– Ступай наверх, – велела мне мама, когда все собрались. – Разве тебе не нужно сделать уроки?

– Я хочу присоединиться к собранию, – шепнула я ей.

– Это тебе не детские игры.

Она произнесла эти слова перед всеми, как будто я была упрямым ребенком, не желающим ложиться спать после ее отхода ко сну. Я собиралась возразить, но бабушка ее поддержала.

– Слушайся маму, – сказала она, не оставляя мне ни единого шанса. И это было больнее, чем унижение от того, что со мной на глазах у соседей обошлись как с ребенком.

Я развернулась, направляясь к лестнице, но едва внимание мамы снова переключилось на собравшихся, спряталась в тени, слушая, как она читает статью о «Сделках-Сделках» и их сомнительных рыночных экспериментах в Южной Америке. О том, как они обосновываются в районах вроде нашего и снижают цены на фоне тех, что предлагают семейные продуктовые магазины.

У компаний, подобных этим, достаточно крепкая система безопасности, чтобы они могли управлять своим магазином в условиях дефицита, так что они могут давить малый бизнес, не давая ему возможности конкурировать. Они уничтожают предприятия вроде «Соли» и наших соседей одно за другим, до последнего.

Это был первый раз, когда я услышала термин «хищническое ценообразование», и представила себе волков, выслеживающих добычу. Острые когти. Оскаленные зубы. На мгновение я даже забыла, что разозлилась на маму и бабушку. Я просто так… испугалась за «Соль». За всех.

– Мы не можем позволить, чтобы это случилось с нами, – сказала мама. – Я предлагаю покупать только друг у друга. Если мы будем поддерживать наших соседей и не дадим «Сделкам-Сделкам» вести их бизнес, может быть, тогда они уйдут.

Я наблюдала, как соседи столпились у прилавка «Соли», каждый подписывал бойкот. Но когда подошла очередь доньи Марты, местного флориста, она запаниковала.

– Они отомстят! – крикнула она.

– Ну и что? – возразил сеу Флориано, торговец шашлыками. – Мне они уже угрожают. Моя лавка находится в самом конце торгового ряда, а они хотят расширить свою парковку до улицы прямо за ней. Но я не позволю им победить. Мы должны держаться вместе. Дайте им знать, что мы не сдадимся без боя!

– Ты не можешь позволить им запугать себя, – сказала бабушка, пытаясь успокоить подругу.

– Вам легко говорить, – уперлась донья Марта. – Но вы еще не видели, на что они способны! «Сделки-Сделки» строят теплицу! Теплицу со всевозможными растениями, которая задавит мой бизнес! Джульетта, просто подожди, пока они придут за тобой. Когда они расширят свою пекарню и ты не сможешь конкурировать с сотнями дешевых батонов фабричного производства, которые они примутся поставлять в наш район, ты поймешь, что я имела в виду! Бойкот ни к чему не приведет, только разозлит их. Когда ты приглашала нас сегодня вечером, я думала, у тебя есть реальный план.

Это прозвучало как угроза. Хуже. Это прозвучало как пророчество, и я впервые в жизни увидела в бабушкиных глазах тоску.

Я думаю, что именно тогда я впервые стала думать о «Соли» как о чем-то, за что я несу ответственность. Под угрозой оказалось все, что я знала. Все, что я любила. Моя жизнь в пекарне. Мои соседи. Я не хотела это терять. Я понимала, что должна что-то сделать, просто не знала что.

И вот, когда соседи ушли, а мама и бабушка удалились обратно на кухню, я на цыпочках подкралась к списку.

Осторожно, старательно вывела свое имя:

Лари Рамирес.

СУББОТА, 23 АПРЕЛЯ

– «Соль» не продается, – решительно говорит мама.

– Разве вам не интересно хотя бы услышать наше предложение? – спрашивает мужчина липким, как мед, го- лосом.

– Нет, спасибо. – Мама бросает его визитку на стойку и скрещивает руки на груди. Я тоже скрещиваю руки. – Как я уже сказала, «Соль» не продается.

– Видите ли, в этом районе есть много отличных мест для кафе. – Мужчина оглядывается через плечо на улицу, как будто прикидывает варианты, и, возможно, это мое воображение, но его взгляд слишком долго задерживается на «Сахаре». – Но мне особенно приглянулось это здание. Не хотелось бы отказываться от такого хорошо зарекомендовавшего себя места, даже не дав ему шанса.

