Тони уже не было, куда-то подевалась любимая.

И тогда он стал убегать от быстрых и острых стрел.

В гараж сперва помчался. На гору.

Сел в свой любимый и родной «Москвич» и сиганул куда подальше. Куда глаза глядят… Без разбору.

Вскоре оказался на берегу моря. Или океана.

Чёрт их разберёт. Чем они отличаются? Непонятно.

Везде вода бескрайняя. Вода – она и в Африке вода.

Кинул Вася взор свой на море-океан.

А там акулы собрались в стаю, его ждут, глазами зыркают, зубами щёлкают, пасть раскрывают, плавниками машут: сюда, мол, иди… скорей… иди-иди… ждём, дескать, тебя… скушать хотим… съесть… слопать… сожрать… проглотить!!

Кошмар!! Ужас!!

Хоть стой, хоть падай… Жуть по всему телу разливается…

Бросил он машину свою (а ну её к монаху), рванул дальше в горы. По тропе и без тропы… По бездорожью… Куда глаза глядят. И… куда не глядят… Вслепую! Наобум!

Мчался изо всех сил… сломя голову… размахивая руками, топоча ногами, пятки только сверкали…

Нёсся туда… высоко… под небеса, как те стрижи, которых он в детстве видел.

А там, в горах, – дым, огонь, пепел, лава из жерла вулкана журчащая… ползучая… Жарко там… Искры летят… Всполохи… Духота… Зной нестерпимый… ох… и ах…

Ботинки задымились… подошвы вспыхнули… шнурки сгорели в один миг. Как порох. Как шнур бикфордов. Прошелестели только… Дело до ниток дошло. Тлеют.

Сейчас… вот-вот… развалятся башмаки… расползутся… по швам… на части…

Ноги босыми окажутся…

Как… ходить-то… по пеклу этому жгучему… ой… ай… уй… муй…

Стало страшно! Ух, как страшно! Жуть неописуемая!!

Зато тут акул нет. И стрелы не летают. Уже хорошо.

Поднялся ещё выше, на каменные россыпи.

Вокруг – никого. Только он, земля и небо. Тоже хорошо. Отлично. Превосходно. Стихия! И он! Человек! Единение!!! Можно, наконец-то, передохнуть.

Но не удалось: разверзлась под ним земля, камни вниз полетели, в пропасть.

И Василий вместе с ними. Э-э-эххх… зараза… жисть моя жестянка…

Летит он… а внизу кратер вулкана… лава горячая… Пекло… Ну всё… Конец…

Прощайте… Про… Аа-а-а-а-а-а-а!.. Аа-а-а-а-а-а-а!..

Опять истерический крик и вопль заблудившегося в пустыне бескрайней.

Снова кошмар.

Как быть? Что предпринять?

Каким образом выправить сие неприглядное положение?

Терзался он. Мотался из стороны в сторону… как дерьмо по Енисею. Изводился. Мучился. Из сна этого гадкого выбраться пытался. Щель искал, чтоб вылезти из него.

Насилу проснулся. Вновь весь в липком поту.

«Ох… Что это такое? Что за ночь такая страшная? Почему?.. За что?..»

Василию Никаноровичу поплохело. Очень.

Мысли нехорошие поселились в голове.

Что это? И почему? Кто? Кто его терзает?

Бедолаге вдруг стало казаться, что кто-то (но он никак не мог вычислить, кто тот негодяй конкретно…) испытывает его на прочность, хочет вывести из равновесия, довести до белого каления. Или вовсе уничтожить. Изжить напрочь. С лица Земли стереть. Убить. Похоронить. Закопать заживо. В вулкан сбросить. В море. В океан. Утопить. Растерзать. Сожрать. Проглотить.

Иначе никак нельзя объяснить то, что стоит только закрыть глаза, так снова начинается эта безудержная предсмертная круговерть: в который уже раз подряд летит он в страшную огнедышащую бездну, вновь просыпается в липком поту, заново терзается… сызнова сомневается… локти пытется грызть… наизнанку выворачивается… за разные места себя щипает… кусает… костерит себя милого… жалеет… вопросы задаёт…

И опять тоже самое… И сызнова так… И ещё… И снова… И в который уже раз…

Что за напасть такая?? Что за кутерьма?? Что за несчастье??

Где друзья?? Где приятели?? Где товарищи?? Почему не спасают??

Кошмары донимали раба божьего.

Спустя некоторое время Кульков успокаивался и в очередной раз засыпал.

И вновь одно и то же. Всё то же… И всё так же…

Эти душещипательные ужасы повторялись по новому кругу.

Кошмар продолжался… продолжался… и продолжался…

В очередной раз проснувшись в поту, Василий Никанорович лежал безмолвно.

Мыслей не было никаких. Уже всё передумал.

В голове каша из увиденного и обрывки из прошлого.

Чувства притупились. Только дрожь нескончаемая во всём теле.

Глянул в окно – темно… ни зги не видно.

«Скорее бы утро наступило… Скорее бы Тонечка вернулась… Ну скоко моно… Не могу уже терпеть…» – Кульков старался отвлечься и забыться.

