Дженна не припоминала, чтобы она ещё где-то встречала таких же весёлых созданий, как мири. Порой ей казалось, что даже сами лица гоблинов – круглые, с курносыми носами, по-детски сияющими глазами и широкими ртами – были созданы Единым для улыбок. А улыбки эти растягивались от одного уха и до другого буквально по любому поводу.

Шутливые истории, песенки и поэмки умел сочинять почти каждый житель Нора. Были они не особо изысканные – незатейливые и простые, какие обычно складывают дети, однако же предназначались не только для развлечения, но и в дар богам. Во славу высших сил гоблины играли, плясали и пели, невзирая на усталость после трудового дня.

Своей главной богиней гоблины считали Дану – Великую Родительницу. Дану произвела на свет овцерогую Мири, клыкастую Лаутла и других Матерей, которые породили племена альвов во всём их разнообразии: от крохотных клуриконов до исполинских огров, от уродливых и тупых нокеров до мудрых дивноликих эльфов.

Кроме божественных Матерей альвы особенно чтили трёх сестёр Провидиц: Йорлог, Хальду и Инлаш, которые наряду с Великой Родительницей представляли своего рода верховную власть для всех племён. Вещая свою волю Совету старейшин через шаманов, богини во многом определяли уклад жизни альвов.

Однако в последние сто лет шаманы обращались к ним крайне редко, так как общение с духами было делом сложным и небезопасным, а из многочисленных заклинателей остались лишь единицы. Чаще сами старейшины разрешали споры, освящали новые начинания, благословляли браки, встречали новорождённых и провожали к Реке забвения умерших.

К шаманам обращались как к целителям, знахарям, знатокам снадобий и ядов. Особенно в них нуждались охотницы. Даже малая царапина, нанесённая живущими в гнилостных болотах аванками и фарахами, могла стоить жизни. Что уж говорить про скорпионов и улиток.

Начав охотиться вместе с другими женщинами, Дженна не раз использовала магию мёртвой воды для обеззараживания ран. С отравлениями справиться было сложнее. Здесь важную роль играла вода живая, которой у чародейки наблюдался большой недобор. Не менее ценным было и время…

Как-то раз в сумерках в погоне за крупной зелёной крысой добытчицы заплутали, да и пересекли границы Сухолесья. Сами того не заметив, они оказались на территории одной из опаснейших тварей. Скорпионы не отличались любовью к воде и прятались от дождя на сухих островках, устраивая себе из веток нечто вроде гнёзд.

Завидев одно из укрытий, охотницы спешно повернули в обратную сторону. Гоблинш было пятеро, не считая Дженны, а прыгнувшая им навстречу тварь не превышала в размерах человека. И всё же удача в тот день оказалась не на их стороне. Удар чёрного хвоста настиг одну из женщин внезапно и угодил в плечо со спины!

Остальные спаслись. Но Дженне пришлось полночи нести маленькую мири на руках. Чародейка почти бежала сквозь болота и, как могла, поддерживала в ней силы. Однако к тому времени, когда охотницы добрались до домика шаманки Аммы, гоблинша почти не дышала, а сама Дженна еле волочила ноги.

Не теряя драгоценного времени, мудрая Амма велела, не жалея, лить на лицо мири целебный настой из восьмидесяти трав. Помощник шаманки вспорол брюхо одной из свежепойманных крыс и, вынув ещё тёплую печень, приложил её к плечу охотницы.

Амма тем временем запалила очаг в центре хижины. Зеленовато-синий огонь заплясал по стенам. Шаманка запела, обращаясь к свету. И от звучной песни дрогнул воздух.

Смотреть на ритуал считалось дурным знаком. Присутствующие мири низко склонили головы. Только Дженна осторожно наблюдала за рисунками энергий, которые ткал низкий голос Аммы. Дженне показалось, что сами царства людей и духов сходятся, соединяются, перемешиваются. Шкурки и кости мелких животных, висящие на поясе Аммы, будто оживали.

Шаманка пела, но из плотного мира голос её не мог пробиться до высших сфер. Мёртвые ящерицы, змеи и птицы служили словно скаковые животные! На них дух Аммы возносился выше обычного. Только оказавшись на грани между жизнью и смертью, он поднимался до слуха богини.

