— Мы будем, Ваше Высочество, — после долгой паузы несколько обреченно произнес полковник.

*………*………*

Петербург

21 мая 1751 года. Вечер.

Алексей Петрович Бестужев-Рюмин сидел у себя в кабинете, в доме,достроенномтолько три месяца назад. Канцлер, казалось, должен ликовать: он заключил необычайно выгодный для России мирный договор с Османской империей, уступив туркам лишь в малом, по большей части в репарациях. Никакой радости не ощущалось, а вот что довлело на сердце старика, так предчувствие опасности и даже обреченности. Вот главные ощущения канцлера. АБестужев, несмотря на рациональность и рассудительность чиновника, порой прислушивался и к чутью.

Он сделал ставку, и она проиграла– так мог бысказать Алексей Петрович, если бы заходил поиграть в ресторацию, но второй человек в империи предпочитал спокойный отдых, дома, со штофом чего-нибудь покрепче, лучше прозрачной жидкости.

Канцлер задумался: а действительно ли он второй человек в России? Ранее за этот эпитет он сражался с закулисным дельцом Петром Ивановичем Шуваловым, сейчас же многоопытный канцлер понимал, что он ни второй, ни десятый вельможа в империи. Скоро придет время правления Петра Федоровича, и этот сметет с шахматной доски все фигуры, среди которых не забудет выкинуть и фигурку Бестужева.

Ставка на Екатерину, как регентшу, была объяснима с той точки зрения, что та, кто не имеет прав на престол, обязана быть благосклонной к тем, кто ее на этот великодержавный стул посадит. Тут еще и англичане со своими страхами конкуренции с Россией в мировом океане.

— А что, Архип, дров еще нарубить смогу, да печь истопить? В Сибири холодно! — обратился канцлер к своему уже пожилому помощнику.

— Ты,Аляксей Петрович, не говори так, канцлер же! — отозвался Архип Андреевич Хватов. — А коли и отправят в холода, так я истоплю и дом, и баньку, не сумневайся, мне без тебя только на суд Божий.

— Ошибся я, Архипка, — канцлер тяжело вздохнул.

— Так и что? Мало ошибок было и ране? Ты, Аляксей Петрович,подмогни цесаревичу, того и глядишь, не погонит! — высказался Архип Андреевич, который, несмотря на точто мог казаться диковатым и необразованным уже практически старичком, очень умело лавировал во внутренней политике при дворе.

Некогда именно Архип посоветовал, как чаще всего он это делает, невзначай, не вмешиваться в свару Шуваловых с наследником. И канцлеру удалось остаться в стороне и даже чуть упрочить свое положение из-за неоднозначного отношения императрицы к происходившему. Архип не убедил своего господина не ставить вообще никаких ставок, уж тем более на Екатерину, но канцлер послушал англичан и ошибся.

Английский посол действовал топорно, давал деньги Великой княгине, оставлял часто наедине ее с Анджеем, который умел красиво и ненавязчиво, но системно ухаживать. Расчет был таков, что в России разводов нет, Елизавета не позволит, и Екатерина останется матерью правнука Петра Великого.В то же время, немка вполне благосклонно относилась к Англии и не бредила ни заморскими колониями, ни величественным флотом.

— А что, Архип, может повоевать с Шуваловыми-то? Матушка-императрица, как мать, хочет услышать, что ее дитя невиновно ни в чем. А Петруша, как ни крути, ее племянник. Доклад я еще не подал, занят был переговорами, так что поставим нынче на Петра, — сказал Алексей Петрович и опрокинул в рот рюмку водки, потянулся за кусочком хлеба с красной икрой, закатил глаза от удовольствия и принял решение. — Поезжай в Москву, Архип, встреться с наследником, а я тут матушке доклад зачитаю, да и сам с ней поеду в древнюю столицу. Нужно будет, так и поведай, что не я это с Великой княгиней, не способствовал адюльтерам. А то, что просить за него стану у матушки, чтобы вернула в Военную коллегию и дозволила быть при дворе, то да. Степку, сына друга Апраксина, конечно жаль, но и так ему не быть главой Военной коллегии.

Стук в дверь прервал размышления вслух канцлера.

— Ну что еще? — нетерпеливо спросил Алексей Петрович.

