— Правильно ли я понимаю, Ваше Величество, что тот план, что разрабатывался ранее по захвату Константинополя, нужно привести в силу? — спросил генерал-фельдмаршал.

— Да! Вы будете назначены командующим всеми войсками в Молдавии, Валахии, Крыму. Русский флот все еще не просто сильнейший в Эгейском море, как и в Черном, но единственный. Я вижу такой план: дождаться нападения турки, они обязательно атакуют, после сдерживать их у Аккермана с опорой на Хаджибей и у Ясс. При том нужно обрезать им пути снабжения и иные коммуникации. Когда османы завязнут в осаде и штурме наших полевых укреплений, нужно высадиться у проливов и решительно ударить по Стамбулу, быстро превращая его в Константинополь, или даже в Царьград. Может так статься, что именно сейчас есть тот шанс захватить проливы, когда Европа будет занята войной, и с нами будут искать союза любым путем, признавая все, что мы сможем взять себе, лишь бы русский солдат оттянул прусские силы.

Я выдохнул. Скорее всего, так объяснять необходимость операции по захвату проливов и османской столицы, не стоило. Миних сам должен все понимать и проникнуться моментом. Но еще раз проговорить свои выводы и окончательно принять нелегкое решение — это нужно больше для меня.

Десант в Константинополь неминуемо требовал больших сил которые должны были бить Фридриха. Но история показывает, что с усилением той же Англии, британцы ни за что не пойдут на то, чтобы русские заняли проливы. Тем более если речь может идти и о полном вытеснении турок из Европы. Тогда Османская империя перестанет существовать. Европейскому сообществу нужен этот «больной человек», который оттягивал бы на себя русские силы. Сейчас всем будет не до того, чтобы спасать Османскую империю.

Если… Отставить сомнения! Когда! Так вот, при захвате Константинополя, я сделаю такой подарок потомкам, что перекроет и все успехи, не очень-то и однозначные, Петра Великого. Хочется похулиганить и призвать к креативу своих сановников или предков. Вот как меня нужно звать, если я покрою себя славой не менее, чем это сделал дед? Отец Отечества? Было! Великий? Не был бы я Петром, так и нормально, но я Петр и есть. Так что проблемка! Но не моя.

— Сразу после погребения Елизаветы Петровны отправляйтесь на юг и начинайте действовать. Проверьте сформированные две дивизии арнаутов [валахи, молдоване и иные народности, которые шли служить Российской империи]. И без русских дивизий там уже немало войск, под шесть десятков тысяч. Между тем, я уже дал распоряжение по усилению волнений в Сербии и иных славянских территориях. Там так же сформированы уже практически воинские дивизии, даже немного пушек есть, — я встал, замлели ноги от сидения. — Вы, только Вы, Христофор Антонович, будете решать, как воевать турку, наши взоры будут направлены на европейский театр военных действий. Покройте себя Славой!

Следующим я пригласил Шешковского.

Первое, что я поручил Степану Ивановичу, это присмотреть за Бестужевым. Сейчас, когда бывший канцлер должен осознать неминуемость своей опалы, хитрый лис может что-то предпринять. Необходимо настолько изолировать Бестужева, чтобы тот не мог никому даже малую весточку послать. Пусть и проработаны все связи бывшего канцлера, часть его людей тот же Ляпунов перевербован, но единожды обжегшись на интриге с Шуваловыми, готов «дуть на воду», но не допустить каверз против себя.

Еще одной задачей для главы Тайной канцелярии было то, чтобы он начал операцию по арестам тех трех шпионов Фридриха, что были выявлены ранее в гвардии и еще одного в Смоленском пехотном полку. Вероятнее всего, что таких шпионов может быть и больше, потому следует начать контрразведывательную борьбу. Пруссаки не только не должны знать о наших планах, но и забыть дорогу к секретоносителям.

— Все исполню, Ваше Величество! — четко, по-армейски, ответил Шешковский.

— Еще, Степан Иванович, пошлите своего человека к Неплюеву Ивану Ивановичу. Я не хотел бы, чтобы кто-то знал по поры имя нового канцлера. Человек Ваш должен быть толковым и в его задачу входит понять настроение Ивана Ивановича Неплюева, который уже должен направляться в Петербург. Мне нужен деятельный, но, исключительно, верный канцлер, — сказал я и хотел уже отпускать Шешковского.

