Дракон.

Каменный дракон с горящим лавовым нутром. Хищник, самый безжалостный и кровожадный, какого только себе можно представить.

Он обходит Мэл кругом, не сводя с нее горящего взгляда, складывая, убирая свои магические крылья и неспешно расстегивая свой безупречный щегольской пиджак.

– Нет, этого быть не может! – всхлипывала Мэл, потрясенно оглядываясь по сторонам. – Я, наверное, умерла, да, и это все мне кажется? Стоун выкинул меня с балкона, и я разбилась! А это все мне кажется! Сон разума перед смертью! – истерично выкрикивала Мэл. – Потому что этого просто не может быть! Какие драконы, какие замки! Так не бывает! Не может этого быть!

Алан наблюдал за ее истерикой молча. Когда голос ее ослаб, а рыдания перешли во всхлипывания, он отрицательно качнул головой.

– Я дракон, – еще раз упрямо повторил, пророкотал он голосом сытого хищника, щуря пылающие глаза. – Смирись с этим. Здесь мой дом. Здесь я родился. Здесь свои законы, иной мир. Поэтому то, что для тебя средневековье и варварство, для меня – имеет огромное значение.

– Какого черта, – взвизгнула Мэл, отступая от дракона, ходящего кругами возле нее. На миг ей показалось, что он, словно хищник на охоте, запугивает ее, как загнанную жертву, заставляя идти туда, куда ему нужно, управляет ею. – Зачем вы хотели меня убить?! Вы же обещали сохранить мою жизнь! Вы обещали!..

– Я не хотел убивать, – равнодушно пожал плечами Алан, стаскивая дорогую одежду и бросая без жалости ее на пол, чуть ли не под ноги Мэл. Она шарахнулась от его вещи, словно от огня, и стала еще на шаг ближе к его цели.

– Вы выкинули меня с крыши небоскреба! – выкрикнула Мэл. Истерика накрыла ее с головой, она плакала, но не осознавала этого.

– Я прыгнул следом за тобой, – парировал Алан, расстегивая пуговицы сорочки. – Первый переход всегда пугающий и опасный. Драконов так учат летать. Так они принимают опасность и учатся ей противостоять. И ты приняла и захотела выжить. Поэтому перешла со мной в другой мир. Иного способа я не знаю.

– Но я не дракон! – выкрикнула Мэл, отступая. Спина ее уперлась во что—то твердое, под руками Мэл ощутила гладкую ткань, накинутую на это самое нечто, и Мэл поняла, что дошла ровно до того места, к которому он ее вел.

– Не дракон, – подтвердил Алан, стаскивая с широких плеч рубашку,  все так же пожирая Мэл горящими глазами. – Однако, к делу.

Его безупречная белая сорочка отправилась вслед за пиджаком на каменный пол. Алан, оставшись обнаженным по пояс,  вцепился в шелковую ткань, покрывающую загадочное нечто обеими руками, рванул на себя, и Мэл услышала шелест рушащейся тяжелой стены.

– Мой брат, – произнес Алан, комкая пыльный балдахин и откидывая в сторону его нескончаемые складки. – Близнец. Рэй.

Под огромным шелковым балдахином оказалась кровать, огромная, широкая. Настоящая королевская постель, застеленная шелками.

И на ней, раскинув руки и неловко распластав смятые крылья, лежала прекрасно выполненная из серого мрамора статуя. Еще не дракон, но уже не человек. На грани оборота.  Обнаженный мужчина – Мэл стыдливо отвернулась, чувствуя, как краснеет, потому что все возбужденное мужское достоинство было выточено из камня так реалистично, что, казалось, камень жив. Каждая складка, каждая вена, даже поры – казалось, камень дышит. Плоский подтянутый живот, казалось, вздрагивает от ударов пульса. Широкая грудь вот—вот вздохнет. Руки стиснут драгоценные шелка.

Лицом Рэй невероятно похож на Алана; те же глаза, брови, упрямо сжатые губы. Разница только в шраме – у того, кого Алан назвал Рэем, шрама на лице не было.

– Я отделался легче, – рыкнул Алан, ступив к онемевшей Мэл. – А он… нет, он не мертв. Ночами я слышу, как он зовет меня и просит помочь ему встать. Мы – каменные драконы, Мэл. Говорят, когда—то давно наш предок спустился с гор и взял себе женщин, чтобы посеять свое семя. Но чтобы камень был жив, в нем должен гореть пожар. Огонь. Должен жить вулкан. Тот, в ком он погас, умирает. Но Рэй жив. И чтобы он встал и избавился от каменной неподвижности, мне и нужен этот ритуал.

– Что за ритуал?! – испуганно вскрикнула Мэл.

Алан подошел к ней вплотную, приблизил свое лицо к ее, заглянул в ее светлые перепуганные глаза своими – раскаленными золотыми, с узким вертикальным зрачком.

