– Смотри, Рок-н-ролл, сейчас сам все увидишь.

На горизонте зажёгся оранжевый огонёк. Он заметался, словно исполняя какой-то нервный дрожащий танец, и направился прямо туда, где стояли Мур с Джимом. После явления вудушных богов в их слепящем, наэлектризованном коконе света Джим наблюдал за приближающимся огоньком с явной опаской. Светящийся предмет завис прямо над ними, легонько покачиваясь в воздухе. Джим растерянно поглядел вверх:

– Это что, шутка такая?

Потому что над ними, на высоте где-то сорок футов, висела летающая тарелка. В полной тишине. Лицо Долгоиграющего Роберта Мура оставалось абсолютно бесстрастным.

– Лично я никакой шутки не вижу. Я вижу только НЛО.

Джим по-прежнему не верил своим глазам. Это была классическая летающая тарелка типа той, что предположительно разбилась в Росуэлле в 1947 году, – круглый диск, похожий на перевёрнутую суповую тарелку с башенкой в центре в виде прозрачного купола, откуда и шёл этот оранжевый свет. Снизу имелись три выступающих полусферы непонятного назначения. Предположительно двигатели. Джим почувствовал, как волосы у него на голове слабо зашевелились, должно быть, пытаясь встать дыбом, как, собственно, и положено – опять же, предположительно, – в непосредственной близости от летающих тарелок.

– Это тарелка Адамски.

Роберт Мур взглянул на него озадаченно:

– Я не разбираюсь в моделях и марках. По мне, так самая обыкновенная летающая тарелка.

– Джордж Адамски. В начале пятидесятых. Первый из контактеров с пришельцами. То есть по его утверждениям.

– Он был не первый.

– Он сфотографировал те тарелки. Точно такие, как эта. Только их объявили фальшивкой. Фотографии, в смысле.

Похоже, Роберту Муру всё это было неинтересно.

– А по-моему, вполне настоящая. В смысле – тарелка.

– Но что настоящим пришельцам делать в нашем загробном мире?

Роберт Мур улыбнулся:

– Они такие пронырливые, пришельцы. Они везде. Здесь, в досмертной жизни – везде.

– И вы собираетесь улететь с ними, на этой штуковине?

– Точно так.

Джим не верил своим ушам.

– Будете петь блюзы на Зете Ретикули?

– У меня есть друзья наверху.

– А можно мне с вами?

Роберт Мур покачал головой:

– Думаю, нет. Эти пришельцы, они разборчивые. Ещё не всякого заберут.

И тут из нижней части тарелки ударил луч белого света. Долгоиграющий Роберт Мур оказался точно в центре луча, но круг света захватил и Джима тоже, на самом краю. Тарелка начала опускаться, и Джим в страхе попятился. Роберт Мур тоже отступил на пару шагов. Свет погас, и тарелка зависла всего в нескольких футах над землёй, подняв маленькие пылевые смерчи. Она висела так где-то минуту, совершенно неподвижно, а потом снизу открылся люк. Из люка полился голубоватый свет и медленно выехал узкий трап. Долгоиграющий Роберт Мур повернулся к Джиму:

– Ну, я пошёл, Рок-н-ролл. До встречи.

Старый блюзмен быстро поднялся по трапу. И как только Роберт Мур поставил ногу на первую ступеньку, кадиллак просто исчез – как будто теперь, когда он был больше не нужен своему хозяину, ему стало незачем существовать. Джим мог только предположить, что Мэрилин исчезла вместе с машиной. Джим увидел, что Роберт Мур уже скрылся внутри, и его вдруг охватила злость. Да пошли они в жопу, эти разборчивые пришельцы. Они ещё в досмертной жизни его достали. Они всегда были где-то поблизости, таились в тени, то появлялись, то исчезали, беспокоя пилотов, раздражая правительство, похищая одиноких путешественников на пустынных дорогах и пугая до смерти Верна и Баббу, когда те пошли на болото рыбачить. Маленькие пучеглазые человечки, с серой кожей и тремя пальцами на руках ни разу не соизволили проявиться в открытую. Ни разу не приземлились у Белого дома и не сказали: «Отведите нас к вашему президенту». (Хотя во времена Джима президентом был Ричард Никсон, так что надо ли их винить?) В общем, они подразнили его изрядно. И вот наконец случилось. Летающая тарелка опустилась прямо у него перед носом, и не будь он Джим Моррисон, если он даст им уйти. Он должен выяснить правду. Раз и навсегда. Либо он убедится, что инопланетяне действительно существуют, либо, если все это мошенничество и обман, он узнает, кто за этим стоит.

