— Ну, знаешь, Ларри! — гневно воскликнула мама. — Это ты называешь увеселением!
— Что ты на меня набросилась? — удивился Ларри. — Я тут совершенно ни при чем.
— Ты пригласил этого гадкого старикашку, он твой друг.
— Но разве я могу отвечать за то, что он поет? — раздраженно осведомился Ларри.
— Немедленно прекрати это, — заявила мама. — Ужасный старик.
— До чего ловко он крутит свой цилиндр, — с завистью произнес Теодор. — Интересно… как… э… он это делает?
— Меня не интересует его цилиндр, я говорю про пение.
— Отличная песенка, типичный мюзик-холл, — сказал Ларри. — Не понимаю, что ты так кипятишься.
— Лично я к таким песенкам не привычна, — отрезала мама.
А Блодвин, из Кардиффа родом.
Валлийская девчонка… —
горланил капитан, доводя до сведения слушателей, чем Блодвин отличалась от других юных особ.
— Мерзкий старый дурень! — выпалила мама. — Если ты не считаешься со мной, мог бы подумать о Джерри.
— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я писал ему тексты? — осведомился Ларри.
— Вы… словом… вы не слышите стук? — спросил Теодор.
— Не прикидывайся дурачком, Ларри, ты великолепно знаешь, что я подразумеваю.
— Уж не готов ли он там… гм… дело в том, что я не помню точно, о каком сигнале мы условились, — признался Теодор.
— И почему тебе непременно надо все валить на меня? — допытывался Ларри. — Если ты в плену предрассудков…
— Какие там предрассудки, — возмутилась мама. — По чести говоря, я порой чересчур терпима.
— Кажется, должно быть два редких и три частых стука, — размышлял вслух Теодор. — Но может быть, я ошибаюсь.
Капитан Крич тем временем пел о причудах английской девушки из Стоук-он-Трента, доставлявших немало забот молодым людям.
— Нет, ты только послушай! — возмущалась мама. — Это переходит все границы. Ларри, останови его.
— Тебе не нравится, ты и останавливай.
— Честное слово, Ларри, ты не знаешь меры. Это ничуть не смешно.
— Да ладно, он уже прошелся по Ирландии, Уэльсу и Англии, — ответил Ларри. — Осталась одна Шотландия, если только он не переберется на континент.
— Не позволяй ему это делать! — воскликнула мама в ужасе от такой мысли.
— Знаете, пожалуй, мне все-таки следует открыть сундук и поглядеть, — задумчиво произнес Теодор. — На всякий случай.
— Перестань изображать ханжу, — сказал Ларри. — Обыкновенный безобидный юмор.
— Я представляю себе невинный юмор совсем иначе, — отрезала мама. — И я желаю, чтобы это было прекращено.
А Энгус, он шотландец был.
Из Абердина родом…
— Вот видишь, он уже в Шотландии, — сказал Ларри.
— Э… я не хотел бы мешать капитану, — протянул Теодор, — но, пожалуй, стоит все же взглянуть…
— А хоть бы и до крайней северной точки Великобритании дошел, — настаивала мама. — Это нужно прекратить.
Теодор прошел на цыпочках к сундуку и теперь озабоченно рылся в карманах; к нему присоединился Лесли, и они вместе обсуждали, как быть с погребенным Кралевским. Я увидел, как Лесли тщетно пытается поднять крышку, поскольку стало очевидно, что Теодор потерял ключ. Капитан продолжал в том же духе:
А Фриц, он чистый немец был,
Родился он в Берлине…
— Ну вот! — сказала мама. — Он принялся за континент. Ларри, останови его!
— И что ты расшумелась, точно лорд Чемберлен, — произнес Ларри с досадой. — Программу ведет Марго, скажи ей, пусть останавливает.
— Слава Богу, что большинство гостей не настолько хорошо знает английский, чтобы все понимать, — вздохнула мама. — Но что думают остальные…
О, фолдерол и фолдерэй.
Морская жизнь не сахар…
— Я показала бы ему сахар, будь это в моей власти, — сказала мама. — Старый растленный дурень.
Тем временем к Лесли и Теодору присоединился Спиро: он принес лапчатый лом, и втроем они принялись взламывать крышку сундука.
