Занятость его Коломнин расшифровал просто: должно быть, с соседнего телефона он уже начал набирать номер Ознобихина.
– Что мучает? – положив трубку, поинтересовался Коломнин у мнущегося Лавренцова.
Тот сокрушенно вздохнул:
– Подставил я тебя, Серега. Как последний подлец.
– Давай только без самоуничижения. Запил опять, что ли?
– Да не, ты чего? – возмутился Лавренцов. – Я уж месяца два в завязке. Так как-то наслоилось: дома ремонт. Сыну надо было помочь пробить лицензию на нотариуса. Сплошной крутеж. А тут Пашка этот: давайте, мол, бумаги, сам сделаю.
– Ты и отдал с легким сердцем?
– Так зам ведь твой. Кто ж мог подумать? Вот скажи, ты бы подумал?
– Пожалуй, нет.
– То-то что, – Лавренцов заметно приободрился. – Мужики вокруг на меня наезжают. А ведь с какой стороны ни глянь, вроде виноват. А вроде и не виноват.
– Тяжелое у тебя положение, – посочувствовал Коломнин.
– А то. Думаешь, легко? На старости лет чуть ли не в предательстве заподозрили.
В интонации его, делавшейся все требовательнее, сквозило почти неприкрытое: из-за ваших разборок ни за что страдаю.
– И Паша этот – тихий, тихий, а таким шустрым оказался. Все твои распоряжения поотменял. А час назад и вовсе дал понять, что вроде и общаться с тобой стремно. Вплоть до увольнения. Змеюку, получается, пригрел. Что посоветуешь-то?
– Только одно. Иди-ка ты на пенсию, пока окончательно себя не расплескал.
Лавренцов поднялся обиженно. Глянул исподлобья:
– Вот ты, значит, как по мне? Ловко. Чуть ошибка и – размазал! Гляди, Сергей, с кем останешься?
«По счастью, не с тобой», – не сказал Коломнин. И в этом был его последний знак уважения бывшему товарищу.
Он пробыл в кабинете до конца дня. Но ни один из сотрудников управления к нему не зашел. Новый проект был воспринят как мягкая форма увольнения. По общему мнению, дни Коломнина в банке сочтены. Портить же отношения с новым начальником из-за старого, опального, никому не хотелось.
Единственный, кого увидел Коломнин уже на выходе из банка, оказался Панчеев. Объемистый начальник отдела залогов как раз усаживался, отдуваясь, за руль серебристого пятисотого «Мерседеса». При виде Коломнина он растекся в улыбке, сделал даже движение выбраться наружу. Но тут же вспыхнул и, озабоченно кивнув, рванул с места.
Прошло два дня. Доверенность от Янко все еще не поступила. И обеспокоенный Коломнин решился напомнить о себе. Но мобильный телефон директора Женевской компании оказался отключен. Секретарша «Авангард финанса», куда дозвонился он к концу дня, сообщила, что у господина Янко, увы, внезапно заболела жена, и он вынужден был на неделю повезти ее в горы. Разумеется, поставив в известность президента банка. Мобильный, видимо, отключил специально. Сами понимаете, бывают дни, когда хочется отвлечься от всего. Связь с компанией он, разумеется, поддерживает, но только в одностороннем порядке, то есть периодически перезванивает. И конечно, как только выйдет на связь, ему тут же будет доложено, что его срочно разыскивает господин.. как, простите, еще раз? Коломнин. Записала… Нет, по компании «Хорнисс холдинг» никаких поручений он не давал. Быть может, запамятовал. Сами понимаете, такая неприятность. Конечно, конечно. Как только, так сразу.
Коломнин глянул на календарь. То, что казалось простым, неожиданно становилось проблемным. До даты проведения общего собрания в Гамбурге оставалось семь дней.
В течение последующих двух дней голос секретарши оставался участлив и исполнен сочувствия. Нет, к сожалению, так и не перезвонил… Да, звонил. Передала. Он хотел что-то с вами уточнить. Но, увы, затерялся номер вашего мобильного телефона. Уж извините. Не подскажете? Передам как только вновь перезвонит.
Коломнин попросил пригласить к телефону сына, которого не слышал с того злополучного вечера – последнего своего вечера в семье.
– Дмитрий, здравствуй. Как живется и работается в Европе? – стараясь держаться непосредственно, произнес Коломнин.
– Я как раз в шоколаде, – невнятно пробурчал сын, напоминая, что об обиде не забыл.
Воцарилось неуютное молчание. В голосе сына Коломнину почудились интонации жены. И, как всегда бывало в таких случаях, нахлынуло раздражение. Захотелось швырнуть трубку. Но – дело обязывало. Преодолел себя:
– Мне нужна твоя помощь. Никак не могу выйти на Янко…
– Он уехал.
– Про то наслышан. Ваша секретарша меня этой информацией третий день бесплатно одаривает. Проблема в том, что подходит срок голосования по такой компании – «Руссойл Мбх». Акциями управляете вы. По распоряжению президента банка, я должен проголосовать ими на собрании компании за выплату дивидендов.
– А я при чем?
– При том, что с тобой отец разговаривает! – вспылил Коломнин. – Янко должен был выслать доверенность. Найди его…
– Да как?
– Ты мне еще голову морочить будешь! С меня вашей секретутки хватит. Связь есть. И я это понимаю. Цена вопроса для банка – несколько миллионов долларов. К доверенности хорошо бы присовокупить рекомендательное письмо на имя господина Бурлюка. Это президент «Руссойла». – Знаю. Он дня три назад здесь был.
– Был? У вас?!
– Ну, у Андрея Олеговича. Но и я с ним познакомился. Весь в амбициях. Сначала со мной сверху вниз. А потом – ничего, переменился. Даже в гости приглашал. На мне здесь, знаешь, сколько замкнуто?..Эй, чего молчишь? Слышишь?
– К сожалению, слышу, – теперь все срослось. Сразу после телефонного разговора с Коломниным Янко дозвонился Ознобихину. И в тот же день Бурлюк, бросив все дела, прикатил в Женеву. А на другой день после встречи с ним Янко «смылся» в горы. – А Ознобихин, случаем, не звонил?
– Николай Витальевич, считай, через день звонит. Он же наш куратор. Мы с ним по клиентской базе обсуждаем. Я тут крупного клиента обрабатываю. Сегодня как раз на фуршет приглашен, – увлеченный собственными успехами, Дмитрий ободрился.
Прерывать его не хотелось. Но время стремительно поджимало.
– В общем разыщи срочно Янко и предупреди, что если он немедленно не выйдет на меня или не вышлет доверенность, я связываюсь с президентом банка. О последствиях он догадывается.
