Правление одобрительно закивало: необходимость сбросить с себя тяжкое ярмо казалась очевидной.

– Но кредит этот давался под честное слово Салмана Курбадовича! И я подтвердила, что долг непременно будет возвращен.

Вздох разочарования был ей ответом. Лариса улыбнулась: ей нравилось раскачивать ситуацию.

– Однако предложила нашу схему расчета. Президент «Паркойла» взял тайм-аут и сегодня утром на повторной встрече принял наше предложение. Отныне долг перед «Паркойлом» конвертируется в двадцать пять процентов акций «Нафты», которые я ему передаю. Таким образом, у нас появилось то, чего так остро не хватало нашей молодой компании – мощный стратегический партнер. И более того! – теперь Ларисе приходилось кричать, чтоб перекрыть общее возбуждение. – «Паркойл» берет на себя авансовые платежи по покупке завода!

Кто-то в порыве захлопал в ладоши. Кто-то подхватил, от полноты чувств вскочив на ноги. И вот уже конференц-зал, стоя, загремел аплодисментами.

Лариса стояла раскрасневшаяся, радостная, торжествующая. Упоение успехом смыло усталость, и ее васильковые глаза заполыхали, как прежде, так что у восхищенного Коломнина защемило сердце.

– Но и этим наше сотрудничество с «Паркойлом» не исчерпывается! – выкрикнула Лариса. – Отныне все поставки буровых труб на месторождение будет осуществлять дочерняя компания «Паркойла».

Общий гул стих и раскололся на отдельные звуки.

– Как это? – послышался недоумевающий голос Коломнина. – У нас уже есть такой поставщик – господин Резуненко.

– Речь идет о крупнейшей специализированной российской фирме. Мы вступаем в новую эру, Сергей Викторович.

– Да причем тут?!.. Контракт на поставку труб у нас подписан с Резуненко.

– Если на то пошло, хочу напомнить: контракт подписан прежней фирмой.

– Прежней, – согласился Коломнин. – Но нами. Я не понял, Лариса?

Выкрики тотчас утихли. Теперь собравшиеся сладко вслушивались в первый в истории «Нафты» семейный производственный скандал. Общее настроение уловила и Лариса, – от нее ждали решительности.

– Это хорошо, когда первый вице-президент вникает в экономические вопросы, – принялась чеканить она, взглядом пытаясь осадить не к месту заупрямившегося жениха. – Но, может быть, мы организуем ликбез в другое время и в другой обстановке?

– В другой обстановке – пожалуйста. Но – немедленно, – Коломнин тоже закусил удила. Кожа на скулах его натянулась. Глаза недобро сузились.

– Что ж, – Лариса поколебалась. Но она слишком хорошо знала его таким, как сейчас, чтобы продолжить публичную пикировку. – В таком случае, господа, предлагаю прерваться минут на пятнадцать. У членов Правления будет время переварить новую информацию и подготовить вопросы.

– В чем дело, Сережа?! – она едва дождалась, пока последний из выходящих прикроет за собой дверь. – Не мог найти другого места?! Что о нас люди подумают?

– Почему я не знал?!

– Я не успела: ведь только прилетела. Ты же со мной летать брезгуешь. Гордыня замучила. И потом – на самом деле тут нечего обсуждать. Это было условием «Паркойла». Не ломать же договоренности из-за подобной?…

– Мелочи, да?! – закончил за нее Коломнин. – Резуненко – наш друг.

– Компаньон.

– Пусть так. Но тогда – вернейший из компаньонов. Все эти месяцы он был с нами плечом к плечу!

– Сережа! Ты-то знаешь, чей сын сидит на этой чертовой «дочке».

– Я знаю другое – и ты знаешь! – что такое для Резуненко разрыв этого договора. Он же на него все поставил! Вложился до копейки. Сделал предоплаты. Если мы теперь откажемся, для него это крах! Полный! Он разорен.

– Не мучь ты меня. Мне самой до боли жаль Витю. Но что я могу поделать? Я пыталась как могла торговаться. Но – предложение было практически безальтернативным.

– "Практически"! Значит, были и другие? – ухватился Коломнин.

– Не было! – огрызнулась Лариса. – Считай, не было. «Ойл» требовал тридцать три процента. Отступив здесь, я уронила их до двадцати пяти.

– Значит, альтернатива все-таки была?

– Соображай, что говоришь! – взбеленилась Лариса. – Восемь процентов ценнейшего месторождения!

– И какой-то друг.

– Лих ты судить, Коломнин! Думаешь, если тебе твои десять процентов за здорово живешь достались, так они уж ничего и не стоят?! – еще не договорив, она обомлела от невольно вырвавшихся слов. – Прости, Сереженька. Ради Бога, прости! Я не то хотела…

– Что ж, – Коломнин скрежетнул зубами. – Все логично. Но тогда опять же нет проблем: отдай «Паркойлу» восемь из моих. И пусть контракт останется за Резуненко.

– Ребенок! Где-то тертый мужик, а где-то… – Лариса недоуменно затрясла головой. – Твои десять процентов – это не только твои. Но и мои. Это наши! Нашей династии, если хочешь. А с чужими я не то, что за восемь процентов, я за каждую акцию драться буду. Если, конечно, не хотим компанию по ветру пустить.

– Стало быть, Резуненко обречен?

– О чем ты говоришь? Как сможем, смягчим. Придумаем что-нибудь. Где-то поможем деньгами. Предложим должность. Но есть вещи, через которые не переступить. Мы вошли в большой бизнес. И не мы им. Он владеет нами. И определяет ход событий. Ты должен понять это.

– Должен, – подтвердил Коломнин. – Наверное. Но не понимаю. – Зато я понимаю. Ты просто разлюбил меня. – Я?! Лори моя, Лори. Знаешь, о чем тоскую? Правильно – о прошедшей зиме. О Тайланде. О номере в гостинице. О задрипанной квартирке на Юго-Западе. Когда не было меж нами всего этого, – он крутнул пальцем.– Ведь достаточно было просто отойти в сторону, предоставив действовать другим. И жили бы мы сейчас с тобой в Москве. Наверное, счастливо. Потому что не нужно было тогда все это ни мне, ни тебе. Так нет, сам, своими руками из огня вытащил. И не вытащить не мог. Вот ведь парадокс и напасть. А примак, он и при нефтяной королеве – примак. В следующий раз схлопочу, если вовремя не подам тапочки. Помнишь, есть такая сказка про дракона, сидящего на золоте. Рыцари то и дело пытаются убить его, чтоб освободить людей от его власти. Но – дракон вечно жив. Знаешь, почему?

– Знаю, конечно. Победивший дракона сам в него и превращается. Хочешь сказать?..