А Франсуаза, Бреста дочь,
Французская девчонка…
— Я изо всех сил стараюсь быть терпимой, — сказала мама, — но всему есть предел.
— Скажите, мои дорогие, — вмешалась Лена, внимательно слушавшая капитана. — Как это понимать: «С прибылью?»
— Это… это… такая английская шутка, — ответила мама с отчаянием в голосе. — Вроде каламбура, понимаешь?
— Ну да, — подхватил Ларри. — Когда девушка непорожняя…
— Остановись, Ларри, — властно произнесла мама. — Мало нам капитана, еще и ты туда же.
— Мама, — сказала Марго, только теперь заметившая возню у сундука. — Похоже, Кралевский задыхается.
— Как это — непорожняя, — недоумевала Лена. — Объясните мне.
— Не обращай внимания, Лена, просто Ларри пошутил.
— Если он задыхается, может быть, лучше сказать капитану, чтобы он кончил петь? — спросила Марго.
— Превосходная мысль! Пойди и скажи сейчас же, — обрадовалась мама.
Лесли и Спиро, громко кряхтя, сражались с тяжелой крышкой. Марго подбежала к капитану.
— Капитан, прошу вас, остановитесь, — сказала она. — Мистер Кралевский… В общем, мы беспокоимся за него.
— Остановиться? — удивился капитан. — Остановиться? Да ведь я только начал.
— Конечно, только сейчас есть дела поважнее ваших песен, — холодно произнесла мама. — Мистер Кралевский застрял в сундуке.
— Но это одна из лучших песенок, какие я знаю, — возмутился капитан. — И самая длинная… в ней про сто сорок стран говорится — Чили, Австралия, все дальневосточные страны. Сто сорок куплетов.
Я увидел, как мама содрогнулась при мысли о том, чтобы выслушать в исполнении капитана еще сто тридцать четыре куплета.
— Да-да, хорошо, как-нибудь в другой раз, — покривила она душой. — Сейчас чрезвычайные обстоятельства.
Раздался треск, как будто свалили огромное дерево, и крышка наконец поддалась. Кралевский лежал в сундуке по-прежнему обмотанный веревками и цепями. Лицо его приобрело синеватый оттенок, широко раскрытые карие глаза выражали ужас.
— Ага, похоже, мы немножко… э… словом… поторопились, — заключил Теодор. — Он еще не освободился от пут.
— Воздуха! — прохрипел Кралевский. — Воздуха! Мне нужен воздух!
— Интересно, — заметил полковник Риббиндэйн. — Мне довелось однажды в Конго видеть пигмея… он попал в брюхо слона. Слон — самое крупное четвероногое животное в Африке…
— Выньте его оттуда, — взволнованно распорядилась мама. — И принесите бренди.
— Обмахивайте его веером! Дуйте на него! — вскричала Марго, заливаясь слезами. — Он умирает, он умирает, и он не исполнил свой трюк.
— Воздуха… воздуха, — продолжал стонать Кралевский, пока его извлекали из сундука.
В саване из цепей и веревок — свинцовое лицо, закатившиеся глаза — он являл собой поистине жуткое зрелище.
— Сдается мне, так сказать, что цепи и веревки затянуты слишком туго, — рассудительно произнес Теодор с видом медика.
— Что ж, ты его связал, ты и развязывай, — сказал Ларри. — Поживей, Теодор, где у тебя ключ от замков?
— Боюсь, как это ни прискорбно, что я его куда-то задевал, — признался Теодор.
— Господи! — воскликнул Лесли. — Так я и знал — не надо было позволять им затевать этот трюк. Полнейший идиотизм. Спиро, ты можешь добыть ножовку?
Они отнесли Кралевского на диван и подложили ему под голову подушки; он открыл глаза и воззрился на нас, задыхаясь. Полковник Риббиндэйн наклонился, изучая его лицо.
— Этот пигмей, про которого я вам говорил, — сказал он, — у него белки налились кровью.
— Правда? — заинтересовался Теодор. — Видимо, происходит то же, что с человеком, которого… э… словом… казнят с помощью гарреты. Кровь приливает к глазным сосудам с такой силой, что они порой лопаются.