Вот что сообщил агент в ФБР: «Не в состоянии найти себе приличное женское общество, мужской персонал посольства пользуется услугами группы советских проституток… Есть сведения, что эти женщины являются постоянными информаторами ГПУ.»

Кроме того, в шифровальной комнате посольства предавались половым извращениям. Вскоре по результатам проверки ФБР «небольшую группу холостяков» отозвали в Вашингтон, а в систему безопасности посольства внесли некоторые усовершенствования. Но беда в том, что агент ФБР не был специалистом в технике. Ему не пришло в голову поискать прослушивающие устройства. Когда наконец этим занялись в 1944 году, электрик из ВМС раскопал 120 спрятанных микрофонов лишь при первом поверхностном осмотре здания. Да и потом, по словам одного сотрудника посольства, «они появлялись в ножках всех новых столов и стульев, в штукатурке — где угодно.»

В начале 30-х г. Московский центр почти не интересовался сбором разведывательной информации в самих Соединенных Штатах. Однако к середине десятилетия несколько влиятельных нелегальных группировок Коммунистической партии США в той или иной степени поддерживали контакты с Коминтерном и советскими разведслужбами. Главным связующим звеном между подпольной партией и советской разведкой был Уиттакер Чэмберс, журналист строгих коммунистических правил, которому в 1932 году было приказано прервать все явные связи с компартией. В 1933 году Чэмберса отправили для разведывательной подготовки. По возвращении его главным оператором стал Сэндор Голдбергер, бывший коминтерновский аппаратчик, страшно похожий на Граучо Маркса, комика. Голдбергер активно работал на Четвертый отдел, и под именем Дж. Питерс четверть века был серым кардиналом КП США.

В 1934 году Чэмберс стал связным между Голдбергером и подпольной вашингтонской партячейкой, основанной Гарольдом Уэром, тайным коммунистом, работавшим в Министерстве сельского хозяйства. Он погиб в автомобильной катастрофе в 1935 году. Среди других руководителей, по показаниям Чэмберса, несколько лет спустя, были Джон Абт из Министерства сельского хозяйства (работавший впоследствии в Администрации по реализации общественных работ, сенатском комитете по труду и образованию и Министерстве юстиции), Натан Уитт из Министерства сельского хозяйства (позже работавший в Национальной комиссии по трудовым отношениям), Ли Прессман из Министерства сельского хозяйства (позже также работавший в Администрации по реализации общественных работ), Элджер Хисс из Министерства сельского хозяйства (позже работал в группе по расследованию деятельности военной промышленности специального сенатского комитета, Министерстве юстиции и Государственном департаменте), его брат Дональд Хисс из госдепа (позже работал в Министерстве труда), Генри Коллинз из Агентства национального возрождения (позже работал в Министерстве сельского хозяйства), Чарльз Крамер (он же Кривицкий) из Национальной комиссии по трудовым отношениям (позже работал в управлении по ценам и сенатском подкомитете по военной мобилизации), а также Виктор Перло из управления по ценам (позже работал в комиссии по военному производству и Министерстве финансов).

В 1935 году Хисс, самый сильный член ячейки Уэра, при поддержке Чэмберса основал «параллельный аппарат». Кроме него, в новую сеть Чэмберса в 1935—1936 гг. входили Гарри Декстер Уайт, занимавший неплохой пост в Министерстве финансов, Джордж Силверман, статистик в госучреждении (он позже работал в Пентагоне), который, похоже, Уайта и завербовал, и Джулиан Уодли, экономист с оксфордским образованием, который в 1936 году перешел из Министерства сельского хозяйства в отдел торговых соглашений Госдепартамента. Вашингтонские внедренные агенты руководствовались теми же мотивами, что и «кембриджская пятерка»: Коминтерн, считали они, вел тайную войну с фашизмом. Уодли позднее писал: «Когда стало ясно, что Коммунистический Интернационал стал единственной силой в мире, успешно противостоящей нацистской Германии и другим агрессорам, я предложил свои услуги советскому подполью в Вашингтоне как свой маленький вклад в борьбу с натиском фашизма.»

