Часа через полтора дежурный оперативник, действительно, нашел пару подходящих «заяв» и, ободрившись, вновь отправился поговорить по душам с задержанным.

А Нертов в это время уже вернулся домой и, не желая беспокоить раненного с его сиделкой, отправился покурить на кухню. Однако не успел Алексей зажечь сигарету, как пришел Арчи. Как в римскую тогу, он был завернут в простыню, всклокоченные волосы и следы проявляющейся помады на лице явно говорили, что лечение проходит успешно. Взглянув на товарища, Нертов посоветовал:

— Съешь лимон.

— Зачем мне лимон? — удивленно переспросил сыщик, купившись на старую подначку.

— Да рожа чересчур довольная, — рассмеялся Алексей. — Женька спит?..

Друзья еще раз обсудили происшедшее и пришли к выводу, что на Николая кто-то имеет пребольшой зуб. Действуют нагло, но не профессионально, возможно, вроде приятного с полезным: не убить — так напугать, не догнать — так согреться. Что касается инцидента в подворотне, то он скорее всего случайность, просто разбойники, сосредоточившись на жертве-мужчине, не приняли во внимание его спутницу.

Арчи считал, что его поспешное исчезновение с моста преследователи совсем не обязательно могли связать с тем, что их обнаружили. Просто влюбленным захотелось поехать в какое-нибудь увеселительное заведение.

— Если бы они рассчитывали, что их могут «срисовать», то подстраховались бы, — рассудил Николай. — Только не пойму, где они мне сели на хвост.

Просчитав буквально по минутам весь предыдущий день, друзья решили, что сыщика поджидали именно у Эрмитажного театра, а вычислить его появление там можно было или случайно (это в расчет не принималось), или прослушав дневной разговор Алексея с Арчи по телефону, находившемуся в агентстве.

— Надо проверить твою контору на «вшивость», — сказал Нертов. — А кроме того, посмотреть хорошенько телефонную коробку на лестнице и снаружи — не пасется ли кто рядом, где-нибудь в неприметной машине, с микрофоном направленного действия.

В любом случае возвращаться домой Николаю пока не следовало.

— Ладно, живите пока у меня, а собаку твою я как-нибудь притащу, она меня знает, — пообещал Алексей.

— Знает, но не пойдет без команды, да и из дома может не выпустить, — возразил Арчи. — Поэтому мне придется ехать с тобой…

— Никуда ты не поедешь! — прозвучало вдруг над ухом. Это Женька, прокравшись по квартире, явно услышала последнюю часть разговора и, естественно, бесцеремонно вмешалась в него: — Во-первых, доктор сказал, что тебе нужен только покой, — на что Алексей только усмехнулся, еще раз оценив внешний вид товарища, — во-вторых, если кого-то и будут подкарауливать там, то только тебя, а в-третьих, мне надо забрать кое-какие вещи. Поэтому на Петроградскую должна ехать именно я.

Из двух зол — ссориться с Женевьевой или подвергать ее пусть минимальному, но риску — выбрали меньшее, то есть отправить ее в квартиру Арчи, тем более, что, по сути, она была абсолютно права. Конечно, одну Женьку никуда не пустили, но после недолгих препирательств она милостиво согласилась ехать за вещами и собакой в сопровождении Нертова, которого обязалась во всем слушаться.

Старый дом, затерявшийся где-то между Большой Пушкарской и улицей Мира, в котором жил Арчи, находился в паре кварталов от переулка, где Алексей оставил свою машину. Они прошли, не торопясь, с Женькой до нужной улицы, осторожно посматривая на припаркованные машины, добрались до двора, поросшего кустами сирени. Во дворе, вроде, тоже было все спокойно. Даже у гаражей не копошился никто из автолюбителей.

Алексей, не спеша, следовал с Женевьевой к подъезду. Вдруг он напрягся, увидев, что из парадной тянется след буро-красного цвета, будто оттуда кто-то выбрался с сильным кровотечением.

Нертов, проверив за поясом рукоятку пистолета, шагнул в подъезд первым. На счастье, свет горел. Кровавый след тянулся по лестнице наверх. Или — сверху вниз, по крайней мере по форме подсохших капель определить это было трудно. Алексей начал осторожно подниматься по лестнице. Лифтом он решил не пользоваться, зная, что в случае засады это — идеальная ловушка. Следом неслышно ступала Женевьева, тоже оценившая опасность ситуации.

