Продуктовая корзинка наполнилась крупными спелыми гранатами, чесночными булочками и копчёными перепёлками (Хастаду они напоминали на вкус жареных крыс, которые были редчайшим деликатесом в его детстве).

Стоило ей представить по-детски бурную радость Хастада, и улыбка сама наползала на лицо. И как это Оля раньше не умерла от тоски в одиночестве?

Дома она теперь готовила еду с большим старанием, чем раньше, и сама себе удивлялась. Это странно, но Оле было приятно заботиться о великане, словно после случая с вызовом врача она взяла ответственность за пришельца.

Хастад был с Олей настолько милым и потешным, что это компенсировало его уродливую по человеческим меркам внешность. К нему невозможно было остаться равнодушным.

***

Оля когда-то копила деньги на квартирку с видом на реку. Теперь все сбережения ушли на спасение великана, и большего счастья, чем его жизнь, она и желать не могла. Она представляла себе жизнь без не слишком-то умного, но упёртого Хастада и его самых вкусных на свете пирогов, и на глазах у неё тут же наворачивались слёзы.

Неожиданно, в самый разгар размышлений о пережитом, позвонил врач, который оперировал Хастада. Решил поинтересоваться, сдох великан или нет.

– Доброго утречка, леди, – почти пропел в Олиной гарнитуре голос.

– Здрасьте, – прозвучал неприветливый ответ.

– Разрешите поинтересоваться здоровьем моего вчерашнего пациента? Или, может, вы пожертвуете науке его тело?

– О чём это вы? – притворилась Оля.

– Великан умер?

– Какой ещё великан? А, так это по вашей милости ночью меня разбудили полицейские? – уже со злостью выпалила она.

– Нет-нет, что вы! Я же себе не враг…

– Никакого вашего пациента у меня нет, – закончила разговор Оля и добавила номер врача в чёрный список.

Хастад этот диалог прекрасно слышал и догадался, что Хола заработала себе проблемы из-за его ранения.

Великан чувствовал себя виноватым. Меньше всего он хотел, чтобы из-за него пострадала Хола. Но и уйти нельзя, ведь тогда Хола расстроилась бы, да и как же Хастад бросит свою женщину? Женщина – это сокровище, которое надо завоёвывать, любить и защищать.

Кроме того, была вероятность, что за Хастадом, вслед за первым убийцей, явится кто-нибудь другой. Он предположил, что до него добрались ищейки Шастаса из междумирья, у которого он несколько месяцев назад украл бластер. Так что теперь, чтобы обезопасить Холу от нового нападения, нужно постоянно приглядывать за ней.

***

Оля сомневалась, идти на работу или нет. Глядя на беспомощного неуклюжего Хастада, она решила взять пару дней отпуска за свой счёт.

Разговор с начальницей состоялся не самый приятный; пару дней Оле, конечно, дали (она сослалась на высокую температуру и общее недомогание), но предупредили, что разумней брать больничный или предупреждать заранее.

Так Оля осталась без денег, но с живым великаном под боком. Причём буквально. Хастад ожил, но выпросил разрешение спать на диване рядом с Олей, якобы потому что на жёстком полу больно лежать. Пришлось согласиться, но с условием, что он ни под каким предлогом не будет трогать её.

Однако в первую же ночь Оля сама во сне обхватила великана за торс и забросила на него ногу. Хастаду было страшно не то что пошевелиться, – даже дышать. Он лежал с широко распахнутыми глазами, терпел боль (Олина рука давила на рану) и пытался побороть возбуждение. Одеяло вздыбилось горой, и Хастад ничего не мог с собой поделать.

Будить Олю не хотелось. Хастад чувствовал себя почти счастливым оттого, что его женщина прижимается к нему, и даже сквозь боль это было приятно. А если потревожить её, то она подскочит и увидит, что Хастад не совсем владеет собой. Тогда уж точно не видать ему такой близости.

И Хастад ощущал на себе свою любимую женщину почти всю ночь. Он заснул под утро, когда глаза закрылись сами собой.

***

Оле вовсе не понравилось увиденное с утра. Мало того, что снился сон, где она сама целует великана, так ещё и проснулась в обнимку с ним.

Хастад тихонько посапывал, и это радовало.

«Нечего дразнить бедолагу», – подумала ничего не подозревающая о переживаниях великана Оля и встала с постели.

