Ликвидация свобод в Польше, хотя реальные масштабы этого в Вашингтоне даже не представляли, стало основной причиной первого серьезного столкновения преемника Рузвельта Гарри С. Трумэна с советским руководством. Во время первой встречи с Молотовым 23 апреля 1945 года новый и неопытный президент открыто заявил, что американо-советские отношения не могут далее строиться «по принципу улицы с односторонним движением» и что в будущем России придется выполнять свои обязательства. Молотов побелел и вначале не нашелся что сказать. Но потом ответил: «Со мной за всю жизнь так не разговаривали.» На что Трумэн, как он сам вспоминает, ответил: «Соблюдайте соглашения, и с вами никто не будет так говорить.»

После смерти Рузвельта Гарри Гопкинс жил почти забытым в своем доме в Джорджтауне — районе Вашингтона. Он пережил президента всего на девять месяцев. Ахмеров, правда, как всегда заявляя, что говорит от имени Сталина, пытался убедить его, что ему снова предстоит сыграть важную роль в этот критический для американо-советских отношений момент. В середине мая Аверелл Гарриман, американский посол в Москве, и «Чип» Болен разработали план, по которому Трумэн должен был послать Гопкинса в Москву для решения некоторых наболевших вопросов непосредственно со Сталиным. Реакция Гопкинса на предложение заслуживает внимания. Он сказался больным настолько, что принимал гостей, лежа в постели, «но при упоминании о полете в Москву вновь преобразился в того самого пожарного коня, который заслышал звук сигнального колокола.» Госдепартамент и новый государственный секретарь Джеймс Ф. Бирнс считали, что Гопкинс слишком субъективен и не сможет правильно расценить разглагольствования советского руководителя. Трумэн отверг их возражения. Москва на предложение о визите ответила оперативно и с радостью.

На первой встрече со Сталиным 26 мая Гопкинс подчеркнул важность сохранения в неприкосновенности «всей структуры мирового сотрудничества и отношений с Советским Союзом, ради создания которых президент Рузвельт и маршал (Сталин) так много потрудились.» Основной причиной утраты в Америке доверия к сотрудничеству с Советским Союзом является «наша неспособность провести в жизнь ялтинские договоренности по Польше.» Ряд историков, даже не подозревающих о том, что НКВД/НКГБ считало Гопкинса своим агентом, были поражены явно просоветским подходом Гопкинса. Войтех Мастны пишет:

«Гопкинс использовал недавний неблагоприятный поворот в американском общественном мнении в отношении России, но не связал эту перемену с действиями Советского Союза. Вместо этого он, положительно оценив действия Сталина, поддержавшего идею Рузвельта о новой „структуре мирового сотрудничества“, как бы снял с него вину. Отсутствующие англичане оказались в роли виновных, и Сталин не преминул воспользоваться возможностью осудить их.»

Сталин заявил, что английские консерваторы, включая Черчилля, выступали против советского плана свободной Польши, потому что стремились возродить враждебную «санитарную зону» вокруг СССР. Вместо того, чтобы оспорить такое неверное толкование политики Англии, Гопкинс еще дважды подчеркнул, что Америка проводит совершенно иную политику. Соединенные Штаты хотят, чтобы все соседи Советского Союза были дружественными странами. В таком случае, возразил Сталин, они могут легко достичь соглашения по Польше. Гопкинс ответил, что рад слышать это от Сталина.

«Мы примем любое правительство в Польше, — продолжал Гопкинс на следующий день, — которое изберет польский народ и которое будет дружественным по отношению к Советскому правительству.» Ни Гопкинс, ни Трумэн в тот момент не понимали неприятной истины, что ни одно польское правительство не может отвечать этим двум требованиям. Профессор Мастны, снова, не подозревав об отношении НКВД к Гопкинсу, пишет в заключение, что «в конце концов Гопкинс согласился на советское предложение… Польский вопрос, таким образом, был решен Гопкинсом и Сталиным без англичан.» Руководимое коммунистами временное правительство было расширено за счет чисто символических представителей поляков, находившихся в изгнании в Лондоне, а Миколайчик получил престижный, но практически бесправный пост заместителя премьер-министра. Неразрешимая проблема проведения свободных выборов постоянного правительства была отложена в сторону. Хотя Гопкинс и вышел за пределы данных ему полномочий, Трумэн приветствовал соглашение считая его средством укрепления военного альянса. НКГБ полагал, что с помощью Гопкинса одержал победу над американским империализмом. Дело же, скорее всего, обстоит так, что хотя влияние Гопкинса на Рузвельта, а первоначально и на Трумэна служило советским интересам, он никогда не был сознательным советским агентом. НКГБ через Ахмерова еще раз воспользовался его страстным желанием лично участвовать в укреплении советско-американских отношений и его наивной верой в то, что Сталин разделяет его приверженность новому мировому порядку. Устраивавшая всех формула решения польской проблемы, согласованная Сталиным и Гопкинсом, была утверждена на встрече «Большой тройки» в Потсдаме в июле-августе 1945 года, на которой Гопкинс не присутствовал. Но по мере того, как пренебрежение Советским Союзом правами человека становилось все труднее игнорировать, даже вера Гопкинса в будущее советско-американских отношений дала трещину. Не успел он уехать из Москвы, как начался показательный процесс над 16 польскими лидерами, для которых он просил помилования. Гопкинс умер в январе 1946 года, расставшись с некоторыми своими иллюзиями.

Американской посол в Варшаве Артур Блисс Лейн печально констатировал, «что НКВД и УБ так туго натянули поводья власти, что никакая демократия в нашем понимании этого слова не будет возможна в Польше еще долгие годы.» Советский контроль над действиями УБ был наиболее пристальным в 1944—47 годах, когда в каждом отделении УБ был советский советник с правом принимать окончательное решение. Преподаватели первых школ УБ должны были предъявлять черновики своих лекций советникам, которые вносили в них изменения по своему усмотрению. В период между 1947-м и 1949 годом советников убрали из районных отделений УБ. К моменту смерти Сталина в 1953 году число советников в провинциальных отделениях за пределами Варшавы сократили до двух. В некоторых операциях, в особенности по фальсификации выборов, УБ проявило себя слабым учеником. В Ялте Молотов заявил, что для организации выборов в Польше потребуется всего месяц. На самом же деле УБ было настолько не уверено в своей способности совладать с двумя ведущими оппозиционными партиями — Крестьянской партией и Христианской партией труда, что выборы перенесли на январь 1947 года, явно рассчитывая на помощь сильных снегопадов. Но даже и через два года подготовки к фальсификации выборов свидетельства фальсификации были настолько очевидными, что удивились даже советские советники УБ. В течение года оппозиционные партии были запрещены. Во избежание неудачи на следующих общих выборах в 1952 году и для обеспечения значительного преимущества руководимой коммунистами Польской объединенной рабочей партии (созданной после «слияния» с социалистами в 1948 году), советские советники провели трехмесячные курсы, на которых мисс Конопко дала подробнейшие инструкции по подлогу и технологии подготовки заранее результатов выборов.