А как же обеты жреца? Это было настояние матушки, сам он никогда не желал такой жизни. Родители его продали одной богине, затем заставили служить другой. Возможно, поцелуй ‒ это было первое, что он сделал по собственному выбору. Сейчас он был зол, и внутри бушевала целая буря эмоций, но он был уверен, что ни разу не пожалеет о том, что сделал. Быть может, они вовсе не вернутся из храма Грот, так хоть остаток жизни Сай хотел прожить так, как хочет он сам, а не как за него кто-то решил.
И Мара была более, чем удовлетворена таким ответом. Долгожданный стон от вкуса мужских губ, от вкуса его губ вырвался томительной песней. Хвост рвал и метал из стороны в сторону от возбуждения, от счастья и злости, с которой она терзала его губы. Жадно, сладко, горько — всё одновременно, но от этого не менее прекрасно.
Неужели это случилось? Неужели их все вопросы вот так разом решились одним махом? И было ли это… заключением их отношений? Да кто сейчас вообще об этом думал? Марвало наконец-то получила свою самую долгожданную конфету, которой собиралась насладиться, вбирать. Плевала на его мнение, потому что Сайман достаточно сыграл на её нервах. Это будет здесь и сейчас! Во тьме города Иль, рядом с пивнушкой, но с таким желанным мужчиной, который еще три минуты назад казался таким же недоступным, как солнце!
Марвало приняла роль жертвы, как всегда любила это делать в начале игр, завлекая мужчину, играясь на его инстинктах. У Саймана тоже они были, что он сейчас наконец-то показал. Обвив его шею ладонями, приподнимаясь на цыпочках, она двигала бедрами из стороны в сторону, талия двигалась плавно, показывая его пальцам, чего они были лишены три месяца. Её гибкость, нежность открытой, но в то же время закрытой кожи.
Мара сразу перешла к активным действиям ‒ её язык проник в столь противный рот Самана, когда он начинал читать свои нравоучения. Но сейчас такой горячий от той же злости, от её губ, от слов… Боги, знала бы Мара еще тогда, в каюте, какой был рот Саймана, она бы в то же утро изнасиловала его, как и делает это сейчас. Потому что язычок проникал в рот резко, без предупреждения, заставлял своего партнера с ним играться, ставил свои правила игры.
Одного этого поцелуя Маре хватило, чтобы улететь куда-то в космос. Воздуха не хватало ‒ она просто забывала, как нужно дышать. Голова приятно закружилась, а хвост, наконец-то найдя себе занятие, обвил ногу Саймана в самом верху, проверяя его готовность и желание.
Знала бы она, сколько лет ему приходилось сдерживать себя, не поддаваться всем искушениям, и только эта наглая соблазнительница сломала его защиту в пух и прах. Выпуская все свои греховные мысли, которые мучили его каждый раз, когда она была рядом, Сайман плотно прижимал Мару к внешней стене грязной пивнухи, но его абсолютно не волновал тот факт, что на том же самом месте какой-то моряк мог обжиматься с женщиной за деньги.
Сай был нетерпелив, будто ребенок, которому до этого момента разрешали только смотреть на любимую игрушку. Задрав майку Мары, он быстро нашел ладоням место на груди. Ещё совсем недавно он и подумать не мог, что когда-нибудь прикоснется к ней, и потому не мог насытиться, постоянно заставляя себя замедляться. Ее язык сводил его с ума, а нахальный хвост, коснувшийся того, на что не имел прав, заставил его резко толкнуться бедрами вперёд и выдохнуть. Но это позволило ему на какое-то время прийти в себя.
Сай разорвал поцелуй и заглянул в глаза Марвало. Что же он делал? А как же все его разговоры о чистоте души, о том, что предаваться греху можно только в законном браке? К черту все, он просто женится на ней и уже точно никуда не отпустит, ни к какому другому мужчине. Снова впился ей в губы, с ещё большей охотой вступая в игру с языком. Его руки переместились на бедра Маре, без ошибок находя край короткой юбки, будто он с точностью знал ее длину, Сай снова подался вперёд низом живота и одновременно толкнул ее на себя. Мантия жреца сейчас только мешалась, добавляя ткани между ними, штаны казались как никогда тесными, он приподнял Мару и прижал ещё сильнее к стене, придерживая руками за бедра, делал характерные движения, потираясь набухшим членом о низ ее живота. Он долго терпел, давно мечтал, а сейчас просто не знал, как будет лучше. Как доставить ей то наслаждение, которого она хотела. Как стать лучшим мужчиной для нее?