***

Днём Хастад уже мог сидеть, правда, при этом морщился от боли и подпирал спинку дивана здоровым боком. Справлять нужду в тазик он отказался наотрез, так что Оле оставалось с тревогой наблюдать, как великан, делая остановки через каждый метр, упрямо ползёт к туалету.

К счастью, с кормлением всё оказалось гораздо проще: еду Хастад с удовольствием поглощал прямо в постели, аппетит в нём проснулся поистине великаний.

Чтобы хоть как-то развлечь себя и друга, Оля включила фильм, но на первых же кадрах Хастад задремал. Он завалился на здоровый бок, по-детски подложил сложенные друг к другу ладони под голову и сладко засопел.

Странно, как во сне преобразилось его лицо: словно с него сняли маску суровости. Великан, несмотря на внушительные габариты, стал похож на уснувшего мальчишку. Захотелось укрыть его одеялом и как следует подоткнуть, чтобы не замёрз.

Олю убаюкало это ровное сопение. Дыхание великана, а значит, и его жизнь – это главное, чего она желала в последние дни. Спустя несколько месяцев пестования и притирки Оля с трудом могла представить себе пресную жизнь без Хастада. Ей стало ясно, что Хастад значит для неё больше, чем обычный приживала. Гораздо больше.

***

Внеплановые и плановые выходные пролетели быстро, но продуктивно: Хастад встал на ноги и уже пытался хозяйничать по дому, а Оля всеми фибрами души чувствовала облегчение.

Как-то сами собой в разговор вернулись шуточки и дурачества, правда, до щекотки и борьбы пока не доходило ввиду незажившей раны.

– Хола… – произнёс Хастад вечером перед Олиным первым рабочим днём. – Спасибо, что не бросила меня.

– А, пожалуйста, – широко зевнула она и натянула на себя одеяло.

– Можно я подержу тебя за руку?

– Нет.

– Извини… – сконфузился он.

– Ничего. Я понимаю, что ты благодарен, но держать друг друга за руки – это для меня слишком интимный жест.

– Мы уже держались…

– Тогда я хотела, чтобы ты выжил. Это было по-дружески. Ну всё, хватит об этом. Я спать.

Хастаду не впервой было натыкаться на запреты. Сначала Хола пыталась выгнать Хастада, потом не хотела быть его женщиной, а теперь вот не разрешила подержать её за руку. Но ничего, скоро Хола поймёт, что Хастад достоин её.

***

Так как Хастаду показано было лежать, а не строить из себя охающую домработницу, Оля пошла на компромисс и объявила кино-выходные. Диванный покой, познавательно-развлекательные фильмы и вкусные угощения – вот план на ближайшие два дня.

В качестве дополнительной моральной поддержки Оля разрешила Хастаду положить голову ей на колени.

Теперь присутствие рядом великана уже не казалось Оле пугающим, тёмно-серая кожа тоже перестала вызывать отвращение.

И Оля исключительно из дружеских побуждений провела рукой по голой великаньей голове. Хастад вздрогнул и напрягся.

– Тебе больно? – спросила девушка.

– Нет. Приятно. Мама делала так, – ответил он.

– Она ведь умерла, да? – Оля давно искала повод выудить из великана хоть какую-то информацию о его прошлом.

– Да, – нехотя отозвался Хастад.

– А кто-нибудь ещё из родных у тебя остался?

***

Великан против воли провалился в страшные воспоминания из детства, которые и без того множество раз прокручивались в его снах. Хастад всей душой ненавидел белых великанов, народ, с которым серые великаны вели многовековую войну.

В то утро, когда их семья собиралась завтракать, в хижину ворвались белые воины. Всё случилось мгновенно. Вот Хастад ещё улыбается, глядя, как мама поднимает за хвост жареную крысу и дразнит его; спустя мгновение отец, сидящий ближе всех к выходу, падает замертво с разрубленной надвое головой. Мама, не успев спрятать детей, хватается за горло из которого фонтаном брызжет кровь. Старшая сестра накрывает Хастада одеялом и закрывает собой. Спустя какое-то время всё затихает. Сквозь щель между одеялом и подстилкой Хастад видит, как шкуры, которыми был выстлан пол в хижине, темнеют, пропитываясь кровью. От дурманящего запаха смерти немеет горло, не получается даже заплакать.