– Простите нас, пожалуйста, – сказала она доктору с искренним раскаянием в голосе. На её матушке такое иногда срабатывало.

– Мне совершенно нечего прощать.

– Понимаете, мы просто чуточку сбиты с толку. Ну, то есть никто не вышел нас встречать, мы не получили практически никаких указаний. И мы совсем ничего не знаем об этом доме, ну, например, кто тут живёт, кто слуга, а кто нет. Я даже не знаю, кто такой сир Бупомойн.

– Узнаешь ещё. А тогда будешь знать всё.

Альманах озадаченно покосился на Этту.

– Какой-какой сир?

– Ну, ты знаешь. Сир Бупомойн. У которого лес.

– О чём ты?

– О названии этого места, глупышка. Тебе наверняка же говорили! Или ты хотя бы видел вывеску на воротах? «Лес сира Бупомойна»?

– Я видел вывеску. Но там было написано «Руина посла Осмей».

– Какая ещё руина, когда дом целёхонек? Даже смешно!

– Я своими глазами видел!

– Ну не можем же мы оба быть правы. – Этта снова повернулась к ширме. – Доктор Митили! Скажите ему!

– Вот что я могу вам сказать, – произнесла скрытая за ширмой женщина, – вы оба правы и оба ошибаетесь.

– Да ну же! – Этта в свой черёд начала раздражаться. Она терпеть не могла неразгаданных загадок. – Вы нам нисколечко не помогли.

– Предлагаю применить научный метод, – сказала доктор Митили. – Найдите руины или найдите лес. Или, ещё проще, осмотрите саму табличку. Тогда узнаете. А теперь ступайте. Мне надо заняться экспериментами.

– Да какая вообще разница, что там написано? – Альманаху больше хотелось вернуться к тайне исчезновения его пожитков.

– Ты что, совсем несмышлёныш? – огрызнулась Этта. – Названия и имена – это слова, а слова имеют волшебную силу. Вот почему все волшебники после окончания обучения берут себе новые имена. И если ты видишь надпись неправильно, тому должна быть какая-то причина. Надо просто выяснить, что за причина и не связана ли она с какими-нибудь чарами.

– Это не я… – Альманах проглотил очередную резкую реплику. Наверное, Этта права, имена могут быть важны. Вот он же сам думать не мог о том, чтобы потерять свою подвеску. – Я просто хочу найти свои вещи!

– А я хочу найти граммофон. Но доктор Митили дала нам подсказку – и я собираюсь ей последовать. Глаз не сомкну, пока не удостоверюсь, что на нас не лежит никакого заклятия! Ты идёшь?

– Куда именно?

– Проверить надпись, разумеется!

Альманах заколебался, не зная, как далеко заходить в потакании странным причудам доктора Митили.

– Ну ладно. Но потом оставим эту тему, ладно?

– Ты просто боишься, что ошибся, ну видно же! – заявила Этта, спускаясь по ступенькам.

– Ничего подобного! Это не я!

– Ну кого ты обманываешь…

– Удачи вам, дети, – прошептала доктор Митили, когда они ушли. – Бедные, бедные дети…

Они спорили о названии всю дорогу до парадной двери. А там оба разом вспомнили, что с ними случилось, когда они первый раз переступили порог. Оба замолчали и через порог перешагнули с опаской. Впрочем, странное ощущение не повторилось, что обоих и обрадовало, и озадачило. А может, Этта просто вообразила магическое нападение? А может, оба просто споткнулись, как Альманах в тот момент и подумал? Этта очень сомневалась, что такое возможно… но всё равно ничего сделать они не могли. Надо было исследовать другие странности.

Бок о бок дети шагали по дорожке, вьющейся по саду, поросшему старыми ореховыми деревьями, к далёким воротам. По земле тянулись длинные тени. Казалось, прошло несколько дней с тех пор, как Этта спешила по этой же самой дорожке в другом направлении, к дому, пылая энтузиазмом, но и робостью. А что, если господам она не понравится? Тогда самым главным в мире для неё было одно – продемонстрировать на новом месте, чего она стоит.

И сейчас это тоже самое главное, твёрдо сказала себе девочка. Ведь да же?

– Слушай, а что у тебя там такого важного, в мешке? – спросила она у Альманаха.

