— Покорнейше прошу простить меня, Ваше Высочество, — говорил Штелин, понурив голову. — У меня просто нету столько людей. Я боюсь не оправдать Ваше доверие.

— Людей ищите. Хорошие работники — это проблема не только Ваша, но и многих направлений. Для помощи в этом деле, я выделю Вам сорок тысяч рублей, но Вы, Яков Яковлевич, мне нужны еще для одного очень важного и ответственного дела, — я улыбнулся и зазвенел колокольчиком.

В мой кабинет ворвался маленький, но удивительно приятный ураган, который моментально наполнил все пространство звуками. Это была Аннушка, ругающаяся с Павлом.

Трехлетний предельно серьезный мальчик, чуть пухленький, темноволосый, стойко сдерживал напор старшей пятилетней сестры, которая отчитывала Павла за то, что тот нарушил правила какой-то игры, в которую они только что играли в соседней комнате.

Анна была истинно старшей сестрой, которая и за брата горой, и может указать тому на неправильность поведения. Девочку уже приучали быть с наследником Российского престола более обходительной, но пока тщетно. Маленькая красотка была для Павла чем-то вроде заменителя матери, брала шефство над братом и строго следила за тем, чтобы будущий император вовремя мыл руки и вел себя подобающим образом.

Детям явно не хватало внимания. Няньки, мамки, слуги — всего более чем в избытке. Но никто не заменит радость общения с родителями, пока никто. В будущем же няня может стать многим больше, чем родители. Пример Александра Сергеевича Пушкина налицо. Мне же не хотелось, чтобы мой сын забыл обо мне, а только и знал, что свою няню или учителя. Времени мало, но это постоянная отговорка всех родителей и не только этого времени. И я постараюсь, чтобы мои дети не оставались обделенными общением со мной. Еще бы с мамой, но…

— Вот, Яков Яковлевич, это ваши подопечные, — сказал я, наслаждаясь то неуклюжим книксеном Анны, то недоумением на лице Штелина.

— Ваше Высочество, могу ли я сказать, что воспитанием Ваших детей занимаются иные люди? — спросил Якоб.

— Очень интересная формулировка вопроса, когда Вы спрашиваете дозволения спросить, меж тем вопрос уже прозвучал, — я ухмыльнулся и расставил руки, призывая детей подойти ближе. — Вот, мои дорогие, это Яков Яковлевич Штелин, он будет вас учить, а вы во всем станете его слушать.

— Покорнейше благодарю за оказанную честь! — взял себя в руки Штелин.

— Полноте, Яков Яковлевич, я же помню, что Вы тот единственный, на уроках кого мне было действительно интересно находиться. Вот я и рассчитываю, что Вы в той же игровой манере будете учить моих детей. Чему именно и каких еще учителей нанять или оставить старых, мы поговорим с Вами завтра, когда Вы в письме изложите свое видение образования для Аннушки и Павла Петровича. Так что решайте вопросы с газетами, ищите людей, но уже приступайте к обязанностям обер-воспитателя моих детей.

Анна и Павел заняли мои колени, умостившись каждый на своем, после стали, вначале с опаской, но все более распыляясь, рассказывать, как они играли в прятки, но Павел подглядывал. Сын же сопротивлялся и упирал на то, что его пальцы сами разъехались в разные стороны, когда он водил.

Это было мило и весело, я даже отодвинул следующего «челобитника», наслаждаясь общением с самыми родными для меня человечками. Идиллия продолжалась до того момента, пока не прозвучал вопрос о маме. Я ничего не ответил, ушел от прямого разговора. Пока это удалось, но когда дети подрастут, станет уже невозможным скрывать то, что их папа… Впрочем, что и мама тоже, а может, и в большей степени.

*………*………*

О. Гавайя

17 ноября 1751 года.

Григорий Андреевич Спиридов собирался совершить большой переход. Недавно прибывший фрегат, который был отправлен за материалами и припасами в Охотск, принес и сообщение с указанием Спиридову отправляться в Петербург. Рандеву его линкора с двумя военно-торговыми кораблями и еще одним фрегатом должно состояться в порту Петрополя не позднее декабря еще этого года. После же вся эта эскадра отправится через Магелланов пролив и Атлантический океан к европейским берегам и в родную Россию. Кроме того, им следует в Бразилии подобрать еще два военно-торговых корабля и фрегат с неким ценным грузом.