Осенью 1936 года резидент нового, Четвертого отдела, Борис Быков приехал в Вашингтон, чтобы забрать у Голдбергера агентуру Чэмберса. Позже Чэмберс описывал Быкова, которого знал, как «Питера», так: средних лет, метр семьдесят ростом, редкие рыжеватые волосы, носил дорогие шерстяные костюмы, обязательно шляпу. Правую руку всегда держал за бортом пиджака («как Наполеон»), вел себя «важно», но «что-то было в нем от хорька». Быков предложил давать всем членам подполья деньги, чтобы «были настроены на продуктивную работу». Когда Чэмберс заспорил, Быков дал ему тысячу долларов, сумму по тем временам порядочную, чтобы тот купил для четырех самых ценных агентов — Хисса, Уайта, Силвермана и Уодли — бухарские ковры. Каждому было сказано, что ковры — «подарок американским товарищам от русского народа».

К тому времени в Британии советской разведке удалось проникнуть только в одно из министерств. А в Вашингтоне советская агентурная сеть постоянно расширялась, охватывая все новые сферы в администрации Рузвельта. Но считалось, что внедрение в структуры Вашингтона далеко не так важно, чем проникновение в Уайтхолл. Москву гораздо больше интересовали крупные европейские державы и Япония, чем какие-то Соединенные Штаты. Быкова не особенно волновали детали американской политической машины. Как и Голдбергер, он задался целью собрать максимально полные данные по Германии и Японии, в частности, «все, что относится к приготовлениям немцев и японцев к войне с нами».

Быков ругал Уодли на чем свет стоит за то, что тот не смог добыть госдеповских документов по немецкой и японской политике. Хиссом он был доволен больше: осенью 1936 года он стал помощником Фрэнсиса Б. Сэйра, который тоже, в свою очередь, был помощником госсекретаря. Так Хисс получил широкий доступ к сообщениям дипломатов и военных атташе. К началу 1937 года он носил Чэмберсу документы пачками каждые десять дней, а то и еженедельно. Самыми важными из них Быков, наверно, считал оценку японской политики во время китайско-японской войны. Второго марта 1937 года пришла телеграмма со ссылкой на неназванных высокопоставленных японских военных о том, что «они смогут вести успешную войну против России, без труда удерживая китайцев на фланге». В госдепартаменте Хисс свою деятельность маскировал так же ловко, как и позже Маклин в британском МИДе, Даже Уодли не подозревал, что Хисс работает на русских: «Я считал его очень умеренным приверженцем Нового курса с сильными консервативными убеждениями.» Позже Сэйр пришел к выводу, что документы, похищенные Хиссом, «видимо», позволили русским разгадать американские дипломатические шифры. Ему и в голову не пришло, что их уже давно хорошо знали, внедрившись в американское посольство в Москве. Отсутствие интереса в американских разведданных отражалось и в кадровой работе, и в методической. Голдбергеру и Быкову не тягаться было с Дейчем или Маем. Во время курса подготовки в Москве в 1933 году Чэмберс явно вопреки инструкциям слал друзьям в Штаты открытки. В одной он давал «советское благословение» новорожденному. Вернувшись в Штаты, он стал играть в странноватые шпионские игры, например, принялся говорить с легким акцентом, и Уодли с другими агентами подумали, что он не американец. Но и Голдбергер, и Быков закрывали глаза на нарушения правил и дисциплины. Некоторые дружки его знали, что Чэмберс занимается «очень секретной работой», а однажды тот и прямо заявил, что «занимается контршпионажем; в пользу Советов против японцев». К своему ведущему агенту, Элджеру Хиссу, Чэмберс относился, как к другу семьи, он с женой даже жил у Хисса дома. Другие агенты тоже друг с другом общались тесно, ходили вместе в гости, на выставки, играли в настольный теннис.