— Ваше Величество, простите, но не будет ли Вам угодно, сейчас встретится с прусским послом. Сильно лается немчура, не стоит при дворе давать тему для пересудов! — Степан Иванович поклонился.

Кому-кому, но Шешковскому я даже позволял поправлять себя и указывать на ошибки. Он был со мной и в горе и в радости и сделал более всех остальных полезного.

— Давай, Степан Иванович, немчуру сюда! — сказал я и усмехнулся.

У самого-то сколько русской крови?

Карл Вильгельм Граф Финк фон Финкенштейн возмущался. Был момент, когда я уже собирался встать и так… с оттяжечкой, по наглой морде. Но не то, чтобы сдержался, а увлекся спектаклем разъярённого немца.

— Карл, Вы уже наговорили на домик в Сибири. Если продолжите, то договоритесь и до землянки, которую делить станете с похотливой медведицей, — попробовал я прервать словоблудие пруссака, но не вышло. — Молчать! Вы, сударь, забылись, где находитесь и кто перед Вами стоит? Мой народ только позлорадствует, когда увидит Вас голым, сидящем на колу без ушей, глаз и носа, но все еще живого.

— Меня схватили Ваши опричники и силой привели сюда! Они ударили меня!!! — уже нормальным тоном сказал Финкенштейн.

— Я не жалаю слышать о какой-либо несправедливости в отношении Вас. Король Фридрих уже сделал все, чтобы перечеркнуть напрочь вопросы справедливости, как и гуманизма, этики. Он поступил так, как ни один христианин не может себе позволить. Вот, читайте, Вы же русский язык знаете? — я придвинул прусскому послу докладную записку о событиях в Курляндии.

— Но Россия готовилась напасть на Пруссию. Вероломно, со спины! — Карл Вильгельм явно считал действия своего короля правильными.

— Я объясню Вам, посол, что это значит. Моя страна не напала на Пруссию, а лишь закреплялась в Курляндии, чтобы не допустить прусскую армию к границам моей империи. И это вопросы Российской империи, Речи Посполитой и Курляндии. Мой дядя решил, что имеет право нарушать все нормы дипломатии и здравого смысла в политике? Без объявления войны! Напал на русские дивизии, которые были еще на марше и никак не ожидали вероломства. Если я стану еще раз себе напоминать про зверства подонка Зейдлица, то могу не сдержаться и заколоть Вас в своем кабинете, — я демонстративно взялся за эфес своей шпаги, которая была почти всегда со мной.

— Что Вы, Ваше Величество, ожидаете от меня? — недоуменно спросил посол.

— А ничего… Вы арестованы! Будет на то желание дядюшки, пусть черти его жарят, я обменяю Вас и не только, а прусских подданных и шпионов, которых сейчас отлавливают по всей стране. Мне нужно вернуть своих офицеров и солдат на Родину и я не поскуплюсь, — сказал я под злобное шипение Финкенштейна.

— Как это по-азиатски! — сказал посол.

Я расхохотался. Бесполезно объяснять, что то, как поступает Фридрих не менее кощунственно, чем те поступки, которые приписывают некоторым азиатским правителям. Держать голыми на морозе солдат, которые не хотят изменять присяге, обливать их водой, предавая мучительной смерти — вот она европейскость! Куда нам, лапотникам, до понимания европейского гуманизма⁈

— Я же говорил Вам, что Россия собиралась фраппировать свое вступление в войну. У Фридриха было время, чтобы ударить и по Австрии и по Франции, — сказал я и решил закончить этот разговор.

Посла нужно сломать, сбить спесь, уже потом предметно поговорить. С таким пруссаком можно лаяться до бесконечности.

Забрать посла в кабинет зашел лично Шешковский.

— Степан Иванович, сделайте так, чтобы пруссаки знали, да и мои подданные, что я плачу по два рубля серебром за каждого возвращенного русского солдата, от десяти до ста рублей за каждого офицера. Ну а за голову Зейдлица я даю пятьдесят тысяч рублей, — сказал я уже уходящему главе Тайной канцелярии.