Когда песнь была окончена, старая женщина упала на пол без сил. Огонь в очаге потух, разошлись и сферы царств. Отравленная охотница в последний раз вздохнула и замерла на руках у подруг.

– Мать призывает к себе эту мири, – только и услышала Дженна. – Её смерть – наша плата за жизнь…

Мири тихо взвыли, заплакали над телом подруги. Оглушённая горем, Дженна не помня как вышла от шаманки. Добравшись до таверны Йонов, она рухнула на свою лежанку и проспала больше суток.

Помимо Матерей гоблины мири поклонялись ещё бесчисленному множеству богов. Буквально за каждый вид ремесла и искусства, за садоводство, охоту и так далее отвечал какой-нибудь скромный, но важный божок. Алтари семейных покровителей, напоминающие усыпанные цветами птичьи кормушки, стояли у каждого дома. На перекрёстках и площадях возвышались деревянные идолы.

Сам Нора, который Йон-Йон важно именовал городом, походил скорее на кучки деревень, разбросанных по лесам и водным полям. Тем не менее это было единственное большое селение гоблинов мири на всём острове. А трактир Мамаши Йон оказался одним из самых больших строений в городе.

Другие дома были невелики, как и их жители, и легко размещались на ветвях кряжистых деревьев. Мири строили жилища как можно выше – ближе к солнцу и подальше от вездесущей сырости. Улицы и площади Нора представляли из себя деревянные конструкции, установленные на сваях или подвешенные на крепких канатах.

Сырости в лесах острова Граг было предостаточно. Толстые, скрученные подобно канатам, корни леса Аватни утопали в воде. Всюду, куда ни глянь, простиралась зеленоватая гладь.

И хотя водоёмы именовали болотами, были они по большей части неглубокие, нетопкие, чистые, а кое-где доходили до щиколоток. В них гоблины мири выращивали болотную пшеницу и цветы, строили плавучие грядки для овощей и фруктов.

Здесь же они разводили рыбу и пасли скотину. А в солнечную погоду, которая выдавалась в Западном пределе нечасто, в водоёмах днями напролёт плескались ребятишки.

Детей в городке Нора было больше, чем взрослых, а женщин – больше, чем мужчин. Порой одного мужа делили женщины целого квартала. Часто на мостах и тропинках города Дженне встречались калеки и совсем немощные старики годов пятисот от роду.

За спокойной неприхотливой жизнью, наполненной простыми радостями и широкими улыбками, стояла трагедия, которая не обошла ни одной семьи мири.

– …Ровно сто лет назад на вересковом поле сошлись две армии, – рассказывала Бабушка Йон, которую за тяжёлый нрав, любовь раздавать оплеухи и боевое прошлое втайне именовали Дубабушкой. – Жители островов восточного Предела – гоблины мири и лаутла, тролли и гномы, огры и другие – встали плечом к плечу против пришельцев из западного и южного Пределов – людей и зверолюдей, которые вознамерились завладеть островами и поработить их жителей.

– Что же им было нужно? – поинтересовался кто-то из младших.

– Они собирались увести в рабство самых сильных! – гневно выкрикнула одна из охотниц.

– …И обложить налогами оставшихся, – авторитетно добавила другая.

– Они хотели забрать всю нашу воду, забодай их Мири! – стали выкрикивать гости.

– Осушить болота!

– Украсть секрет «живой воды»!

– …И верескового мёда, – добавил кто-то робко.

– А разве ж мы варим вересковый мёд? – удивился другой.

– Нет?

– Да нет… Нет… – пронеслось по толпе.

– Но могли бы!

– Могли бы! Да! Верно!

Этим вечером праздновали Столетие великой победы, и народу в трактир набилось видимо-невидимо. Гоблины надели пёстрые шаровары и рубашки, чьи цвет и орнамент обозначали принадлежность к той или иной семье, отчего зал начал походить на цветочную клумбу.

Лучшие друзья Йон-Йона – карапуз Палл-Эльс и лопоухая худышка Фритрика-Сторт, которых Дженна прозвала Пончиком и Мышкой, – вместе с Бельчонком устроились на узкой лестнице. К слову, раздавать клички придумала не Дженна – это было любимым занятием гоблинят. Они нарекали друг друга и взрослых в честь зверей, кухонной утвари и даже еды.