Он описал подвеску, подаренную друзьями по сиротскому приюту. А следом, не удержавшись, принялся рассказывать и о прошлой жизни. Мальчик сам поразился, осознав, что частью души уже отчаянно тоскует по старому дому. Возможно, лишь малой частью, той, что любит правила и порядок, но тем не менее. И осознание того, что его миром распоряжается уже не госпожа управительница, лишь только начинало медленно укореняться в нём. Кто покинул приют, тот туда уже не вернётся. Это единственное, что он точно знал о мире за стенами своего прежнего дома.

Некоторое время слышался лишь хруст гравия под ногами. Этта тоже думала о доме, о матери и многочисленных сёстрах. Интересно, заметил ли уже кто-нибудь, что она пропала?

– Мы можем просто уйти, – сказала она вдруг.

– Что?

– Уйти куда-нибудь. Подальше отсюда.

– Но куда? И зачем?

– Ой, да не знаю. – Девочка пожала плечами. Она устала и проголодалась. – Потому что тут никто не дал нам понять, что мы кому-то нужны, что нам тут рады.

– Но мы же тут первый день! Нельзя же вот так взять и уйти. Ну, то есть ты, конечно, можешь…

– Я не говорила, что ухожу. Просто – что мы могли бы.

– Ну, это, наверное, да. И поискать какую-нибудь другую работу.

– Вот именно! По дороге я прошла через три деревни. Наверняка кому-нибудь нужны горничная и младший лакей.

– Но я не могу уйти без одежды и мешка. И вообще, как-то это неправильно. Они предложили нам работу, мистер Паркер и леди Симона, и мы её приняли. Это ведь всё равно что пообещать, правда? Обещания нарушать нельзя.

В этом, пожалуй, Этта могла бы с ним не согласиться. При необходимости она нарушала даже самые торжественные клятвы, данные сёстрам. Но впереди показалась ограда, и причудливый поток мыслей Этты вернулся в прежнее русло.

Поместье окружала высокая и толстая стена из массивного серого камня, с зубчатым, точно у замка, верхом. Ворота были под стать стене – железные, с золочёными завитушками и грозными остриями поверху. Раньше днём они стояли нараспашку, но теперь тяжёлые створки захлопнулись, и дети увидели, что узор на воротах образует герб, на котором красуются подмигивающие львы с изогнутыми хвостами. Выглядело это весьма впечатляюще, впрочем, Этта догадывалась, что так оно и задумывалось.

Надпись, которая могла бы разрешить их спор, находилась на другой стороне ворот.

– Беспечный, видать, характер у сира Бупомойна, что он так запустил своё поместье, – сказала Этта. – Ну, то есть если тут всё лесом поросло – ты только подумай!

– Не говоря уже о том, как посол Осмей превратил дом в развалины, – отозвался Альманах шуткой на шутку, чтобы показать, что оценил. – Если этот дом вообще когда-то существовал.

– Ха! Ну что, скоро узнаем.

– Полагаю, да. Наперегонки?

Чуть запыхавшись, они одновременно подлетели к воротам. Каждый ухватил за створку и потянул.

Железные ворота задребезжали, но не поддались.

– Давай ещё разок, – сказал Альманах. – Наверное, петли тугие. Судя по виду, заржавели малость.

Дети снова потянули, на этот раз так сильно, что у Этты от напряжения надулись вены на лбу.

И всё же ворота стояли насмерть.

– Как видите, заперто, – сообщил вдруг сзади какой-то голос с сильно выраженным сельским говором.

Дети вихрем развернулись. Через кусты вдоль дорожки шагал человек со снопом соломы на плече. Лицо его, да и почти всё тело, тонуло в густых тенях, однако лёгкая хромота показалась Этте знакомой.

– А я вас знаю. Я же это вас тут сегодня видела?

– Меня, – прогудел он через плечо. – Я Сайлас, садовник. Работаю тут – ох, уже и не помню сколько! Сдаётся мне, сам уже стал частью этих земель.

– А вы не могли бы открыть нам ворота? – спросила Этта. – Мы хотим просто проверить надпись снаружи.

– Боюсь, нет, барышня. Ворота останутся запертыми до следующего раза, как их надо будет открыть.

– Кто так велел? Лорд Найджел?

– Можно сказать и так.

– А вы не могли бы попросить у него ключ?