Иногда это удавалось.

Но не всегда.

Кошмары преследовали его. Один за другим. И так без конца.

«Когда же утро… Ну, когда-а-а…» – шептал дрожащий как осенний лист Василий.

Настало утро, и вот на тебе – «здрасьте, пожалуйста!» – голову как будто в тиски железные зажало, в висках тикает, лоб чугунный, глаза стеклянные, лоб деревянный, уши вообще оловянные, в затылке торкает что-то по-зверски и тяжесть какая-то раздирающая давит, да так, как будто топором-колуном сзади саданули со всего маху, на темени гиря здоровенная двухпудовая стоит, мочи нет как тяжело, нос не дышит, сопли ручьём бегут, горло огнём жжёт, а в нём всё горит и пылает, пожар внутри немыслимый и вселенский, да вдобавок кто-то шилом острым в горле щемящем ещё тычет: тык-ток… тык-ток… тык-ток… Может, шилом, а может и штыком солдатским. Кто ж знает…

Ой, спасу нет… Ой, как больно… Ой, как страшно… Ой, как ужасно…

«Заболел, однако, не иначе… – испуг и боязнь вонзились острым кинжалом в мозг Василию; следом подоспели умные философские раздумья: – недаром болтают, что все болезни ночью приходят; и уходят они вроде как тоже ночью; но эта-то хворь незваная только-только пришла… заявилася, окаянная… которой же ночью она уйдёт?.. как долго это будет продолжаться?.. сколько времени мне мучиться?.. сколько?! кто ведает? кто?? как узнать?.. у кого?.. у кого спросить-то?.. вот страсти-мордасти… вот мученья зверские, вот испытанья божьи… ой, господи… ой, всевышний… помоги… пожалуйста…»

Кульков сидел на краю кровати, размышлял.

Трудно было, мысли в голову не шли. Да и как они в неё полезут, коль там боль дикая поселилася и бушует, скотина проклятая, мучает… жилы рвёт, наизнанку всего выворачивает… когда там ералаш сплошной творится.

«Ох, как же плохо мне… да ещё одному в доме. Почему так случилось? И именно теперь… именно сейчас… когда Тонечки рядом нет, роднулечки моей… Эх, грехи наши тяжкие… Как быть? Что мне делать? Что предпринять? Как снять эти оковы… Надо же было этому случиться… Кто этого пожелал мне? Кто враг мой? Кто?! Скажи!! А кто мне друг… Тэк-с… Думай, Вася, думай… Не вредчинай. На то и голова тебе богом дадена… Богом? Или мамой с папой… Ладно, после уточним. На досуге. А пока про болезнь надо помыслить. Как это она в меня внедрилась. Не спросясь… Да, точно… болезни приходят и уходят – так в народе говорят. Но иногда бывает – остаются они!! Некоторые надолго. Даже навсегда. Ого! А вот этого мне не надо! Совсем не надо. Нет! Абсолютно! Ещё чего не хватало. Нет! Не надо! Не! На! До! Я же работаю, тружусь, не щадя сил своих, от зари и до зари пашу как пчёлка, как шмель, ишачу как молотобоец, как папа Карло упираюсь, как раб последний на плантациях или на галерах, на службу хожу, служу исправно, пол топчу, денежки зарабатываю какие-никакие. На жизнь, на одёжу, на наше с Тонечкой пропитание, на наше с ней существование. На бытие! Чтоб не сдохнуть нам. Чтоб ещё какое-то время прожить, просуществовать, протянуть, проскрипеть. Хоть как-то… Хоть сколько… Чтоб выжить нам. Чтоб не окочуриться. Чтоб в ящик деревянный не сыграть. Чтоб не закопали нас в земле сырой и холодной… прежде времени… Да. Некогда мне болеть. И с супругой любимой ещё мы не все дела сделали. Жить нам ещё надо. Да! Надо! На! до! Жить! И не тужить! Как уж получится. Как уж сподобится. Вместе. Вдвоём. С милой. С родной. Лучше побольше и подольше. Многие лета. И радоваться нам, если повезёт, конечно… Вот как получилось… вот времена какие смурные настали… Трудные. Тяжёлые и муторные. Беспринципные. Да ещё черти окаянные вокруг… Куда только боженька наш смотрит… Куда?? На арене одни только черти да бесы… Дьяволы во плоти. Сатана сатанинская бал правит. Изверги и проходимцы вокруг. Бездари сплошь бездарные да безграмотные. Ох и ах… Бескультурье сплошное. И вежливость куда-то пропала. Исчезла. Испарилась. Померла… Покинула она народ свой. Собачатся все. Ругаются. Матерятся. Дерутся. Пластаются не на жизнь, а на смерть. Везде. И на улице. И дома. И на работе. В Думе даже! Да! В парламенте нашем! Не на жизнь, а на смерть. Это точно! До посинения черти полосатые хлещутся! До потери пульса! До изнеможения! Доколе это будет продолжаться? Вопрос, конечно, интересный… Вопрос, конечно, насущный… Но… ответа нет пока никакого… Бум ждать… Авось переменится… Авось образуется…»