Вещи наши в двух камерах хранения местного торгового центра. Он работает допоздна, успею забрать. Потом прочь из города, места нам забронировала, пользуясь сервисом попутчиков. Прочь отсюда!

– Нет, малыш. Мы поедем путешествовать.

– Снова, – вздыхает она.

Снова… Я думала, она и не помнит, больше года мы здесь прожили. Помнит. И горько-горько становится от осознания того, что не могу своей дочери дать постоянный дом.

– Всё будет хорошо, – говорю я.

А Шахов и его город останутся позади.

– Алёна, – сказал я.

Алёна – красивое имя. Простое. Советоваться мне было не с кем, да и не хотелось. Не жене же звонить. Смерть одного ребёнка и пропажа другого окончательно вбили между нами клин. Я не смог. Не справился. Не уберег.

Решено, будет Аленкой. Маленькая ещё, шести нет, быстро привыкнет, до школы точно. Решил и даже легче немного стало. На часы посмотрел – поздно уже. Но малышка не засыпала долго, ворочалась, без той, что звала себя её матерью ей было сложно. Ничего, без неё тоже – привыкнет. Люди склонны привыкать ко всему, что с ними происходит.

На улице было морозно. Курить я давно бросил, но зимой вспоминалось вдруг и хотелось. Табачный дым на морозе пахнет особенно вкусно. А сама сигарета тлея так трещит, что поневоле слюны полный рот. Но курить было вредно – у малышки, что мы растили, как свою дочь, была астма. А потом, когда её не стало, оказалось, что и привычки больше нет.

Машина послушно завелась разом, словно только и мечтала, что кататься по заснеженным улицам. От выхлопной трубы валит пар с дымом, на улице так холодно, что даже здание больницы кажется уютным. Но я знаю, что не уютно там. Да чего греха таить, у меня тоже. Но я буду стараться, ради своей дочери. И в больнице ей осталось недолго. Ольга ещё не знает, но судебное распоряжение уже почти готово. Деньги решают многое, а уж если на руках результаты генетической экспертизы…

Охранник сидел на посту. На табуретке. Книжку читал. Я недовольно сморщился и книжку он выронил. Плевать, что здесь кроме медицинских сестричек и пары дежурных врачей одни дети в отделении. У него работа и работать он должен на совесть.

– Как?

– Да все хорошо, заглядывал недавно, спит.

Это мне не понравилось сразу. Девочка, будущая Алёнка не спала. Ворочалась, глазки свои таращила в окошко, это мне докладывала старшая медсестра. Иногда ревела тихонько – понятное дело, в больнице никому не нравится. С чего это сейчас уснула?

Я осторожно открыл дверь палаты. Направо ванная с туалетом. Палата большая, две кровати. На соседней ночью будет спать медсестра, которая пока ещё бегает по своим рабочим делам. На кровати очертания ребёнка. Я вздохнул и покачал головой – видимо, чёртов сторож никогда не сбегал из дома. Даже одеяло сдергивать не нужно, и так понятно, что ребёнка там нет.

Одеяло я все же сдернул. Тряпки какие-то свернуты, да заяц мной подаренный. Понятное дело, свою старую игрушку с собой забрала, а моя не нужна. Горько так стало, зубы сжал, чтобы её орать.

– Убью, – обещал я охраннику. – Если до полуночи не найду её, я тебя убью.

И ударил. Кулак обожгло болью, а мне немного легче стало.

– Минуту даю. Всех с отделения собери.

Они и правда через минуту стояли все в ряд. Запыхались, бежали. Стоят и смотрят, признавая моё право ими руководить. Всё глаза отводят, а одна смотрит прямо в мои. Вот и чудненько. За руку её взял, тащу в один из кабинетов большого отделения.

– Где девочка? – спрашиваю я.

Смотрит. Простая женщина, обычная. Симпатичная, средних лет, глаза светлые. Храбрая, до одури, как все они, когда дело доходит до их детей. Да только разница есть – не Ольги эта дочь, нет…

– Понятия не имею, – дерзко отвечает она.

Смотрю на время – несколько минут уже прошло. Времени на споры нет. Оно утекает просто, это время. Когда за руку девушку тащил, с неё слетела шапочка. Под ней прятался хвост, забранный резинкой. Наматываю его на кулак, резко опускаю женщину лицом об стол. Не со всей дури, нет. Я не монстр. Я просто хочу вернуть своего ребёнка.