Путешествие предстояло не из легких, но это обстоятельство только будоражило сознание Григория Андреевича, который все больше не представлял свою жизнь, да хоть всего год, без моря. А еще его распирала гордость, что еще не так давно кажущееся невозможным сегодня русским флотом свершается. Андреевский флаг уже не только развевается на ветрах Балтийского моря, но всего за три-четыре года есть земли, где, кроме русского стяга, не знают никакие иные.

— Ваш высокобородь! — обратился к капитану первого ранга вестовой матрос.

— Ну, братец, что у тебя? — спросил Спиридов, отметив некоторое замешательство служивого.

— Сказать-то как? — все еще не мог собраться с мыслями матрос. — Королева там просить Вас.

— Королева? — улыбнулся Григорий Андреевич.

Ну, да, королева! А матросы не могут назвать женщину королевой или императрицей, если она не всегда носит достаточно одежды, чтобы иметь возможность скрыть пикантные особенности женского тела.

Лилиуокалани Первая была молода и красива. Ее муж погиб в междоусобных войнах, когда не прошло и двух месяцев со дня свадьбы. Потом та, кого Спиридов называл «Лилу», была беременна и не могла выйти замуж сразу же после смерти мужа. А после русский офицер и королева острова Гавайя встретились…

Григорий Андреевич вкладывал много нежности, когда произносил «Лилу», ибо выговорить имя ставшей после смерти мужа королевой Лилиуокалани было крайне сложно, да и полное имя не было нежным, скорее, если немного знать язык аборигенов, величественным.

Перед отбытием в Охотск Григорий Андреевич женился на Анне Матвеевне Нестеровой, и брак этот был по любви. Григорий больше всего жалел о том, что нет возможности видеться с Аннушкой. Капитан уже собирался послать письмо любимой, чтобы та приезжала к нему. Да, дорога в Охотск сложная, но тут не голодно, уже немало людей прибыло, есть и образованные люди, даже приемы и балы случаются. Но вместо любимой прибыл ответ, который скорее обрадовал Григория, чем огорчил. У капитана родился сын, которого назвали в честь его отца Андреем. Куда же теперь поедет голубушка? Сыном заниматься нужно, восстанавливаться! А то и гляди, через года два и сам Спиридов приедет в Петербург.

Когда началось освоение острова Гавайя и уже за валом и рвом располагался Елизаветинский острог, произошел контакт с местными элитами. Общество на островах было вполне развито, были правители, религия, система принуждения. Как был уверен Спиридов, что дай этим людям железо, добрых коней да плуг, они скоро станут очень богатыми. Хотя и так хватало и еды, и иных материальных благ.

Агрессии ни русские, ни туземцы не выказывали. Людей местные не ели! Или это еще Джеймс Кук тут не бывал, потому и не было каннибалов? Так что быстро наладилась торговля, и с провизией стало очень даже хорошо.

В скорости стала известна и одна из причин, почему местные так доброжелательны к пришлым. Делегация неких знатных туземцев попросила выступить на их стороне в войне с правителем соседнего острова, который потребовал себе в жены королеву Лилиуокалани и признание его главным королем.

Спиридову не понравилась идея влезать в местные споры, но и быть в осаде, которую туземцы могли бы устроить, тоже не хотелось. В любом полевом сражении да в партизанской войне он бы выиграл. Контингент войск, которым располагал командующий, по местным раскладам был в пользу русских. Полтысячи солдат и еще приданные казачьи подразделения, даже десяток коней с лихими кавалеристами, пушки опять же. Но торговля шла бойко, уже были наняты рабочие из местных, были все перспективы основательно стать на острове и организовать здесь сильную базу.

Все решилось при личной встрече Григория Андреевича с королевой Лилиуокалани. Это была красивая молодая женщина, не старше двадцати лет, с очень притягательными глазами. Нельзя сказать, что Спиридов вдруг влюбился, нет, эмоции возобладали над разумом командующего не сразу, уже после скоротечной войны за главенство на архипелаге.