– Очевидно, сегодня не мой день, – снова начала я, когда мы наконец закурили, – я всё время болтаю ужасные глупости. Прошу меня извинить.

– Что вы, – немедленно возразил он, – вы очень забавная. И искренняя к тому же. Я сам чертовски устал за последнее время и с удовольствием расслаблюсь в вашей компании. Знаете, как трудно бывает всё время говорить то, что надо, а вовсе не то, что думаешь, и, тем более, не то, что хочется. Так что буду только рад, если вы заразите меня своей искренностью. И начну я, например, с признания, что рекламу и сам не люблю. Не знаю ничего аморальнее. Этакий отвратительный способ воздействия на массовое сознание. Но очень денежный, надо признать. Поэтому и приходится с ним мириться, по человеческой, так сказать, слабости. Это бизнес, – заключил он, мягко коснувшись моей руки.

Я дёрнулась так, словно ко мне подключили двести двадцать вольт. Селивёрстов на это никак не отреагировал, просто спокойно убрал руку, продолжая смотреть на меня и улыбаться. Я окончательно почувствовала себя полной идиоткой и затосковала ещё сильнее.

«Глупая кляча, – стучало в голове. – Перед тобой сидит шикарный, уверенный в себе мужик, а ты мало того, что не можешь двух слов нормально связать, так ещё дёргаешься как припадочная!»

Селивёрстов придвинулся ближе к столу, и до меня снова долетел едва уловимый аромат его одеколона. Я ощутила странную тяжесть во всём теле. Это окончательно испортило мне настроение, и я нахмурилась.

– Ну что ж, продолжим урок искренности, – вновь заговорил он. – Положа руку на сердце, вам у нас нравится?

Я собрала в кулак всё своё мужество и решительно сказала:

– Нет. А теперь снова можете смеяться.

И он рассмеялся. Тут совершенно неожиданно я присоединилась к нему, да так звонко, что официант выглянул из-за портьеры, но тут же скрылся.

Селивёрстов снова промокнул глаза салфеткой, а я почувствовала, что, кажется, начинаю немного расслабляться.

В этот момент явились официанты, неся закуску. Один поставил перед Георгием блюдо с морепродуктами, другой – передо мной большую плоскую тарелку с чем-то, очень красиво разложенным и, добавив: «Ваш салат. Приятного аппетита!», чинно поменял пепельницы и удалился.

Я решила наконец для разнообразия начать вести себя прилично и, осторожно потянув вилкой что-то длинное, положила в рот и начала было жевать, но тут же снова ляпнула:

– Ой, как вкусно! Что это?

Георгий, хохотнув, положил себе на тарелку громадную золотистую креветку.

– Это бананы в карамели, жаренные с кедровыми орешками и зёрнами граната. А там внутри ещё есть курица. Мой любимый салат, поэтому я и заказал его для вас. Рад, что наши вкусы сходятся не только в отношении рекламы.

При упоминании рекламы я снова вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и принялась есть, решив на время отложить разговоры о работе, всё больше входя во вкус и усердно жуя.

Селивёрстов поглядывал на меня с видимым удовольствием, ловко расправляясь с осьминогами и улитками. Ел он с завидным аппетитом, запивая сухим вином, которое официант принёс нам к закускам и разлил по бокалам.

Поначалу я думала, что мне не съесть и половины этой огромной порции, но к своему удивлению, довольно быстро обнаружила, что почти всё слопала и смущённо подняла глаза на Георгия, который тоже опустошил своё блюдо и теперь вытирал руки влажной, благоухающей лимонным ароматом салфеткой, лежавшей рядом с ним на стеклянной тарелочке.

– Должен признаться, не выношу женщин, имитирующих плохой аппетит, – слегка дрогнув губами, сказал Селивёрстов. – Очевидно, это видится им неотъемлемой частью имиджа светской дамы. Настоящая леди никогда не бывает голодна и всегда скучает.

– Почему? – в очередной раз похвасталась эрудицией я.

– Так принято, – развёл он руками. – Но я очень рад, что вы не их числа. Я просил подать горячее минут через сорок. Не возражаете?

– Нет, – замотала я головой.

– Прекрасно. Тогда можем пока закурить. Если вы опять же не возражаете, – добавил он с улыбкой.

