Джим махнул рукой, типа, ладно, уговорил, и пошёл вслед за Доком к ближайшей очереди.

– И всё равно есть в этом что-то зловещее – продать душу Дьяволу.

Док раздражённо взглянул на Джима:

– Слушай, Моррисон, сделай милость, исключи слово «зловещий» из своего словаря. Мы в Аду, если ты вдруг забыл. Что им ещё с тобой делать? Отправить тебя в Пеорию?

Очередь продвигалась быстро, и вот они уже стояли перед окошком, за которым сидел аккуратный клерк – в пенсне, строгом тёмном костюме, при галстуке-бабочке и высоком накрахмаленном воротничке, – вылитый счетовод из «Замка» Кафки. Он выложил перед ними две влажные глиняные таблички, покрытые письменами, похожими на следы птичьих лап:

– Вот здесь распишитесь, а попозже мы их обожжём.

Джим с сомнением взглянул на свою табличку:

– Разве не надо сначала прочесть, что тут написано? Прежде чем ставить подпись? А то я в своё время тоже подписывал, не читая, контракты и сильно потом жалел.

Клерк шмыгнул носом и посмотрел на Джима поверх своего пенсне:

– Вы читаете по древнешумерски?

– Нет.

– Тогда какие вопросы?

Джим вздохнул, взял стиль – остроконечную палочку, чтобы писать на глине, – и поставил свою подпись в указанном месте. Клерк выложил на стойку два больших кожаных кошеля, даже скорее мешка: один пододвинул Джиму, второй – Доку.

– Все, проходите. Не задерживайте остальных.

Как только они отошли от обменной палатки, Джим развязал свой мешок и заглянул внутрь. Сперва ему показалось, что там лежали большие золотые монеты типа испанских дублонов или мексиканских «двойных орлов». Он взял в руки одну – оказалось, это просто позолоченная пластмасса.

– Кажется, нас наебали. Это пластмасса.

Док, однако же, не проявил никаких признаков беспокойства.

– Они вполне платежеспособны.

– В Аду закончился золотой запас?

– А ты представь, если б они были из золота, как бы ты с ними таскался, с такими тяжёлыми?

Джим вынужден был признать, что это имеет практический смысл. Он так и сказал:

– Да, наверное, это имеет смысл.

Док оглядел толпу:

– Первым делом нам надо найти Вергилия.

– Вергилия?

– Был такой поэт, Вергилий, он водил Данте Алигьери по кругам Ада.

Джим скривился:

– Даже я это знаю.

– А теперь, когда туризм заменил пытки и муки, местные гиды называют себя Вергилиями.

Док показал на группу пожилых мужчин в светло-серых плащах, которые пристально изучали толпу, направляющуюся к эскалаторам на подъём:

– Вергилии.

– А разве нам нужен гид? Я думал, ты все здесь знаешь.

Док покачал головой:

– В последнее время в Аду стало модным менять географию, причём когда ты меньше всего этого ожидаешь. Порочная практика, кстати замечу. А Вергилии – немногие, кто умеет справляться с этими завихрениями и инверсиями пространства. Да и, кроме Вергилиев, больше никто не возьмётся тебя провожать. На самом деле так они зарабатывают на жизнь, на свою скромную долю посмертных радостей. Всегда полезно иметь при себе знающего проводника, во всяком случае, пока не доберёшься до нужного места.

– Выходит, в Аду люди тоже работают?

Док рассмеялся:

– А ты думал, что Ад – клоака недоразвитого капитализма и платного рабства?

Он сделал знак одному из стариков Вергилиев:

– Проводи нас, Вергилий. Будь так любезен.

Вергилий чопорно поклонился и направился к ним. Док достал из мешка две монеты. Церемонно поклонившись Вергилию, он вручил ему деньги:

– Onorate l’altissimo poeta. Наше почтение величайшему из поэтов.

Вергилий убрал монеты в карман:

– Поэт принимает и ценит проявленное почтение и отведёт вас туда, куда вам потребно.

Док кивнул:

– Тогда, подобно Орфею, начнём путь со схождения вниз?