От того, как он произносит слово «приглянулось», у меня по спине пробегает холодок, как будто мой дом – это превосходный стейк, в который ему до смерти хочется вонзить зубы.

– Мы не продаемся, – повторяю я мамины слова.

Его голубые глаза медленно поворачиваются ко мне, и я чувствую, как по рукам вверх и вниз бегут мурашки.

Мамина рука предупреждающе ложится мне на плечо.

– Простите, что разочаровываю, но в третий раз: мы не продаемся, – повторяет мама.

Она прекрасно контролирует голос, но ладонь на моей коже влажная.

– Оставьте себе мою визитку, – настаивает он с очередной зубастой улыбочкой. – Если передумаете, загляните ко мне в офис. Я не могу предложить вам много времени на раздумья, так как мы ведем переговоры и с другими местами. Но, скажем так… дадите мне свой ответ к концу мая?

– Нет, спасибо.

Он наклоняет голову, улыбка все еще приклеена к его лицу.

– Ладно, может быть, это рановато. Я понимаю ваши колебания. Как насчет конца июня? Примерно в День святого Иоанна? У вас будет целых два месяца, чтобы все обдумать. Звучит справедливо?

– Справедливо?! Разве вы не слышали, как моя мама сказала, что мы не продаемся? – огрызаюсь я, и мама снова сжимает мое плечо.

– Если у вас за это время возникнут вопросы, не стесняйтесь позвонить или написать мне по электронной почте, – говорит он, не обращая внимания на мой тон.

Быстро кивнув маме, он уходит так же тихо, как и вошел, как волк, которым он и является; колокольчики над дверью едва издают звук.

Мама убирает руку с моего плеча и выдыхает.

– Иди одевайся.

– Зачем? Мы куда-нибудь идем?

– Так и есть. Донья Сельма пригласила тебя навестить ее в «Голосах».

«Голоса» – это некоммерческий общественный центр, которым руководит донья Сельма, в нем бесплатно обучают детей и подростков многим внешкольным программам. У них даже есть бесплатный детский сад, и мы с бабушкой каждые выходные приходили туда волонтерами. Но с тех пор как бабушка заболела, я не приходила. Мама начинает говорить, как важно, чтобы мы вернулись к нашим старым привычкам, но я слушаю вполуха, потому что через окно вижу, как парень из «Сделок» переходит улицу, направляясь к «Сахару».

Я с бьющимся сердцем подбегаю к витрине и вскарабкиваюсь на нее.

Молина не подписывали письмо бойкота, и мне всегда было интересно, ведут ли они бизнес со «Сделками». Зная, насколько они ужасны, вероломны и эгоистичны, держу пари, что так оно и есть.

– Он и Молина собирается сделать предложение? – спрашиваю я маму.

Стекло от моего дыхания запотевает как раз в тот момент, когда он входит в «Сахар».

Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на маму, я замечаю, что она взяла его визитную карточку и изучает ее. Мое тело пронзает внезапная волна страха, как будто сама карточка может причинить ей боль.

– Мама!

Она испуганно роняет визитку.

– Иди одевайся!

Но прежде чем я успеваю пошевелиться, прямо перед «Сахаром» возникает переполох. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как юрист «Сделок» выбегает из пекарни, а сеу Ромарио кричит с порога, чтобы он убирался. Донья Эулалия и Педро изо всех сил пытаются удержать сеу Ромарио, который явно собрался гнать мужчину через всю улицу.

– Ларисса, не заставляй донью Сельму ждать. – Мама щелкает пальцами, чтобы заставить меня сосредоточиться. – Твоя бабушка не хотела бы подводить «Голоса».

– Ты хочешь, чтобы я пошла в «Голоса»? Сейчас?

Должно быть, она замечает панику в моих глазах, потому что ее лицо немного смягчается.

– Они не могут заставить меня продать «Соль». Понимаешь? Я не собираюсь продавать «Соль».

– Я знаю, но что, если он вернется? Я должна быть здесь, чтобы защитить «Соль». – От страха мои мысли кружатся в каком-то вихре. – Я думаю, что должна начать помогать тебе. Он, наверное, считает, что ты совсем одна. Но с этого момента я поддерживаю тебя. «Соль» – это и мое дело.