– Нисколько.

– Да у вас, оказывается, покладистый характер, – усмехнулся он.

– Уж куда. Это всем бросается в глаза, – хмыкнула я и слегка отодвинула тарелку, но тут же вернула её на место, так как твёрдо решила следовать хорошим манерам, вспомнив, как в детстве мне объясняли, что это неприлично.

Вскоре подошёл официант и забрал тарелки, а мы с удовольствием закурили, откинувшись на спинки обитых шёлковой материей стульев.

Разговор потёк как-то незаметно, и Георгий оказался очень умелым рассказчиком, занятным и остроумным, я смеялась и задавала вопросы, он отвечал с удовольствием, а потом сам стал меня расспрашивать, и я не заметила, как многое ему о себе рассказала. Он слушал внимательно, кивал, иногда удивлённо поднимал бровь и вообще был очень мил.

Тут лежащий на столе рядом с Георгием мобильный телефон исполнил начало большого па-де-де из «Лебединого озера», и он, откинув крышечку, раздражённо произнёс:

– Да, слушаю. В чём дело? Ну я же объяснял. Вы можете, наконец, сделать хоть что-нибудь без нянек? Хорошо, сейчас перезвоню, – и улыбнувшись мне, сказал уже совсем другим тоном:

– Бога ради извините меня, Марианночка, я отлучусь буквально на минуту, – после чего встал и вышел из зала.

Оставшись одна, я, по обыкновению, накинулась на себя с удвоенной яростью.

«Что ты язык распускаешь, тетеря! Вино, что ли, в голову ударило? Кто тебя просит лезть со своими мемуарами? Если он и не прочь затащить тебя в койку, так меньше всего его интересуют твои откровения!»

«Господи, какая он прелесть, – бестолково лопотало сердчишко, словно и не слыша доводов рассудка. – Вот так бы сидеть вечно, смотреть на него, слышать его голос, и лети всё в тартарары…»

«Чёрта с два тебе голос его нужен! Ты сама больше всего в койку хочешь прыгнуть, милочка!» «А если и хочу?! Кого это, собственно говоря, волнует? В конце концов, я взрослая баба, сама за себя отвечаю. Мне не надо у гувернантки отпрашиваться, чтобы переспать с мужиком, ясно?!»

«Да уж ясно, яснее некуда! Только смотри, чтобы локотки свои потом кусать не пришлось. Близко, да не укусишь! Ведь сразу видно, что он кобель отъявленный. Ты ведь только что от своего такого же насилу отделалась. Ну давай, давай! Заделайся тридцать третьей содержанкой с левого фланга! За салат с коктейлем!»

«При чём здесь салат? Я просто хочу его!»

«Что ты сказала?! Я не ослышалась?»

«Х-о-ч-у. Повторить по буквам?!»

– О чём вы так глубоко задумались, Марианна? И бровки нахмурились. Вспомнилось что-то неприятное?

– Нет-нет… это я просто…

Господи, я совершенно не заметила, как он вернулся и теперь сидел напротив, вытянув под столом ноги и привычным движением расслабляя узел галстука.

– Вы не скучали? – спросил он, слегка улыбнувшись. – Негодяй, изобретший мобильный телефон, заслуживает публичной казни.

– Как вы, оказывается, кровожадны! – засмеялась я, с трудом приходя, наконец в себя от бурного общения с собственной совестью. – И часто вас посещают такие желания?

– Очень редко. Только в особых случаях. – Его взгляд показался мне таким отчаянно долгим, что я неловко заёрзала на стуле, как двоечница под взглядом строгого учителя.

– И много у вас этих самых особых случаев? – глупейше сморозила я, изнывая от мягкого излучения его карих, с золотистыми искрами, глаз.

– Нет, – сказал он очень серьёзно, продолжая смотреть мне прямо в глаза. – Не много. У меня совсем не много таких случаев, Марианна. Совсем не много, – повторил он в третий раз, по-прежнему не отводя взгляда.

Я почувствовала, как сотни огромных муравьёв гуськом отправились в путешествие по моему позвоночнику.

– Прошу прощения, горячее подавать позволите? – услышала я голос подошедшего официанта.

Муравьи явно замедлили свой бег, зато подключились пчёлы, и я явственно услышала в ушах их мерное жужжание.