– Понятно. Стало быть, силком затащили, – во всем суетливом облике Пашеньки проглядывала такая растерянность, что раздражение Коломнина как-то схлынуло. – Ладно, иногда для дела бывает необходимо и через головы вопрос порешать. Все сообщил, что хотел?

– Не-кка, – Пашенька быстро, как-то по-детски замотал головой. Массивные очки поползли по потной переносице вниз и застряли на «башмачке», венчающем кончик узкого, в прожилках носа. – Меня Дашевский в ваши замы назначил.

Он безысходно вздохнул.

– Я как бы возражал. Но с президентом разве поспоришь? Вы ж его знаете. Или, говорит, соглашайся, или выгоню. Вообще-то как скажете. Я, собственно, вас ждал. В приказе еще не расписывался. Так что если вашего одобрения не будет, откажусь. Вы не думайте, я ведь помню, кто меня сюда взял и кому чем обязан.

Коломнин склонился над ящиком стола, чтобы не выдать невольное облегчение, – худшие опасения не оправдались. Просто толковый мальчишка блестяще справился с первым же поручением. А то, что его втемную решили использовать в очередной, затеянной против Коломнина интриге, – так это вопрос не к нему.

– Лавренцов знает?

– Да, – капелька пота на носу перевалила через «башмачок» и нависла над полом.

– С приездом, Сережа, – в кабинет бодро ввалился Лавренцов. Поймав вопросительный взгляд Коломнина, усмехнулся, – Да в курсе, в курсе. И, знаешь, может оно и к лучшему. Пусть теперь пацанье побегает. Он снисходительно шлепнул по затылку поднявшегося при его появлении Маковея. – Начальник, мать твою! А мне в информационном центре даже спокойней. И работа попривычней – считай, тот же штаб.

– Ну, раз штаб, то и приступай, – Коломнин кинул через стол несколько чистых листов. – До моего возвращения необходимо подготовить концепцию новой организации работы по возврату банковской задолженности. Записывай!

Он поднялся, оглаживая руки, прошелся по кабинету:

– Главная на сегодня проблема этого участка – в разобщенности служб. Каждая сама по себе. И никто ни перед кем не отвечает. Поэтому необходимо создать единый кулак. Назовем его проблемный департамент. В центре – мы. Здесь же – отдел залогов. Сюда же – изымаем из юруправления группу из трех-четырех юристов, – оформление договоров, судебные иски. Отдельно – кредитное подразделение из пяти-шести человек. И все – под одним началом. Далее: как только кредит становится проблемным… Признаки проблемности распишешь, мы их сто раз проговаривали.

Лавренцов, не отрываясь, кивнул.

– Тут же через кредитный комитет материалы забираем себе и начинаем по ним работать. Так, как считаем нужным. Главное, мы становимся самодостаточными. Никого ни о чем в банке не надо просить. Не с кем воевать. Не отвлекаясь на склоки, делаем свое дело. Как?

Последнее было обращено к Маковею, слушающему с откровенным восхищением.

– Здорово! – выдавил Пашенька. – Я тоже в этом направлении подумывал. Но пока не так детально…

– Раз в этом же, значит, сработаемся, – Коломнин ткнул пальцем в исписанный Лавренцовым лист. – Одновременно подготовишь положение, распишешь структуру. Штатную положенность. Этому штабиста учить не надо?

– Сделаю, – воодушевленно подтвердил Лавренцов. – Это дело по мне. Когда должно быть готово?

– Я опять улетаю – на полторы-две недели. Но подготовить необходимо не позже, чем через пять дней. Гляди – не заволокить. В банке начинаются конкурсы на замещение должностей. Так чтоб не опозориться.

– Считаю, последнее дополнение излишним и даже отчасти оскорбительным, – Лавренцов поднялся, подняв тем и Маковея. – Когда я тебя подводил?

« А когда ты не подводил?» – подумалось Коломнину. И от этой мысли сделалось как-то тревожно. Он ткнул пальцем в Маковея.

– Если что, поможешь. Считай, первое поручение как моему заму.

– Ноу проблем, – вид у Пашеньки был возбужденно-приподнятым. Похоже, от этой встречи ждал он куда больших неприятностей.

К нарсуду Коломнин подскочил «на флажке». Паркуясь, заметил, как со стороны метро торопливо подошла жена. Стояла очередная оттепель, и тем не менее Галина была в короткой шубке, подчеркивавшей нерасплывшуюся фигуру. А вот голова оказалась прикрыта лишь тонким шарфиком, небрежно накинутом на свежую завивку. И все-таки бесчисленные ранние морщины на помятом лице проступали сквозь густой слой косметики. В этих потугах стареющей женщины выглядеть привлекательно в день развода было что-то смешное и трогательное одновременно.

При виде выходящего из машины мужа Галина демонстративно глянула на часики.

– Может, в банке и принято заставлять женщин ждать по пятнадцать минут. Но вообще-то это не по-мужски.

– Извини, постараюсь, чтоб больше не повторилось.

– Да уж постарайся. Не так много осталось.

– Так что, пойдем? – знакомая желчь разом смела вознишее чувство жалости.

– Не терпится! Отдышись сначала. Да и вообще, – Галина с демонстративным состраданием оглядела мужа. – Какой-то у тебя вид зачуханный. Побрит плохо. Брюки жеванные. Что ж не смотрят за тобой?

– Некому смотреть, – напоминать, что прежде жена и вовсе не обращала на его вид никакого внимания, было бы не к месту.

– Правда?! – невольно вырвалось у нее. – Впрочем это теперь не моя головная боль. О дочери не хочешь спросить?

– Конечно. Как она?

– Во-во. Не напомнила бы, так и не спохватился. Вот она и есть, вся твоя любовь. Только сюсюкать силен. Так вот плохо ей, безотцовщине! Вчера тройку по алгебре притащила.

– Тройки и раньше случались.

Взгляд, которым смерила его жена, недвусмысленно говорил: те тройки ничего общего с этой, безотцовской, не имеют. Она заметила, как напряглись скулы на его лице, и, понимая, что порог терпения пройден, поспешно, на одном дыхании выпалила:

– А я на работу устроилась. Старшим юрисконсультом в строительную фирму. Хорошие деньги предложили. Хоть среди людей. А то, кроме кухни да стирки, ничего не видела…Спрашивает она у меня, когда папа приедет. Папу ребенок хочет. Не знаю, что и ответить. Может, и впрямь попробуем еще раз?…Все-таки двадцать лет позади. Да и людей смешить…