Мара как последняя шлюха издавала пошлые звуки, постанывала ему в губы, мычала, но она не привыкла сдерживаться, если хорошо. А с ним было чертовски хорошо. Раньше ее хотели… Просто телом, не душой, а Сайман хотел её всю без остатка, что он показывал своим нетерпением. Ей нравилось. Ей безумно нравилась его агрессия от незнания; нетерпение, отчего он не знал, что делать дальше.
Оказавшись в его объятиях, Мара обнимала его руками, ногами, да даже чертовым хвостом. Лишь бы теснее, лишь бы плотнее быть с ним. Но того было так мало. Она ждала слишком долго. Не только мужчины, но его самого. Терпеть еще? Всего пять минут прелюдий? К черту их! Сейчас! В себя! Без остатка.
У Марвало сносило крышу от его поцелуя. Хвост бессвязно делал какие-то попытки опуститься, нащупать что-то, но то и дело случайно попадала на собственное бельё, а нужно было отыскать край его штанов, путаясь в слоях одежды, в его треклятой зеленой мантии, которую Мара любила, но сейчас хотела сжечь!
И когда удалось, тонкий хвост проник внутрь, намекая, что он должен здесь найти. Обвив член, хвост сделал несколько движений, побуждая его немедленно снять с себя одежду, сделать наконец-то то, что они хотели оба: стать одним единым целым чувств, страсти и похоти. Он был гибким, но в нём не было мышц, потому никакого удовлетворения на стволе члена он не приносил. Только щекотка, невыносимое мучение в виде издевательств, дразнения.
Марвало считала это нечестным. Он тоже должен был сходить с ума; он не должен думать, он должен делать и кричать от восторга. Называть богиней именно её! Не Мигу, не Индру, не Суну, а Марвало!
Оторвавшись от его губ и заменив вместо своего языка пальчик, играясь с его языком, наслаждаясь тем, как он целует её, облизывает, проводит кончиком языка по всему основанию рваные линии, Марвало смотрела греховным взглядом на это и представляла, как такими же движениями она доставляла удовольствие самому Сайману. Но вместо этого опустила голову, осторожно, стараясь не задеть его лицо рогами, отыскала особенно скрытое место на шее ‒ около уха чуть глубже за воротом мантии и, покусывая кожу, закрывала каждый укус, каждую метку своими губами. Особенно нравилось ощущать его вкус, лаская языком так же, как он её пальчик.
С каждым таким прикосновением Сайман терял голову все больше. Он уже не мог сдерживаться и, раскрыв широко рот, отталкивая языком ее пальцы, он впился в шею Маре, возвращая жаркие поцелуи. Ее стоны были лучшим, что он слышал в жизни. И он хотел ещё больше и громче. Но для этого ему придется отпустить ее. Совсем ненадолго, но так не хотелось!
Зато он думал о том, что сделает сразу после этого. Поставив Мару на ноги, Сай снова поцеловал ее губы, обещая скоро вернуться к ней. Руки быстро справились с пуговицами на мантии, и он скинул ее с себя на землю. Мигу лучше не участвовать в том, что здесь будет дальше. Сайман развернул Мару к себе спиной и снова вжал в стену, но его руки проникли между ней и деревяшкой. Одна легла на грудь, мягко сжимая ее и играясь с сосками, а вторая прошлась по бедру, задирая и без того короткую юбку, нащупала белье, под которое он сразу забрался пальцами. Она была готова так же, как и он. Горячая и влажная. Нежно двигая пальцами, которые не были грубыми из-за работы, он проник внутрь нее, предвкушая, как на месте пальцев окажется его член, который продолжал гладить ее шаловливый хвостик.
Он не знал, чувствовали ли ее рога что-то так же, как кожа, когда он водил по ним носом, но очень скоро он переключился на ее плечи, смахивая носом лямку маечки. Он покрывал ее кожу поцелуями и горячим дыханием, а услышав звуки, которые издавали его пальцы, проникая в нее, его выдержке пришел конец. Рывком развернув к себе Мару обратно, он сам не понял, когда успел снять штаны, но вновь подняв ее за бедра, вошёл до самого основания, ловя ее стон губами. Или это был уже его? Плевать. Накрыв губы жарким поцелуем, он задвигался. Все мысли вылетели из головы. Он был в ней, а она в его сердце.
