– Что она тебе сказала? – спросил Альманах.
Этта замялась, не стопроцентно уверенная, что во всей этой истории с магическим нападением он ни при чём. Мало ли что он там говорит! А что, если его настоящее задание как раз в том и состоит, чтобы помешать ей отыскать источник магии и всё прочее интересное в доме?
– Сказала, где найти леди Симону, – ответила она, выпустив часть про библиотеку. – Ручаюсь, мы бы и сами уже её нашли, если б ты пустил меня туда, куда я хотела.
– Но кто такая эта доктор Митили? И откуда столько знает о доме? – Мальчик с сомнением покосился на телефон. В приюте тоже была такая штука, но воспитанникам строго-настрого запрещали даже близко к нему подходить. – Мы можем как-нибудь снова с ней поговорить?
– Проще простого. Просто позвони оператору и попроси соединить.
Она подняла трубку и повернула диск. В ухе у неё загудело, а где-то в доме зазвонил другой телефон.
– Это что, где-то над нами? – спросил Альманах, глядя на потолок.
– Кажется, да.
Этта выждала, но никто не ответил.
– Если оператор тут с нами, значит ли это, что и доктор Митили тоже?
– Может быть. Всё это очень странно.
– Угу. – Мальчик так нахмурился, что брови у него почти съехались.
Этта опустила трубку.
– Ладно, мне надо найти Жёлтую комнату, – сообщила она, гадая, что он на это ответит.
– Хорошо. А мне надо взглянуть на подвалы. Около кухни где-то должен быть люк.
От необходимости переключиться на более прозаическую задачу лицо у него прояснилось.
– Ну ладно, – сказала Этта. – Тогда увидимся за ужином. Надеюсь, он скоро. Умираю от голода!
С этими словами она повернулась и зашагала к парадной лестнице. Конечно, прислуге не подобало там ходить, но у Этты имелись свои резоны.
Уверившись, что Альманах спустился на кухню, она бросилась вниз по ступеням на первый этаж и принялась искать спрятанный где-то там граммофон.
Глава 5
В просторной холодной кладовке Альманах отыскал двустворчатый люк, а под ним пролёт широких деревянных ступеней, уводящих в непроглядную тьму.
Мальчик немножко постоял на верхней ступеньке. Зачем он это делает? Потому что доктор Митили велела. Но кто дал ей право распоряжаться? А Этте кто? Она ведёт себя так, словно знает всё, но ведь на самом-то деле понимает в происходящем ничуть не больше его, а то и меньше. Не говоря уж о том, что за руку ей его взять легче лёгкого – всё равно что вилку.
Это воспоминание смущало его чуть ли не больше всего остального. Попробуй он в приюте подержать за руку кого-нибудь из обитательниц соседнего заведения для девочек, друзья бы объявили их чуть ли не мужем и женой. При одной мысли об этом Альманах залился густым румянцем.
Он вытеснил эту проблему из головы. Как любила говорить госпожа управительница, если перед тобой стоит задача, пусть даже самая неприятная, лучше делать, чем мешкать. А когда он выучит свои обязанности и жизнь войдёт в упорядоченную колею, он выполнит данную Джошу торжественную клятву и сообщит ему, что с ним всё хорошо. А потом, если получится, подыщет и другу какое-нибудь место – и так они оба спасутся из сиротского приюта.
Но сперва – главное. Нужны свечи. Мальчик отыскал их в каморке рядом с кухней – вместе с несколькими коробками спичек и богатым выбором подсвечников. При свете неровного жёлтого огонька он медленно и чуть нервно двинулся в пыльный холод подвалов «Руины посла Осмей». Каждый обитатель сиротского приюта знал назубок массу историй об обитающих в темноте жутких тварях, одна другой страшнее. Например, привидения, а то и что похуже.
Глазам его потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть. У подножия лестницы он увидел огромную комнату с каменным полом и сводчатым потолком, всю уставленную рядами затянутых паутиной деревянных бочонков и бутылок. На горлышке каждой бутылки болтался маленький, надписанный от руки ярлычок с указанием содержимого.
Ничего примечательного, подумал Альманах сперва, но тем дело не ограничилось. Тёмный сводчатый проём вёл из этого помещения в следующее, ещё глубже. В отверстие сочился холодный тяжёлый воздух, пахнущий гнилью.
