Запасная связка ключей находится довольно быстро, а еще листок для записей и карандаш. Оставляю ему свой номер телефона и сообщение о том, что готова вернуть ключи в обмен на ужин.

Нахально? Да!

Импульсивно? Очень! И, чтобы не передумать, оставляю маленький клочок бумаги на тумбе, хватаю пальто и выскакиваю за дверь.

АНАСТАСИЯ

– Доброе…

Мужской голос с той самой ноткой хрипотцы, что последние три ночи преследует меня во взрослых снах, врезается в паутину невесомых воспоминаний, выплетаемую приятно удивленным сознанием. Тонкие нити безжалостно рвутся, возвращая мой разум в реальность.

Встряхиваюсь, точно чудом освободившаяся из цепкого плена бабочка. Расправляю крылышки, вздернув подбородок. Фокусирую чуть расплывшийся взгляд и, как ни в чем не бывало, приклеиваю к губам приветную улыбку.

Во взгляде устремленных на меня карих глаз мелькает узнавание, и даже уголки губ еле заметно скользят вверх, но это длится всего лишь считанные секунды. Щелк – и нечитаемая темнота заполняет всю радужку, пропуская по венам изморозь отчуждения.

– А почему посторонние в отделе? Кость. – Скидывая куртку, мой пятничный попутчик, а теперь еще и временный начальник, с недовольством в голосе обращается к парню, который привел меня. – Вы уже в хлам обленились?

– Артем Захарович, – ничуть не тушуясь, даже с толикой ехидства отвечает Костя, делая шаг в сторону выхода. – Эта, – кивает в мою сторону и с трудом сдерживает улыбку, – по вашу душу.

Тут же открывает дверь и, шутливо отдав честь, ретируется, дабы не попасть под раздачу.

В кабинете повисает звенящая тишина. Сижу, почти не дыша, и только лишь слежу за тем, как меняется выражение лица Артема… Захаровича.

Мужчина прищуривается, внимательно рассматривая меня, будто невесть откуда взявшееся пятно на только что вычищенных до блеска парадных ботинках, хмурится, и весь его вид отчетливо дает понять, что мое присутствие в его отделе – как чирей на пятой точке.

– Анастасия, – решаюсь представиться. – Анастасия Игоревна Пахомова, – добавляю, будто это что-то изменит в его отношении ко мне.

Ком горечи застревает в горле, и, главным образом, не от обиды, что меня не вспомнили: это еще можно понять – не в том он состоянии был, хотя мог бы и позвонить, хотя бы из вежливости поблагодарить за проявленную заботу. Ну, да ладно, Бог с ним, невелика потеря!

Больше задевает другое: моё честолюбие царапает поставленный им незримый штамп мне прямо на лоб «бездарная протеже».

– Ну что, Анастасия… – Майоров произносит мое имя, чеканя каждую букву, затем подходит к столу, который я нахально «приватизировала», опирается ладонями на его край и чуть наклоняется вперед. Расстояние между нами моментально сокращается до критического. Глаза в глаза. В моих ушах – легкий шум от бури резонансных эмоций, а в легкие пробирается аромат его парфюма, сбивая дыхание и учащая сердцебиение. Прикусываю щеку изнутри, чтобы не поддаться панике, в лучшем случае – сиюминутной слабости и…

– Давай договоримся сразу. – Уверенность в его голосе возвращает поток моих мыслей в нужное русло. – Ведешь себя тихо, никуда не лезешь, под ногами не путаешься, никому не мешаешь. А лучше сразу переходи в отдел к Волкову, все проще будет.

В глазах – строгость и предупреждение, чтобы даже не думала перечить.

Чертенок, дремавший до этого момента где-то глубоко в моем сознании, взбудораживается, воодушевлённый столь пламенной речью, и с язвительной ухмылкой тычет своим трезубцем в тихий омут моего благоразумия. Ухмыляется, будоража его. Виток-другой, и разум туманит замутненными водами противоречивости.

А вот хрен вы угадали, Артем Захарович! Я теперь не только никуда не уйду, хотя на пару секунд и мелькала такая мысль, – я теперь во все ваши дела и нос суну, и хвостиком за вами буду ходить, и даже во сне являться!

