перед Семилетней войной Пруссия имела всего 11 кораблей].

— Боевая тревога! — скомандовал капитан первого ранга.

Шансы победить в сражении были. По количеству орудий, русские корабли превосходили пруссака. Проблема состояла в том, что все судна были максимально загружены и своими товарами, что везли из русских колоний, и оружием, что загрузили из армейских магазинов в Либаве.

В какой-то момент прусские фрегаты стали приближаться к эскадре Спиридова и капитан уже отдал приказ к перестроению в боевую формацию, стремясь сделать пруссакам «кроссинг Т». Но подданные Фридриха не решились вступать в бой. Это на земле слава прусского оружия гремит, в море Пруссия слаба. Русский же флот уже покрыл себя славой еще в сражении при Лепанто.

— Вот, так лучше! — тихо, лишь для себя, произнес Спиридов. — Только бы еще Рига не замерзла!

Рижский залив замерз, но корка льда была столь незначительная, что два наиболее массивных русских корабля, которые были уже обшиты по ватерлинии листами меди, спокойно проложили путь к порту Риги для всей эскадры.

Теперь оставалось только подождать весны и совершить небольшой переход в Петербург. Но это для Спиридова и его офицеров, другие же, как и Савелий Данилович Померанцев, собирались нанимать санный поезд и отправляться в столицу по земле.

Глава 11

Петербург.

26 февраля 1752 года

А проснулся я в уже совсем иной стране!

Ночью все имеющиеся типографии работали на износ скорее людей, чем печатных станков. Бумаги было использовано столько, сколько и за месяц бы не получилось использовать. Как по тревоге, все работники были «подняты в перо». Кто писал статьи, кто уже прочитывал набранные черновые варианты газеты. Привлекались и ученые.