– Нет, – с видимым удовольствием выдохнул Стоун, наслаждаясь замешательством и страхом женщины. – Не заработал.  Я ему дал все это. Его услуги не могут стоить так дорого.

– Зачем?! – выкрикнула Мэл, ощущая жесткую ладонь Стоуна у себя на бедре. – За что!? За какие заслуги!? Или вы… обманом? Завлекли его в ловушку?! Воспользовались его безграничным доверием?! Он отзывался о вас очень восторженно, для него вы – непогрешимый идеал!

Но Стоуна не останавливали ее слова, ее попытка воззвать к его совести. Напротив – ее горячечная речь насмешила его, и он тихо рассмеялся, продолжая ласкать ее грудь совершенно по—хозяйски, так, словно имел на это право и делал так сотни раз. Как хозяин. Как человек, наслаждающийся властью над своей вещью. Его ладони по-прежнему исследовали ее тело, неторопливо, будто прислушиваясь к бушующей горячей крови под тонкой кожей испуганной женщины.

В голове Мэл крутились самые разные страшные предположения; этот подлый змей мог подставить Хьюберта. Мог обвинить в растрате. Мог подсунуть фальшивые документы. Мог…

Но ответ Стоуна затмил ее самые смелые предположения.

– У нас с ним был договор, – ответил Стоун. – Я давал ему столько денег, сколько он хотел. Оплачивал все его счета. Всё. Всё, что он просил – я давал ему. А он взамен пообещал мне, что однажды я смогу прийти в его дом и забрать любую женщину, что мне приглянется. И этот день настал. Надо отдать должное Хьюберту, – Стоун явно издевался, – он очень честен. Не попытался скрыть такое сокровище, как вы… И предоставил достаточно широкий выбор…

Мэл в ужасе вскрикнула, зажав рот рукой. Высокий стульчик у стола пустовал, но воображение рисовало Мэл, как этот негодяй своими холеными жесткими руками поднимает с него Алисию и уходит… Вот зачем Хьюберт пригласил свою сестру, о которой долгое время и не вспоминал; вот зачем на этот странный завтрак он и дочь притащил! Выбирать!..

– Зачем, – с трудом вымолвила Мэл, – зачем вы мне это говорите?..

– Затем, – произнес Стоун, склонившись к ее уху и произнося каждое слово четко, чтобы оно отпечаталось в ее мозгу, – что я выбрал. И это – вы. С этого дня я – ваш хозяин.

– Что!? – выкрикнула Мэл. – Что!? Хозяин?! Вы что, с ума сошли?! Рабство отменили в…

Стоун усмехнулся, и Мэл подавилась своими пылкими словами.

– Так мне не рабыня нужна. Женщины вашего рода так завлекающе пахнут, – Стоун усмехнулся так, что у Мэл кровь застыла в жилах. Женщины ее рода… Значит, этот хищник принюхивался и к Алисии!

– По ряду… м—м—м… признаков я понял, что вы мне подходите. Я свой выбор сделал, – сказал он, – теперь выбор за вами. Нет, я, конечно, могу еще подождать лет двадцать. Спешить мне некуда. И когда подрастет ваша дочь, я приду за ней. И уже не вы, а она будет рассчитываться за ваши шубки и бриллианты. Согласитесь, это совсем несправедливо по отношению к маленькой, беззащитной девочке?..

– Негодяй! – выдохнула Мэл. Стоун равнодушно пожал плечами. Видимо, ему это говорили слишком часто. Или в душе он был согласен с этим определением. Или ему было просто плевать.

– Или вы соглашаетесь оплатить сладкую жизнь, которой жили до сих пор, или я сделаю так, что все это у вас отнимут.

– Отнимайте!

– Вы уверены? – он снова склонился над ней так низко, что она услышала в его дыхании рокот, словно склонялся над ней громадный лев. – Я оставлю вас ни с чем. Нищими. Голыми. Я оставлю вам ни кусочка ткани. Ни камешка от вашего дома.  Я сделаю так, что вас ни на одну приличную работу не возьмут. Вы будет влачить такое жалкое существование, работать за гроши, так, что через двадцать лет – когда подрастет ваша дочь, – вам уже не будет казаться таким уж ужасом то, что такой негодяй, как я, захочет ее взять себе. Вы будете этому даже рады.

– Мерзавец… негодяй… какой же вы мерзкий подлец… – выдохнула  Мэл с ненавистью, закипающей в ее крови.

– Соглашайтесь.