– Где?

– Я полицию вызову, – шепчет она и вытирает каплю крови, вытекшую из носа.

Коротко и сухо смеюсь.

– Ты храбрая. Как волчица, что любого порвёт за своего детёныша. Всякая мать так поступит. Да только Ольга не рожала Дашу.

– Да что вы…

В её глазах неверие. Продолжаю говорить.

– Пять лет назад моя жена родила дочь. Так получилось, что рожала она в глубинке. По иронии судьбы в той же больнице рожала и Ольга. Только её девочка родилась безнадёжно больной. И знаете, что она сделала? Она просто поменяла детей. Свою умирающую дочку подложила моей жене. А нашу забрала. Вот так, легко и просто.

Наверное что-то есть в моем голосе такое, что заставляет её верить мне. Тяжело оседает на стул. Забывает про каплю крови, она огибает рот, срывается с подбородка, алым пятнышком впитывается в белый халат.

– Может, случайно?

Снова смеюсь.

– Маленькая больница. Всего четыре ррженицы. И только две из них рожали в ту ночь. И Ольга приехала на скорой, без документов, она была в обсервационном отделении, её ребёнок с ней. К сожалению, его не запирали и выйти она смогла беспрепятственно.

– Как же…

– Как же растить чужого больного ребёнка, любить его всем сердцем, зная, что родной просто исчез вместе с воровкой? Не спрашивайте. Я несколько лет искал. Говорите, где они.

Девушка, словно спохватившись вытирает лицо, она тянет время.

– Полчаса назад только уехали. Не знаю куда, не говорила. Знаю, что на машине. И все…

– Спасибо, – отрывисто говорю я набирая номер.

Дороги перекрыть, все машины досматривать, никого не выпускать… Реально ли? Я справлюсь. Если уж долбаная судьба занесла Ольгу в мой город, я отсюда уже её не выпущу. Не с моим ребёнком точно. Одна – пусть валит. Скатертью дорожка.

– Не будьте суровы к ней, – хрипло раздаётся мне в спину. – Она и правда Дашку любит.

Ловчая сеть развернулась за несколько минут. План был прост и гениален – мои люди создают пробки на самых ходовых выездах из города. Аварии, не серьёзные, но ужасно затягивающие движение. За это время и гаишники, и мои же люди в форме осторожно и не привлекая внимания досматривают все машины. Ищут женщину и ребёнка. Не опираясь на внешние данные. Она может надеть парик. Может переодеть ребёнка мальчиком. Смотреть нужно всех.

Сам еду на главную магистраль, в гущу событий. Последние два километра иду пешком, вдоль ряда машин – пробка и правда знатная. Снег у обочины вязкий, ноги проваливаются глубоко, ветер задувает под пальто. Но я не чувствую холода, я полностью погружен в свои мысли. Звонок телефона едва вырывает меня из них.

– Есть. Женщина и девочка. В машину не лезли, только фонариком посветили проходя мимо, чтобы не спугнуть. Но точно она, я же видел её, я следил за её домом. Двадцать третий километр, почти у самого моста.

Смотрю вперёд – где-то там темнеют арки моста. Близко. Дальше бегу, плевать уже на снег. Людей в форме вижу тоже издалека, меня ждут, машут мне светящиеся в темноте жезлом, указывают на нужную машину. Подхожу и рывком открываю дверь, они не ждут, не заблокировано даже.

– Это просто пробка, – не успевает прервать разговор с девочкой Ольга. – Скоро мы уже поедем…

Вот потом замирает. Оборачивается ко мне. Глаза округляются от страха, тянется обнять ребёнка.

– Не скоро, – бросаю слова я. – Приехали. Выходите из машины.

– Нет, – категорично отвечает она и смотрит на водителя.

Тот втягивает голову в плечи и старается быть незаметным, от него она помощи не дождётся.

– Это моя дочь, – устало говорю я.

– Я никогда с вами не спала!

Пытается отстегнуть ремень, но паника плохой помощник, пальцы её не слушаются. Девочка начинает плакать от страха, как мне жаль её, как я ненавижу Ольгу за эту сцену!