А еще… А еще… Еще…

– Артем Захарович, – вкладываю в голос столько приторной лести, что аж зубы сводит и слипается одно место, – а давайте вы будете моим парнем? – произношу, пристально глядя в темноту его негодующих глаз, – на время, – даю поблажку, – пожалуйста…

Минутная пауза. Тягучая тишина, и лишь тяжелое дыхание прожигающего меня свирепым взглядом мужчины закручивает пружину нарастающего напряжения.

– А ты не охренела, девочка?! – цедит он сквозь стиснутые зубы, играя желваками и сжимая ладонями несчастную столешницу до побелевших костяшек.

– Нет, – делаю самостоятельный вывод на свое предложение. – А как же «звездочки»? – Приподнимаюсь, упираясь локтями в стол, и, почти касаясь губами его гладко выбритой щеки, тихо-тихо произношу:

Шантаж, да, и меня саму от этого коробит, но коль скоро он и так повесил на меня бирку смазливой и несерьёзной фифы, то я ему и подыграю.

Раз… Два… Три…

Медленно и про себя веду отсчет до взрыва. Огненные всполохи в глубине потемневшего взгляда не сулят мне мирного исхода после такого моего сумасбродного заявления. И я жду, затаив дыхание, слушая стуки собственного сердца и все глубже утопая в бездонных омутах красивых глаз.

– Гражданка Пахомова. – Каменное выражение лица и лед в каждом звуке. —Мальчики для утех – в другом учреждении. На днях планируем облаву на одного из таких, вас непременно возьмем с собой и в качестве бонуса…

– Ой, я вы тоже по мальчикам? – перебиваю его, подливая масла в огонь и без того полыхающей злости.

Знаю, что перегибаю палку, нарываюсь, но остановиться не могу. Даже мой внутренний чертенок опасливо качает головой и, прикрывая свой зад, медленно отступает. Я же, видать, бесстрашная, и чувство самосохранения временно поставлено на паузу. Набираю в легкие воздуха, но сказать очередную колкость не успеваю.

От гнева огнедышащего «дракона» и моего скорого «возгорания» меня спасает телефонный звонок.

– Да! – хватая трубку стационарного аппарата, рявкает Артем, да с такой яростью, что стекла даже в пластиковых стеклопакетах жалобно звенят.

Напряженный, разгневанный, он сжимает кулак так, что слышен хруст несчастного пластика, попавшего в его руку. Четкий профиль, плотно сжатые губы и эта непослушная прядь, выбивающаяся из небрежно-стильно уложенных волос, в которые так и хочется запустить ладони.

Блин блинский!

Почему рядом с ним меня так штормит? То извести его хочу, то зацеловать. Надо бы выбрать одну концепцию своего поведения и строго её придерживаться. А в свете всех событий лучше остановиться на первой: она рациональнее и полезнее для душевного спокойствия.

Выдыхаю напряжение и откидываюсь на спинку стула. Удары собственного сердца отдаются в висках пульсирующим дискомфортом. Чуть морщусь и искоса поглядываю на притихших парней, ставших свидетелями нашей перепалки.

– Упс… – пожимаю плечами, с невинным видом. «Я нечаянно», – мысленно извиняюсь.

Сотрудники в тихом шоке, даже не скрывают своего любопытства, и я более чем уверена, что в личном чате они уже запустили тотализатор и принимают ставки, кто первый сдастся. Интересно, на меня кто-нибудь поставил?

– Выезжаем, – звучит, как сигнал стартового пистолета, и парни устремляют внимательный взгляд на начальника.

Трубка с грохотом опускается на аппарат. Артем уже не обращает на меня никакого внимания и общается только с повскакивавшими со своих мест сотрудниками. Бросая односложные фразы, он проверяет свое табельное оружие и уже спешит к выходу, абсолютно забыв обо мне.

– А я? – делаю попытку встать, но стул, словно специально, цепляется за что—то невидимое на полу и тормозит мою оперативность.

– А ты, – останавливается капитан почти у самой двери, разворачивается ко мне, делает шаг в мою сторону, – ты остаешься в отделе. Никого в кабинет не пускаешь, если звонит телефон – отвечаешь и записываешь всю информацию. Сидишь на месте и не отсвечиваешь, поняла?

Ответа от меня явно не ждут. Бегло окидывая взглядам помещение, Артем – мать его! – Захарович хватает со стеллажа неприметную серую папку и почти швыряет ее на столешницу передо мной.