След обрывался у квартиры Арчи, дверь в которую оказалась чуть приоткрыта. На филенке Нертов увидел ясные следы отжима. «Говорил же Кольке — поставь хотя бы металлическую накладку», — почему-то подумал Алексей.

Приложив палец к губам и велев Женьке жестом прижаться к стене, он достал оружие и, резко распахнув дверь, влетел внутрь квартиры.

Такого он не видел уже несколько лет: вся прихожая была залита кровью. Тумба, на которой стоял раньше телефон, валялась на боку посреди помещения. Рядом с ней валялся самодельный, очевидно, «зоновский», тесак. Здесь же, на полу, среди осколков разбитого трюмо, Алексей успел заметить несколько каких-то огрызков, напоминающих импортные сосиски «хот-дог». Но это были не пищевые отбросы, усиленно свозимые в Питер предприимчивыми западными, а в последние годы преимущественно отечественными бизнесменами. Это были пальцы. Настоящие, человеческие.

Раздумывая, стоит ли двигаться дальше, Алексей едва слышно прошептал: «Мэй, где ты? Иди сюда», — и продолжал настороженно прислушиваться. В ответ из ближайшей комнаты раздалось жалобное поскуливание, скорее напоминающее стон. Бодигард быстро заскочил в комнату, поведя вправо-влево стволом пистолета, и увидел, что у кровати, на которой некогда спал Арчи, лежит собака. При появлении Нертова она даже не встала, а только еще раз жалобно заскулила. Ее обычно влажный и холодный нос сейчас напоминал черный высушенный кусочек кожи. Светло-коричневые брови жалобно подрагивали, а на иссиня-черных боках Алексей увидел несколько здоровенных ран, которые Королева весеннего праздника (так Арчи переводил мудреное имя собаки) уже не в состоянии была зализывать.

— Извини, пожалуйста, я сейчас, — шепнул ей Нертов и, выскочив из комнаты, быстро осмотрел оставшиеся помещения квартиры. Там никого не было. Тогда он позвал Женевьеву, велел ей смирно стоять у двери и ничего не трогать, а сам хотел вернуться к собаке, но Женька, не послушавшись, опередила его, бросившись перед ней на колени.

Маша пыталась лизнуть руку девушки, но у нее не хватило сил. Нертов схватил трубку параллельного телефона, стоящего в комнате, и вызвал милицию, а потом — опять знакомого хирурга:

— Хватай такси и немедленно жми с инструментом… — он продиктовал адрес. — Многочисленные ножевые ранения… Да какая реанимация?! Говорю, жми…

Милиция приехала на удивление оперативно, видимо, дежурный, всполошенный очередным квартирным разбоем, дал команду гэзэшникам — группе захвата. Те вломились в квартиру, но, живо сориентировавшись, рванули вместе с Нертовым вниз по лестнице на улицу, ориентируясь по кровавым следам.

Следы вели к ближайшему подвалу. Там луч фонаря высветил лежащую фигуру мужчины. Из-под белесых ресниц мертво смотрели помутневшие глаза. Его руки покоились на груди. Левая кисть была вся в крови, ее пальцы судорожно сжимали другую кисть. Только она была сама по себе — правая рука лежащего оканчивалась манжетом рукава джинсовой куртки. Кровью были залиты и сама куртка, и лицо лежащего.

Старший из гэзэшников, брезгливо пощупав пульс на шее мужчины, буркнул:

— Толян, вызывай группу и труповозку, — после чего, ощупав наружный карман куртки трупа, извлек оттуда какое-то удостоверение и прочитал: — Ханин Григорий Леонидович, служба безопасности.

— Бля, опять какие-то бандитские разборки, — недовольно проворчал его напарник. — Как ни мокруха, так служба безопасности. «Крыши» долбанные!

Вскоре подъехала группа — невыспавшийся «следах», сопровождаемый парой оперов и экспертом. Нертов поведал обстоятельства происшедшего. Очевидно, этот Гриня с подельником (у нас же там полная прихожая чьих-то пальцев!) решили грабануть квартиру, да нарвались на собаку.

— А та уж, извините, действовала в отсутствие хозяев в пределах своей полной собачьей самообороны, — заявил Нертов, — в чем я и готов расписаться. Пока же, можно, я вернусь в квартиру, а то у меня там девушка осталась? Она очень напугана…