Его слова жалят.

Ненавижу самодовольное выражение его физиономии, когда он думает, что раскусил меня и мои гнусные планы уничтожить его семью.

Ненавижу, как он ухмыляется.

Все в нем ненавижу. Даже челку, которая постоянно падает ему на глаза.

– Как ты смеешь подвергать сомнению мою мораль, когда все знают, что твоя семья даже не подписала бойкот против «Сделок»? Кстати говоря, что было нужно этому юристу в «Сахаре»?

Наши одноклассники снова болеют за Педро, подначивая его закончить уравнение раньше меня. Он немного переоценивает ситуацию, одаривая их фальшивой улыбкой. Но когда он снова смотрит на меня, я понимаю, что застала его своим вопросом врасплох.

– Откуда ты знаешь, что он приходил? – шепчет он.

– Я видела, как он выходил из «Сахара».

– А я видел, как он выходил из «Соли», – парирует он с видом «ну что, попалась?!».

Долгую секунду мы смотрим друг на друга, его дыхание колышет пряди челки.

Ему не нужно ничего говорить. Я знаю, когда он пытается скрыть, что волнуется. Он самый высокомерный человек в Олинде, поэтому он не расспрашивал бы меня о «Сделках», если бы не боялся за «Сахар». Этот юрист, должно быть, тоже сделал им предложение.

Мы пристально смотрим друг на друга, а потом возвращаемся к работе.

Я почти заканчиваю решать и тут замечаю, что маркер Педро начинает давать сбой. Он ругается себе под нос, меняя еще несколько сухих маркеров.

Я удваиваю скорость, дописывая последнюю строку уравнения. Я уже предчувствую вкус победы, когда рука Педро внезапно пересекает мое поле зрения в попытке дотянуться до маркера справа от меня.

– Смотри, что делаешь! – жалуюсь я.

Когда Педро наконец отодвигается, я понимаю, что он натворил. Стер плечом половину моего уравнения. И теперь переводит взгляд с испорченной работы на мое лицо, и его рот превращается в фальшивую, преувеличенную букву «О».

Я до боли сжимаю в руке маркер.

– Педро, ты сделал это нарочно? – спрашивает Пиментель, заглядывая мне через плечо.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

– Да!

– Прости, – говорит он, положив руку на сердце, и едва сдерживаемая ухмылка приподнимает уголки его рта. – Серьезно, Ларисса. Я не хотел.

– Лжец! – протестую я.

– Лари, он уже извинился, – одергивает Пиментель. – Продолжайте, оба. У вас осталась одна минута.

Дрожа от гнева, я спешу закончить ту часть уравнения, которую стер Педро. Не могу поверить. Он едва вернулся, а уже превратился в кошмар.

– Теперь ты знаешь, каково это, когда кто-то разрушает твою работу, даже если это, как ты говоришь, случайно, – шепчет он мне.

И прежде чем я сама это осознаю, я провожу рукой по его уравнению и стираю часть.

Аплодисменты стихают. Время будто замирает.

Педро скрещивает руки на груди и прислоняется к доске, как будто все это время пытался добиться от меня именно такой реакции. Его глаза обвиняют: «Ты мстительная! Что и требовалось доказать». Как будто это доказательство того, что я подставила ему подножку в пятницу вечером.

К нам спешит Пиментель.

– Ну, хватит. Педро, ты уже получил свои две минуты в центре внимания. Я отведу тебя к директору.

– А как насчет нее? – Он возмущенно кивает в мою сторону. – Она просто стерла мое уравнение назло, потому что знала, что проиграет.

Я смеюсь.

– Я побеждала!

– Ребята, это было не соревнование, – говорит уже измученная Пиментель. – Это был просто тест для всех, кто заинтересован в получении дополнительных баллов. – Она чешет в затылке карандашом, рассматривая нашу работу. – Послушайте, вы бы решили это, если бы совместили эту часть решения Лари с той частью решения Педро. Если бы вы помогли друг другу, вместо всей этой борьбы, уравнение было бы решено.

Помогли друг другу?

– Я не знал, что мы можем попросить о помощи, – хнычет Диего.

– Я скорее умру, чем попрошу помощи у Педро Молина, – бормочу я себе под нос.