Собравшись с духом, Альманах шагнул в проём. Всего один крошечный шажок. И при свете свечи узрел картину, намного превосходившую все его самые страшные ночные кошмары.
Сломанная мебель. Битая посуда. Пустые кувшины. Расколотые плитки. Груды ржавых столовых приборов. Стопки разномастных досок. Снятые со стен декоративные черепа животных с отломанными рогами. Помятый гонг. Раздавленная модель галеона. Ржавый барометр. Сломанные трости. Пересохшие чернильницы. Разбитые фарфоровые статуэтки. Мягкие куклы-клоуны с масками плесени на лицах. Поблекшее декоративное оружие. Груды истлевших бумаг, превращённых временем и сыростью в комки серой гнили. Вспоротые подушки. Прохудившиеся башмаки. Огромные кучи поеденных молью одежды и штор. И над всем этим тлетворная вонь.
Альманах зажал нос, вспоминая слышанную когда-то историю о том, как один провинциальный землевладелец в разгар жуткой засухи нанял волшебника, чтобы вызвать дождь. Половина скота у него уже перемёрла и отравляла всю округу жутким зловонием. Волшебник трудился много дней, выводя заклинание, перед которым не устоит ни одна порядочная туча. Он писал чары двадцатифутовыми буквами на дне пересохшей реки, рассудив, что, когда работа будет выполнена, дождь смоет заклинание.
Однако когда чары были закончены, дождя не последовало. Вместо него по деревне прокатилась чудовищная лихорадка, причинявшая людям мучительные страдания и убивающая уцелевшие остатки скота. Она не пощадила никого – ни землевладельца, ни даже самого волшебника. Подозревая, что это происки магических конкурентов, волшебник запросил помощи.
Она пришла в обличье юной Софии Фронезис, в ту пору ещё студентки Университета Чудес. Никто не знал, откуда она была родом и как её звали на самом деле, но она так впечатлила профессоров, что уже через считаные месяцы они стали поручать ей подобные задания. София мгновенно разобралась, в чём дело – в изначальном заклинании волшебника. Вместо «вода» он написал «беда». Такая простая, легко исправимая описка чуть не погубила целое поместье.
А мораль этой истории такова, неизменно повторяла госпожа управительница: надо всегда проверять работу.
Альманах поёжился, инстинктивно не доверяя ничему, что он не мог видеть, каталогизировать и понять, не говоря уж о том, чтобы проконтролировать. В последний раз, когда одному из его товарищей по приюту удалось превратить письменное упражнение в заклинание, мальчика немедленно усыновила пара честолюбивых родителей. А всем остальным пришлось битый месяц отлавливать наводнивших округу оранжевых лягушек.
В тенях совсем рядом раздался шорох. Сердце у Альманаха забилось чаще.
Он развернулся в ту сторону так быстро, что свечи у него чуть не погасли от резкого движения. Но увидел лишь очередные горы хлама.
Крысы, упрямо повторил себе он. В такой помойке грызуны, верно, кишмя кишат.
Когда сердце у Альманаха в груди чуточку успокоилось, на него накатило вдруг необоримое желание здесь прибраться. Может, доктор Митили именно это и имела в виду, говоря «там найдёшь, чем себя занять»? Но тут не один день уйдёт на то, чтобы стал виден хоть малейший результат. А уж на то, чтобы всё закончить, – недели.
Но если такова его судьба, быть по сему. Вот только надо сперва переодеться во что-нибудь погрязнее. Фирменному камзолу сегодня и так уже изрядно досталось…
Тем временем Этта почти уже успела отчаяться. Искать граммофон логичнее всего казалось в парадном зале, где на нём могли ставить музыку для танцев, или же в музыкальном салоне. Не обнаружив ни там, ни там и следа граммофона или потайной библиотеки, девочка принялась искать повсюду, где придётся. Однако в доме насчитывалось не так уж много комнат и мест, куда бы подобного рода аппарат можно было приткнуть.
Голосок совести настырно зудел, что, по-хорошему, следует найти Жёлтую комнату и леди Симону. Так что Этта решила вернуться к поискам библиотеки позже и отправилась наверх.