— Ваше Сиятельство, к Вам ротмистр Ляпунов Василий Андреевич, — провозгласил управляющий домом.

— Во как, Архип! Не Васька, а уже Василий Андреевич! — пошутил канцлер.

На самом деле Бестужев уже давно ждал новостей. И прибытие одного из его наиболее активных агентов ничто иное, как предвестник важного.

Некоторые могли видеть в канцлере увальня-пьяницу. Но сколь же они ошибались! Канцлер сумел вокруг себя собрать немного людей, но каждый его агент был отдельной личностью и мог выполнять порой очень сложные поручения. Информация — вот главный козырь канцлера во многих играх. И Ляпунов был одним из тех, кто ее достает.

— Рассказывай, с чем пожаловал! — нетерпеливо сказал канцлер, как только Василий Андреевич вошел в комнату.

Ротмистр Семеновского полка посмотрел в сторону стоявшего в углу Архипа, дождался разрешительного кивка от канцлера и начал рассказывать:

— Уж не ведаю к чему, но в Петербурге имеются приготовления.

— Васька, ты что ребусами сказываешь? Не ведаю, токмо это имеется! Прямо сказывай, можешь и свои мысли поведать, — передразнил Алексей Петрович своего любимчика.

Канцлер патронировал Василия и продвигал по службе уже лет восемь. Это был один из самых смышлёных выкормышей Бестужева. Ляпунов обладал личной отвагой, был умелым бойцом, но ценился канцлером не за это. Василий Андреевич умел увидеть там, где иной окажется слепым. Вот и сейчас Ляпунов что-то усмотрел, чего не заметил и сам Бестужев.

Ротмистр рассказывал о том, что в трактиры завезли много хмельного. Столь много, что бочки стоят и во дворах, и в сараях с живностью. Ляпунов бы и не обратил внимания на такие несущественные манипуляции трактирщиков, если бы не сопоставил сегодняшнее с тем, как трактиры готовились к волеизъявлению императрицы о праздновании побед над османами. Сейчас же празднеств не предвиделось.

— Еще сказывают, что в трактирах да на постоялых дворах появились люди. Ничего необычного, но одеты те господа, как купцы, али небедные мещане, а выговор больше на казацкий похож. Зачем таиться казакам да одежу для них чуждую носить? — прояснял Ляпунов свои наблюдения и выводы.

— А что с тайными обществами? — спросил канцлер, складывая мозаику происходящего.

— Так и там зашевелились. Уже сказывают, что вот-вот и нужно выходить на улицы и требовать от государыни справедливости, — ответил Ляпунов, который имел троих информаторов в разных обществах.

— Глупцы! Они даже не могут обсказать, чего хотят! Как же тогда что-то требовать? Или и вовсе… — канцлер задумался, но быстро просиял улыбкой.

Бестужев понял, что эти общества, по своей сути, бесполезные и беспомощные, и могут стать очень интересным и эффективным отводом для истинных дел. Канцлеру пришло в голову сравнение с молниеотводом, что с недавних пор установлен на всех домах и зданиях, принадлежавших Алексею Петровичу. Вот и эти общества отведут удар молнии от того, кто замешан в этих всех до конца непонятных делах.

Бестужев-Рюмин часто предпочитал ждать, а не бежать в безумные атаки на своих противников. Эту же тактику решил выбрать канцлер и сейчас. Смотреть, примечать, быстро принимать решения тогда, когда это станет необходимым. Алексей Петрович не знал, кто готовит Петербург к событиям, до конца еще непонятным, но предполагал, догадывался, кому это было и нужно, и по силам.

— А волчонок уже матерым волком решил статься? Что ж посмотрим! — чуть слышно сказал канцлер и уже громко обратился к своим… нет, не исполнителям или слугам, хотелось бы канцлеру верить, но соратникам. — Василий, за всем смотреть с особым тщанием, мне докладывать не медля. Не мешать, а где можно, то помочь, но тайно. Всех людей своих привлеки! Архип! Ты уже сегодня отправляйся к наследнику. Как хочешь с ним говори, но мне нужен с ним мир и заключенный наряд.

Узрев решимость канцлера, и Архип, и Василий засуетились и быстро вышли исполнять повеления своего патрона и работодателя.