– Но мы же взрослые, цивилизованные люди! – выкрикнула Мэл. – Ни одна женщина… близость с ней… не стоит этого всего! Стольких денег!

Стоун обвел взглядом обстановку, еще раз глянул на позолоченную лепнину и покачал головой задумчиво, сделав вид, что раздумывает и колеблется.

– Стоит, – наконец, произнес он, вдоволь наигравшись и натешившись слабой надеждой, отразившейся в глазах Мэл. – Для некоторых целей – стоит. Вы мне подходите, Мэл. В вашей крови много огня. Вы определенно мне подходите, и я готов приплатить еще. Уже лично вам. Все, что пожелаете. Я могу дать вам абсолютно все.

– Подхожу?! Что это значит?! Что это значит?! – затравленно выкрикнула Мэлани, пропуская мимо ушей его заманчивые обещания.

– Вы меня чувствуете, – ответил Стоун глубоким тяжелым голосом, от которого у нее разболелось в висках, словно голова вот—вот лопнет. – Вы боитесь меня. Вы покоряетесь мне, хотя какая—то часть вашего разума и велит вам сопротивляться. Я чувствую запах вашего страха – а ведь я и слова вам дурного не сказал. Бояться меня – это правильное решение. Очень разумное. И покориться – тоже.

Мэл почувствовала, как колени ее ослабевают, и она вот—вот рухнет на пол. Если б не руки Стоуна, удерживающие ее, Мэл давно бы уже упала к его ногам.

– Вы… вы хотите меня убить?! – прошептала она. – Органы? Вам нужны мои органы?!

– Нет, – Стоун брезгливо поморщился. – Мне не нужна ваша жизнь, ваша кровь, да я вообще не планирую причинять вам… страдания. Никакой боли. Никакого оружия. Вы нужны мне… для ритуала.

– Ритуала?! Что за ритуал?! Что за средневековое варварство?!

– Узнаете, – с вызовом ответил Стоун, внезапно отпрянув, словно согласие уже было получено. – Это для вас варварство, а для меня это имеет очень большое значение. Собирайтесь. Можете взять с собой самое необходимое и проститься с семьей.

– Проститься? – повторила Мэл. – Алисия… я не увижу ее больше?!

– Не надо драм! – брезгливо поморщился Стоун. – Все воспитанные люди говоря «до свидания», уезжая надолго. Если ритуал пройдет быстро… если… то вы, вполне вероятно, окажетесь дома, со своей дочерью, уже через месяц. Ну, собирайтесь.

– Как же ты мог, Хью! Что ты натворил, негодяй, мерзавец! Ты продал меня, как собаку! Как подержанную машину! Ты!.. Ты!..

Ей был дан час на сборы, но Мэл не знала, что нужно брать с собой. Белье? Украшения? Косметичку – надо будет приводить себя в порядок? Что?

Она вытащила чемодан, дорогой, удобный, вместительный, – но на этом ее сборы и закончились. Она вспомнила свое желание обладать этой вещью, которая в витрине была выставлена в наиболее выгодном месте. Свою радость, когда Хьюберт купил эту  вещь, свой почти детский восторг от запаха новой вещи, от блеска замочков, хромированной ручки… Поглаживая теперь эту дорогую вещь, Мэл разрыдалась и упала без сил на постель, уткнувшись лицом в шелковое покрывало.

Кто же знал, что настоящая плата за эту радость будет совсем другая?!

Стоун, его бесцеремонное, развратное внимание и пугающий ритуал… что за ритуал, за который он готов заплатить так много?! Он говорит, что это безвредно, но можно ли верить его словам? В его взгляде порок и жестокость, этот человек может убить, не моргнув и взглядом. Кажется, т него даже пахнет кровью. Перебивая горький свежий аромат его дорогого парфюма пахнет теплой свежей кровью и пожарищем. Как от викинга, разорившего чужое поселение… Еще этот шрам на щеке… Когда Стоун улыбается, этот шрам делается еще заметнее и зловещее. Лицо его лишается всяческого налета цивилизованной интеллигентности, и остается лишь лютая, страшная жажда…

– Ты тоже пользовалась всем, что давал Стоун, – пропыхтел Хьюберт, укачивая на руках плачущую Алисию. Девочка была напугана; размолвок между родителями прежде не случалось, или случалось, но не таких серьезных, без криков, шумных хлопаний дверями, без слез и обвинений.

– Но я не знала! Я не давала своего согласия участвовать во всем этом! – яростно выкрикнула Мэл, подскочив на ноги. – Если бы он все это предложил мне, я бы отказалась, отказалась!