Они направились к эскалаторам, но тут их внимание привлекла какая-то суета на причале. Там, в бухте, что-то происходило. На поверхность – как раз рядом с речным пароходиком с Миссисипи – всплыла большая подводная лодка, оформленная в вычурном барочном стиле со множеством декоративных излишеств. Судя по реакции толпы на пристани, это было необычное зрелище – даже для Ада. От чёрного железного чудища так и веяло стариной, веком этак девятнадцатым; только вот в девятнадцатом веке подводные лодки существовали разве что на страницах фантастических романов. Её борта украшали литые массивные барельефы в виде волн, раковин и дельфинов, а над водорезом красовался Нептун с трезубцем. Ряды стальных копий вдоль фюзеляжа, тоже богато украшенные, смотрелись весьма устрашающе – такие запросто сорвут днище любого надводного судна. Джим быстро взглянул на Дока:

– А это не наш ли таинственный благодетель с реки у Геенны?

– Боюсь, что так.

– Ты боишься?

Док кивнул:

– Вот именно. Я боюсь.

Джим посмотрел на подводную лодку:

– Похоже на «Наутилус» капитана Немо.

Док покачал головой:

– Это не Немо.

Тут в башне лодки открылся люк, и наружу выбрался – кто бы вы думали?! – сам доктор Укол, бог Вуду, в элегантном вечернем костюме. Двигался он как-то странно. Движения были угловатые и неловкие, как у взбудораженного паука. Док настойчиво потянул Джима за руку:

– Пойдёмте отсюда. И чем скорее, тем лучше.

– ГРРРРРААААААУУУВВВВРРРРРР!

Сэмпл была абсолютно уверена: если судить по отчаянным воплям Детей Израилевых, то упомянутый Зверь – это «Зверь багряный» из Апокалипсиса, – ни больше ни меньше. Могучий предвестник Конца Света, о семи головах, каждая – с десятью рогами, с медвежьими лапами и львиной пастью, согласно библейской рекламе. Но здоровенная зверюга, возникшая на горизонте, оказалась совсем из другой культурной традиции. Интересно, как этот гигантский зелёный ящер из японского кинематографа пост-ядерной эры очутился в дремучей библейской пустыне? Хотя, может, если ты большой и зелёный, размером с гору, то можешь ходить где угодно. Наверное, при других обстоятельствах слово «пост-ядерный» дало бы Сэмпл ключ к разгадке, но сейчас все её аналитические способности временно отключились – она застыла на месте с отвисшей челюстью, словно громом поражённая, как выражаются англичане.

– Годзил…

– ГРРРРРААААААУУУВВВВРРРРРР!

Под тяжкой поступью Короля Ящеров дрожала земля. Сперва над линией горизонта показались только его голова и плечи, но очень скоро он вышел весь. Его мощные лапы взбивали пыль, рождая небольшие песчаные бури при каждом шаге.

– Вот это да.

Сэмпл не знала, откуда она это знает, но какое-то шестое, седьмое, восьмое чувство подсказало ей, что нельзя произносить имя этого монстра вслух по-английски: это не только его разозлит – а последствия злости такой громадины вполне очевидны, – но и создаст очередной неблагоприятный резонанс по всему Посмертию. Вот почему она оборвала себя на полуслове. Зачем лишний раз раздражать зверюшку? У него и так был свирепый вид: глаза горят красным, гребень на спине дрожит мелкой дрожью. Сэмпл лихорадочно соображала, как назвать его по-японски. Годзиро? Кажется, так.

Моисеево племя меньше всего волновало, как называется это чудовище. Как бы ни звалось, от него надо было спасаться – чем все, собственно, и занялись, когда прошло первое потрясение. Они бросились врассыпную. Все как один: мужчины и женщины, овцы и козы, – а уж верблюды неслись настоящим галопом, делая тридцать, если не сорок узлов. Только Сэмпл осталась стоять на месте. Она и сама толком не понимала: то ли её просто парализовало от ужаса, то ли тут подключились ещё какие-то странные силы извращённого свойства. Да и какой смысл бежать? Даже если тебя подгоняет страх, всё равно невозможно спастись от чудовища с шириной шага в пятьсот ярдов. Как бы в подтверждение этой малоприятной мысли, Король Ящеров сделал ещё три шага и походя раздавил ногой около двадцати человек из Моисеевой паствы и несколько дюжин овец. Ещё один шаг – и вновь человек сорок закончили свой посмертный путь под гигантской четырёхпалой стопой. Годзиро слегка наклонился вперёд и принялся бить хвостом по земле. Только за пару-другую взмахов примерно двадцать процентов из оставшихся Детей Израилсвых отправились – в принудительном порядке – обратно в Большую Двойную Спираль.