Не задумываясь о возможных последствиях, он рванулся вперёд. Трап уже пополз вверх, но Джим подпрыгнул и встал на движущуюся ступеньку. Он покачнулся, стараясь удержать равновесие, и буквально нырнул головой вперёд внутрь летающей тарелки.

Тюрьма была оборудована до нелепого неумело, но что-то подсказывало Сэмпл: это специально так сделано, а тот, кто всё это придумал, немало потрудился над каждой абсурдной деталью. Подтверждения были повсюду. В воздухе явственно пахло нашатырным спиртом, вместо коек – грязные пластиковые матрасы. Утром и вечером приносили еду, вернее, какую-то жижу из размоченного картона, которая именовалась едой. Здешний устав состоял из настолько противоречивых пунктов, что всякое дело превращалось в бюрократическую волокиту на много часов. Стены здесь словно дрожали от напряжения, отовсюду раздавались тяжкие вздохи, разносившиеся гулким эхом в замкнутом пространстве. Все цвета здесь казались одним унылым размытым цветом. В общем, обстановка давила и угнетала, и апофеозом всей этой давящей серости была тучная надзирательница – четыреста фунтов, не меньше, – в будке из бронированного стекла. Надзирательница таращилась на Сэмпл как на логическую невозможность.

– У тебя нет никаких документов. Как мне тебя оформлять, если нет документов?

Сэмпл тоже таращилась на надзирательницу со своей стороны стекла. Отвращение и ярость в состоянии медленного кипения были заданы изначально, но Сэмпл хорошо понимала, что демонстрировать их бесполезно и даже опасно. Открытая конфронтация со сложной системой Некропольской городской тюрьмы могла закончиться очень плачевно, а именно – спровоцировать тюремные власти на применение грубой силы. Когда прошло первое потрясение после ареста и заключения в тюрьму, Сэмпл решила, что лучше пока подчиниться здешним, пусть и абсурдным правилам, осмотреться, оценить обстановку и тогда уже думать, что делать. В конце концов, у неё во владениях тоже есть тюрьма, и Сэмпл знала, что первое правило – не давать заключённым ни малейшего преимущества.

Разумеется, это была не её идея. Просто в своей досмертной жизни Сэмпл сподобилась дважды попасть в тюрьму. В первый раз её арестовали в Бейкерсфилде, штат Калифорния, за нарушение Общественного спокойствия, во второй – в Луисвилле, штат Кентукки, за непристойное поведение. Оба раза – на пике затяжного дебоша в компании местных ковбоев. Всякий раз, когда ей удавалось вытеснить Эйми из тела на пару дней, она отрывалась на радостях, как говорится, по полной программе. Из серии «напился – и ну буянить». Чтоб всем чертям стало тошно. Так что Сэмпл знала по опыту: заключённые никогда не выигрывают. Никогда. И логично было предположить, что это правило действует во всех тюрьмах, по обе стороны смерти.

Однако Сэмпл не могла не заметить, что в Некропольской городской тюрьме все действует кое-как, и это давало надежду, что она всё-таки сможет отсюда выбраться. В конце концов, она уже выбиралась из тюрем дважды, в Бейкерсфилде и Луисвилле. В первый раз, в Бейкерсфилде, она сперва передала контроль над сознанием обратно Эйми, но та доказала свою полную несостоятельность. Словом, толку от неё не было никакого.

Проснувшись наутро в грязной общей камере в окружении проституток, магазинных воровок и придурковатых бомжих, её дорогая сестрица, натурально, впала в ступор от ужаса. Сэмпл пришлось в спешном порядке брать управление на себя и выкручиваться самостоятельно.

В Кентукки она даже не стала будить Эйми – сама со всем справилась, «без никого». Разумеется, тогда в её распоряжении были деньги – кстати, очень солидные деньги, причём наличными – из Богослужебного Фонда Эйми Сэмпл Макферсон. А при деньгах свобода вполне достижима. Здесь, в Некрополисе, у неё были лишь ум, сообразительность и сексапильность. Но с другой стороны, в Бейкерсфилде и Луисвилле её больше всего волновало, чтобы дело не получило огласки. А сейчас ей нужно было лишь выбраться из тюрьмы. О ней могли написать хоть во всех некропольских газетах – ей было плевать. Она и прочесть-то их не сумеет.