– Что, Лари? – спрашивает Пиментель.

– Ничего.

Педро свирепо косится на меня. Он-то меня отлично расслышал. Я мечу в него кинжалы своими глазами.

Звенит звонок, и Пиментель идет проверять уравнения других моих одноклассников. Они тоже не успели закончить решение.

Диего падает на колени.

– Пожалуйста, учительница, мне нужен этот дополнительный балл! Мои родители убьют меня, если я не смогу повысить оценку!

Несомненно, уроки Пиментель способны довести до отчаяния.

Она вздыхает в ответ на его мольбы.

– Хорошо, слушайте внимательно. У меня есть идея. Урок окончен, но если вы, ребята, могли бы на минутку объединиться у доски, чтобы объединить свои решения, я дала бы вам всем дополнительные баллы, – гово- рит она.

Мои одноклассники выжидающе оглядываются на нас с Педро. Но объединиться означает работать с ним, а это… это невозможно. Это измена.

– Я не могу с ним работать, – говорю я Пиментель.

– И я не могу с ней работать, – вторит он.

– А можно, остальные решат уравнение вместе, но без Лариссы? – спрашивает Пиментель Луана, утешающе похлопывая Диего по плечу.

Я свирепо смотрю на Луану, и она с вызовом приподнимает идеально выщипанную бровь.

– Нет, все должны работать вместе, – говорит Пиментель.

Диего выглядит обиженным.

– Педро, это всего на одну минуту, – умоляет он, сложив руки перед собой. Но, даже несмотря на то что Педро явно сочувствует ему, его ответ по-прежнему отрицательный. Затем Диего поворачивается ко мне: – Пожалуйста? Пожалуйста?!

Я чувствую, что все взгляды устремлены на меня. Все ждут моего ответа.

– Прости. Я не могу.

Мои одноклассники разражаются раздраженным ворчанием, а Диего резко сворачивается на полу в позу эмбриона, выглядя таким же расстроенным, как много лет назад, когда мой домашний леденец отколол ему зуб.

– Ну, раз так, – разочарованно говорит Пиментель, – всем сочувствую. Класс свободен.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 25 АПРЕЛЯ

На перемене я переминаюсь с ноги на ногу перед кабинетом директора.

Пиментель все еще там, с директором и с Педро. Я прекрасно знаю, что такое беседы с директором Оливейрой, но перерыв почти закончился, и до сих пор нет никаких признаков завершения этой встречи.

– Неудивительно, что никто не хочет с ней дружить, она думает только о себе, – сказала Луана, протискиваясь мимо меня, чтобы выйти из класса.

С тех пор ее слова так и звучат у меня в голове. И подумать только, что в детстве нам нравилось вместе играть в переодевания. Ее мама использует свою гостиную как парикмахерскую, а Луана любила использовать ее кисточки и косметику, чтобы навести красоту, и это превращало нас обеих в попугаев ара; кончики ее пальцев частенько были перемазаны яркими тенями для век, которые оставляли отпечатки пальцев по всей маминой мебели. Она всегда брала всю вину на себя, даже когда я пыталась ее защитить.

Теперь она ненавидит меня. Все ненавидят. Несмотря на то что Педро тоже отказался работать вместе.

В ожидании я хватаю телефон, притворяясь, что пишу кому-то. Жалкая попытка игнорировать одноклассников, которые, проходя мимо, шипят в мою сторону: «Соле- ная!»

Неудивительно, что никто не хочет с ней дружить.

Мои глаза начинают наполняться слезами. Хотела бы я, чтобы меня не волновало, что думают эти хулиганы. Но приходится признать, что мне не все равно. Нужно исправить эту катастрофу. Кроме того, мои одноклассники не должны платить за последствия моей вражды с Педро.

Я уже обгрызла все ногти на пальцах, и тут дверь наконец открывается.

Я мельком вижу спину Педро и выражение лица директора Оливейры, которая смотрит на него так, словно пытается решить сложную головоломку.

Пиментель выходит и прикрывает за собой дверь. Кажется, с Педро директор еще не закончила.

– Я хотела извиниться за то, что произошло, – говорю я. – За то, как я вела себя на вашем уроке.