Главным пропагандистом «пятерок» был Семен Николаевич Ростовский, нелегал ОГПУ и помощник Мюнценберга, который жил в Лондоне под фамилией Эрнст Генри (впоследствии он несколько раз незначительно изменял написание фамилии) и был известен как журналист. В августе и сентябре 1933 года он написал три статьи под общим названием «Революционное движение в нацистской Германии» для ведущего английского левого еженедельного издания «Нью Стейтсмен». Первая статья носила подзаголовок «Пятерки (фюнфергруппен)». В ней автор впервые публично признавал существование «пятерок» и настаивал на том, что они работают, и весьма успешно:

«Вполне возможно, что история не знает больше ни одного примера, когда тайное революционное движение возникло в такой короткий срок и при этом сумело создать полную организационную структуру и добиться серьезного влияния на территории всей страны… „Пятерки“ пронизали практически всю немецкую промышленность; они действуют практически на всех заводах и фабриках и в большинстве крупных организаций».

Утверждалось, что в «пятерках» участвовали многие бывшие социалисты, республиканцы, либералы и католики, которые «под коммунистическим руководством… похоронили свои прежние разногласия и проводят лишь одну политику — антифашистскую.»

Помимо подпольной печати, пропагандистской литературы, организации демонстраций и сбора данных по «террору Гитлера», «пятеркам» удалось проникнуть в нацистское рабочее движение. Члены «пятерок» готовились парализовать систему изнутри. Пример «фюнфергруппен», таким образом, продемонстрировал необходимость проникновения и сбора разведданных в войне с фашизмом. Тайные сети нацистов, утверждал Генри, набрали такую мощь и распространились так широко, что создали некий скрытый «фашистский интернационал». Несмотря на это невероятное преувеличение, романтический рассказ Генри о «пятерках» и их пролетарском крестовом походе против тирании нацистов так глубоко затронул «Нью Стейтсмен» и многих из его читателей, что они сменили недоверие на веру. Редактор издания Кингсли Мартин настаивал, что «факты», приведенные Генри, «не подлежат сомнению».

В марте 1934 года Генри еще более подробно изложил свою аргументацию в книге «Гитлер над Европой?», выдержавшей два издания в последующие несколько месяцев. От этой книги, по выражению «Тайме», «у демократов мурашки поползут». В этой книге, как и в более поздних изданиях, Генри пытался внушить читателю, что перед ним стоит простой и очевидный выбор: Берлин или Москва. Например, он писал, что «в современном мире, разделенном (этими) гигантскими противоборствующими силами и находящемся на грани окончательных перемен, нет и не может быть политической или социальной беспристрастности.» По его мнению, поиски среднего пути означали следование элементарному либеральному эскейпизму. В частных беседах с сочувствующими Генри выражался несколько более личностно. «Вы, англичане, — говорил он, — просто либеральные доброжелатели». Таким образом, все ценности либеральной демократии вполне достоверно изображались лишь как попытка умиротворения. При этом Генри подразумевал, что антифашистски настроенные британские интеллектуалы, если они готовы не ограничивать свои антифашистские устремления лишь словами, должны выразить «солидарность» (ключевое слово в словаре Мюнценберга в разговорах с несформировавшими свои политические симпатии интеллектуалами) с угнетаемыми немецкими рабочими, присоединившись к их тайной войне с фашизмом. Для Берджесса, в частности, наиболее колоритного из молодых коммунистов Кембриджа, это было совершенно неотразимым доводом. По словам одного знакомого, Берджесс взялся за организацию своей собственной «пятерки».

В апреле 1934 года Брайан Хоуард, один из ближайших друзей Берджесса и, как и сам Берджесс, отъявленный марксист-гомосексуалист из Итона, напечатал в «Нью Стейтсмен» рецензию на книгу «Гитлер над Европой?». И хотя Ивлин Во, цитируя высказывания леди Кэролайн Лэм о Байроне, отзывался о Хоуарде как о «сумасшедшем, дурном и опасном» человеке, тот тем не менее быстро становился в мире литературы влиятельной фигурой. Хоуард вознес книгу Генри до небес, назвав ее, «возможно, лучшей книгой о „третьем рейхе“, когда-либо изданной на английском языке… Книгу Эрнста Генри должен немедленно прочесть каждый, кто серьезно стремится понять истинную основу гитлеризма… Эта книга впервые раскрывает динамику нацистского движения.» Далее Хоуард согласился с анализом «знаменитых революционных пятерок» и закончил трибунным призывом к английским антифашистам «объединяться» без промедления.

Карьера Генри в советской разведке длилась полвека, начиная с положения нелегала ОГПУ в промежутке между двумя мировыми войнами и заканчивая работой в Пятом управлении КГБ при Андропове. После того как Генри помог завербовать Берджесса в 1933 году, он и поколение спустя имел инструкции следить за ним в последние, пропитанные алкоголем, годы московской ссылки перед смертью Берджесса в 1963 году. Неудивительно, что Генри никогда не соглашался публично говорить о подробностях своей карьеры разведчика. Однако в 1988 году он в конце концов признался западному писателю, что вербовал талантливых агентов для КГБ в Кембридже в тридцатых годах и поддерживал контакт с Берджессом и Доббом.

Берджесс познакомился с Генри, когда тому еще не было тридцати. Это был стройный невысокий человек, носивший пышные усы и уже начавший лысеть. Как и Мюнценберг и Кац, он был экстравертом, человеком обаятельным, чья манера общения не ограничивалась какими бы то ни было национальными рамками. Он совсем не был похож на ограниченных начетчиков-сталинистов, постепенно приходивших к ключевым постам в значительной части НКВД. Эдит Коббетт, работавшая на Генри десять лет спустя, когда тот был редактором «Совьет Ньюс» в Лондоне, нашла того «весьма обаятельным человеком», с которым всегда интересно: «Я думаю, что пока я работала с ним, мне приходилось смеяться чаще, чем в какой-либо другой период моей жизни». Генри предпочитал официально поощряемым представителям «социалистического реализма» таких художников, как Пикассо и Матисс, носил отлично сшитые английские костюмы и с удовольствием смотрел вестерны. Он также был способен на проявления неуважения, о которых в Советском Союзе и помыслить было невозможно. После прочтения ряда типично монотонных сталинистских речей, Генри однажды сказал Эдит Коббетт: «Было бы здорово, если бы кто-нибудь сказал что-нибудь новенькое, например, „Черт бы побрал Сталина!“. Однако Генри был идеалистически настроенным коммунистом, а также патриотом России. Он невероятно гордился достижениями Советского Союза и экономическими переменами, осуществленными в результате „пятилеток“. В течение всей своей долгой карьеры журналиста и советского разведчика Генри проповедовал необходимость „перестать недооценивать революционные настроения и силу молодежи“: „В течение почти двух столетий буржуазное общество по-настоящему боялось лишь рабочего класса. Теперь оно начинает осознавать, что есть еще одна сила, которую нужно опасаться. Это молодежь, которой до последнего времени приказывали молчать и делать то, что ей говорят.“ В 1982 году Генри критически писал о „как правых, так и левых экстремистах“ за то, что те играют на чувствах „восприимчивых“ студентов. За полвека до этого он сам не без успеха играл на тех же чувствах. Он признавался в 1988 году, что к его немалому удивлению его вербовочная деятельность в Кембридже не привела к аресту.