– Я жив и горяч, – шепнул он. В его тихом бархатном голосе слышалась угроза. – Ты тоже жива, и я могу вдохнуть в твою кровь достаточно пламени. Втроем… мы сольемся втроем воедино, я дам тебе свой жар, и ты отогреешь его. Для этого ты мне и нужна – живая, страстная, горячая.

– Что?! Что?! – бормотала Мэл.

Алан стоял так близко, что она чувствовала его жар снова. От этого жара у нее воспламенялись мысли, кипела кровь, и он, склонившись еще ниже, почти касаясь ее губ своими губами, дыша горячо, произнес тихо—тихо, но с такой силой в голосе, что Мэл и возразить не осмелилась.

– Мы займемся любовью втроем.

****

Мэлани показалось, что мир замер, остановился, и живо только ее дыхание, слишком шумное, частое, похожее на вскрики попавшего в беду человека.

– Нет, нет, – шепчет она, – это невозможно, это невероятно!

Алан не отвечал.

Он стоял перед ней – обнаженный, высокий, угрожающий, –  перед маленькой испуганной Мэл. Холод, которым дышало раскрытое окно, жестко очертил мышцы на его широких напряженных плечах, коснулся подрагивающего живот с темной дорожкой волос.  Меньше всего сейчас он походил на нежного и страстного любовника. Было в его наготе  что-то варварское, первобытное, дикое и неукротимое, что лишало Мэл воли, заставляло ее голос затихнуть в ее груди.

Его руки осторожно касаются Мэл, распуская застежки ее изорванной, приведенной в негодность одежды. И это действие реально похоже на ритуал; неспешное, осторожное. Мэл видит, как каждая пуговка  под его пальцами расстегивается, аккуратно и неспешно. Как ее бюстгальтер, расстегнутый его осторожными горячими пальцами, спадает с нее; бретельки скользят по плечам. Он мог бы сдернуть ее одежду одним движением, дико растерзать, как в автомобиле, но сейчас, когда Мэл напугана, он не хочет травмировать ее психику еще сильнее.

– Я не могу ждать, Мэл, – взахлеб шепчет он ей на ушко, а затем опускается и осторожно стаскивая с нее им же разодранную юбку, сжимая ладонями ее гладкие бедра. – С каждым днем, с каждым часом искра, что горит в нем, все слабее. Поэтому нужно попробовать прямо сейчас. Возможно, для тебя все закончится сегодня. Возможно, тебе удастся то, что не удавалось многим. Очень многим. Сотням. Подумай об этом; если да, если все удастся, то я отнесу тебя обратно уже сейчас. Сразу же. К твоей дочери. Вытряхну твоего мужа из дома, сделаю для тебя все, что попросишь. Подарю тебе весь твой город. Все. Лишь бы ты отдала свою страсть нам… мне. Ему. Сможешь? Никакого насилия. Никакой боли, только страсть. Только наслаждение. Сможешь ли ты раскрыться перед нами обоими?

В его горячем, обжигающем, рокочущем  голосе хищника послышались умоляющие нотки, и Мэл задрожала всем телом, ощущая, как к ее ногам падает ее одежда.

Встав на колени, Алан снимает с ее ног чулки – по очереди аккуратно сжимает ладонями бедра, спуская золотистый капрон. Его губы касаются ее ног, оставляют теплые поцелуи на бедрах, коленях Мэл, и та замирает, трепеща в руках Алана.

Ветер, гуляющий по залу, коснулся ее кожи холодом, лизнул влагу на ее горячем лбу, острыми иглами наколол соски, ставшие острыми и маленькими. Алан, почувствовав холодный порыв, поднялся, заслонил собой женщину от ветра, распустил вновь пугающие ее крылья, обнял ими, горячими, живыми, заключая ее в теплый кокон.

– Не бойся, – его большой палец коснулся ее дрожащих губ, лаская. Его огненные глаза смотрели в ее, светлые, перепуганные, а в голосе его слышалась нежность. – Я сделаю тебе хорошо… Очень хорошо. Обещаю. Я умею. Не бойся…

Но Мэл не слышала его. В ее ушах звучал лишь собственный голос, который вскриками и всхлипами срывался с ее губ, и катался эхом под потолком. В нем было столько страха, что он пугал Мэл больше этой странной реальности, больше дракона и больше странной статуи за ее спиной. А потому Алан склонился над обнаженной девушкой и поцеловал ее, заглушая паническую дрожь в ее голосе. Его горячая ладонь легла на ее дрожащий живот и погладила – медленно—медленно скользя вниз, по лобку, между дрожащих ног, – и там, меж бедер, задержалась, чуткими пальцами отыскивая дырочку, вход в сжавшееся лоно.