Таким образом, правовые позиции судов, выработанные по разным категориям уголовных дел, занимают важное место во всей национальной правовой системе. Разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, содержащиеся в его постановлениях, основываются на достижениях отечественной уголовно-правовой доктрины. Вместе с тем и сами правовые позиции судов оказывают значительное влияние на саму доктрину, предлагая ей по-новому взглянуть на проблемы правоприменения, исследовать и обосновать пути и способы их разрешения.

Обращение к материалам судебно-следственной практики подтверждает наличие множества проблем, связанных с квалификацией общественно опасных действий как хищение чужого имущества. Причинами существующих проблем мы считаем главным образом неполноту исследования всех обстоятельств дела, неверную их оценку и низкую квалификацию правоприменителя. В частности, игнорируются разъяснения Пленума Верховного Суда РФ по вопросам квалификации хищений, не исследуются подзаконные акты и законы иных отраслей права (по вопросам, имеющим нередко решающее значение для их квалификации), не придается серьезного значения установлению противоправности действий виновного, ее осознанию виновным и корыстной цели (которую часто подменяют корыстными побуждениями). Следствием всего этого является либо необоснованное привлечение к ответственности за хищение (в том числе по квалифицирующим признакам, которые отсутствуют в деле), либо, наоборот, отказ от привлечения к уголовной ответственности по признакам составов преступлений, фактически установленным в материалах дела. Иллюстрацией сказанного служат следующие дела, в производстве (на разных его этапах) которых автор настоящей статьи участвовал в качестве специалиста.

1. Согласно постановлению о привлечении в качестве обвиняемого, Д. в период исполнения обязанностей председателя правления ОАО <…> (далее – Общество) совершил «присвоение и растрату, то есть хищение чужого имущества, вверенного виновному, совершенное группой лиц по предварительному сговору, с использованием своего служебного положения, в особо крупном размере, предусмотренное ч. 4 ст. 160 УК РФ».

По версии следствия, Д. и Ф. – главный бухгалтер этого ОАО, в нарушение Положения по бухгалтерскому учету (далее – ПБУ) 19/02, утвержденного Приказом Минфина РФ от 10 декабря 2002 г. № 126н, неверно произвели расчет чистой прибыли за 2013 г., в результате чего увеличили ее на 10 млрд руб. Указанные лица включили в бухгалтерскую отчетность Общества стоимость акций его дочерних компаний, установленную государством на момент их внесения в уставный капитал Общества (2004 г.). Между тем, по мнению органов следствия, на конец отчетного периода акции этих компаний следовало учитывать по их рыночной стоимости, сформировавшейся на бирже, которая на дату составления отчетности (2013 г.) обесценилась. Позднее, на основании неверно рассчитанной прибыли, Д. и другие члены Правления получили завышенные премии за 2013 г. на 202 944 000 руб. Из названной суммы 88 280 638 руб. Д. присвоил себе, а оставшиеся деньги совместно с Ф. растратил в пользу других лиц (членов Правления Общества).

Оставляя без подробного анализа другие признаки хищения (примечание 1 к ст. 158 УК РФ), остановимся лишь на одном из них – противоправности. Присвоение (как и растрата) имеет место лишь при условии, что у виновного лица отсутствует право на имущество, обращенное в его пользу (или пользу иных лиц) [1, с. 260]. Д. на протяжении всего процесса расследования в отношении его уголовного дела утверждал, что он и Ф. руководствовались действовавшим на момент составления отчетности Положением по бухгалтерскому учету «Бухгалтерская отчетность организации», утвержденным Приказом Минфина РФ от 6 июля 1999 г. № 43н (далее – ПБУ 4/99). Данное Положение разрешало на основании ч. 1 ст. 30 Федерального закона «О бухгалтерском учете», в отступление от п. 20 ПБУ 19/02, указывать в учете ту стоимость акций дочерних компаний, по которым они были внесены государством в уставный капитал Общества (в 2004 г.). При этом к бухгалтерскому балансу и отчету о финансовых результатах за 2013 г. обязательно должно было быть приложено пояснение, оговаривающее данное обстоятельство.

Следует отметить, что указанные нормы при составлении и утверждении отчетностей, а также начислении премий председателю и членам правления Общества были соблюдены в полной мере, о чем свидетельствуют имеющиеся в материалах дела заключения ревизионной комиссии, аудиторов и специалистов.

Примечательно, что подход о правомерности отступлений от ПБУ 19/02 при отражении в бухгалтерской отчетности финансовых вложений получил применение в практике деятельности ряда публичных компаний («Аэрофлот – Российские авиалинии», «Роснефтегаз» и др.). Более того, этот же подход продолжал применяться в деятельности Общества и после привлечения к уголовной ответственности его бывших руководителей – Д. и Ф.

Таким образом, действия Д. нельзя квалифицировать как противоправное обращение чужого имущества в свою пользу, поскольку они не противоречат действующему законодательству. В свою очередь, отсутствие противоправности в действиях Д., а стало быть, и осознания им противоправности (как обязательного интеллектуального элемента умысла виновного лица при совершении хищения [2, с. 385–386]) своих действий, делают невозможным обвинение его в присвоении чужого имущества.

2. Г. было предъявлено обвинение в совершении мошенничества, предусмотренного ч. 4 ст. 159 УК РФ, то есть хищения чужого имущества путем обмана, совершенного в особо крупном размере. По версии следствия, Г. представил по месту своей работы в ООО <…> (далее – Общество) ложные сведения, на основании которых ему, в связи с досрочным расторжением трудового договора, произведена незаконная выплата денежной компенсации в размере четырех миллионов рублей.

Согласно трудовому договору (далее – договор), которым Г. принят на работу, он «может быть прекращен досрочно» при определенных, перечисленных в нем, случаях. Согласно п. 6.4. договора, в случае «досрочного расторжения настоящего договора по решению уполномоченного органа Общества, при отсутствии виновных действий (бездействий) со стороны Работника, а также в связи со сменой собственника Общества, Работнику выплачивается компенсация в размере трехкратного среднемесячного заработка».

Из цитируемого текста следует, что в нем речь идет о любом предусмотренным договором досрочном его расторжении, независимо от того, по чьей инициативе оно происходит. Также из приведенного текста следует, что досрочное расторжение договора с работником влечет принятие уполномоченным органом Общества решения о выплате компенсации. При этом вынесение подобного решения является не правом, а обязанностью уполномоченного органа Общества. Условием невыполнения данной обязанности является только виновное, предшествовавшее досрочному расторжению договора, поведение работника.

Из материалов дела следует, что Г., составив протокол заседания Совета директоров Общества, указал то, что не противоречит положениям трудового договора, то есть что трудовой договор расторгается по инициативе председателя Совета директоров Общества. Он, таким образом, не сообщал заведомо ложных, не соответствующих действительности сведений и не совершал действий, направленных на введение собственников Общества в заблуждение. Никакого «информационного воздействия» [3] с целью заставить потерпевшего передать не принадлежащее ему имущество Г. не совершал. Поэтому указанное им в протоколе обстоятельство никакого уголовно-правового значения не имеет, поскольку, как уже было сказано, при любом досрочном расторжении договора (п. 6.4.), независимо от того, по чьей инициативе такое расторжение происходит, ему полагается денежная компенсация.

Из изученных материалов уголовного дела также не усматривается, что Г. имел прямой умысел на совершение мошенничества. Указав в проекте протокола инициатора расторжения трудового договора с ним, он был уверен в отсутствии противозаконности своих действий, поскольку данный договор не ставил получение им компенсации в зависимость от того, кто инициировал его расторжение.