Мне жаль, что Эмили не может пойти со мной, но это неудивительно. Я доволен еще и потому, что не придется помогать отцу с покраской. Обычно мне достается шкурить рамы, а это совсем не так весело, как красить.

– Только не забудь про прилив, хорошо? Ты помнишь, во сколько он начинается?

– Могу посмотреть, если хотите, – вставляет Эмили, вытаскивая мобильный телефон. У нее есть специальное приложение, которое показывает время приливов. Мне приложение не нужно. Я так долго живу на пляже, что чувствую прилив кожей.

Поворачиваюсь к Эмили – она улыбается, потому что ей приятно мне помочь.

– Все в порядке, – говорю я. – У меня есть фотографии кита. Хочешь посмотреть?

– Конечно. Только подожди, сначала принесу ваш заказ.

Мы с отцом провожаем ее глазами до кухни. На Эмили черные брюки, тесно облегающие бедра. Я бросаю взгляд на отца – он все еще смотрит ей вслед.

– Там был один турист, который подумал, что кита могла убить акула, – говорю я, когда Эмили возвращается с напитками. – Но я сказал, что таких акул у нас не водится. По-моему, кит попал под винт какого-то судна.

При моих словах про акулу Эмили смеется. Смех у нее задорный, звонкий – он разносится по всему залу, и другие посетители оборачиваются в нашу сторону. Вот что мне по-настоящему нравится в Эмили. Она знает, что местные акулы слишком мелкие, чтобы напасть на кита. Она знает практически все о дикой природе острова Лорни, хотя сама и не местная. Эмили вроде нас с отцом – сейчас она живет здесь, но родилась в другом месте. Она приезжала на каникулы и останавливалась у бабушки, пока та не умерла, а теперь Эмили живет здесь постоянно. Наверное, это еще одна причина, по которой она мне нравится. Мы не настоящие местные жители, но про важные вещи знаем куда больше.

– Скорее всего, кита сбил ультразвуковой радар подводной лодки. Я читал о таком, – говорю я. – Как животные путаются из-за них. Потом он подплыл слишком близко к судну и попал под винт.

Эмили ненадолго задумывается.

– Возможно, – заключает она. – Пожалуй, эксперт уже не нужен, ты и так во всем разобрался.

Я раздуваюсь от гордости. Тут парень с кухни кричит, что наш заказ готов.

На этот раз отец не смотрит Эмили вслед. Вместо этого он тянется за газетой, которую кто-то оставил на столе. Это «Айленд таймс». Как-то раз там опубликовали фото мертвого дельфина, выброшенного на берег на Нортэнде. Женщина, которая его нашла, тоже была на снимке. Вот почему я хотел найти кита первым – чтобы попасть в газету. Хотя, если подумать, «Айленд таймс» в последнее время немного помешалась на деле Оливии Каррен, так что вряд ли мертвый кит на этот раз удостоится фотографии. Заголовок на первой странице свежего номера опять посвящен Оливии. Он гласит:

Оливия: спустя три месяца все еще ничего не известно

По-моему, заголовок так себе – ведь он сообщает, что газете нечего рассказать. С тем же успехом они могли заявить: «Сегодня никаких новостей!» Но таковы были все заголовки в последние недели. «Оливия – может ли она до сих пор находиться на острове?», «Дело Оливии: полиция считает, что девочка утонула», «Загадка Оливии: поиски продолжаются». Отец разворачивает газету и быстро пролистывает три первых страницы, все посвященные Оливии. Я просматриваю фотографии на заднем экране камеры. Приближаю и удаляю. Потом возвращается Эмили – на этот раз с нашей едой.

– Ну вот! – Она ставит тарелку сначала перед отцом, потом передо мной. Там целая тонна кетчупа, сосиски обильно политы маслом. Эмили замечает газету в руках у отца. – Есть новости?

Отец, удивленный, поднимает глаза и качает головой.

– Нет. По-моему, полиции пора бы признать, что она утонула. – Он всегда так говорит. Считает, что Оливия Каррен вечером решила искупаться и уже не вылезла.

– Наверное, родители все еще надеются отыскать ее живой, – говорит Эмили. – Такая неопределенность хуже всего. Пусть бы уже кто-нибудь выяснил, что с ней случилось.

В последнее время такие разговоры ходят повсюду. Люди только и обсуждают, что дело Оливии Каррен. Я искренне не понимаю почему. Не в первый раз на острове тонут туристы. Все знают, что океан может быть опасен, неспроста же здесь появился спасательский серфинг-клуб! Но обычно, когда человек тонет, через день-два труп выносит на берег, а Оливию не вынесло, поэтому никто не знает точно.

Со мной, однако, про Оливию Каррен не говорят. Вроде как подобные разговоры – только для взрослых. В моем присутствии все притворяются, что ничего не произошло. Что бы то ни было – этого не случилось. Я знаю почему: на самом деле все думают, что Оливию похитили и убили. А может, еще не убили, а держат в каком-нибудь подвале и насилуют по ночам. Но Эмили другая. Она обращается со мной как со взрослым. Так что я не удивляюсь, когда она спрашивает меня:

– Может, тебе направить твои исследовательские таланты на дело Оливии Каррен, Билли? В конце концов, загадку с мертвым китом ты разгадал в два счета.

Она улыбается, чтобы показать, что пошутила.

Отец тянется за кетчупом и бросает на нее многозначительный взгляд. Похоже, он не считает это хорошей идеей.

– Лучше не будоражь его. Достаточно, что он лазает по скалам и считает птичьи яйца.

Он пытается закатить глаза, но Эмили отводит взгляд и улыбается мне. Она все знает про морских чаек; я рассказывал ей про свой проект. Отцу я тоже говорил, но он все равно ничего не понял.

Эмили отходит от нашего столика, потому что ее ждут другие посетители. Я откусываю от сосиски с булочкой, и жир капает мне на тарелку. Знаю, она сказала это мимоходом, ничего не имея в виду, но внезапно серьезно задумываюсь. Может, мне и правда стоит направить свои исследовательские таланты на дело Оливии Каррен? Эта мысль прочно заседает у меня в мозгу. В конце концов, почитайте газеты! Полицейские до сих пор не продвинулись ни на шаг, и я на собственном опыте знаю, какие они бестолковые. Что, если я смогу раскрыть тайну? Представляю себе заголовок в «Айленд таймс»: «Местный мальчик разгадал загадку Оливии!»

Это даже лучше, чем попасть на фотографию с мертвым китом.

Да, и вот еще что: никто не знает этот пляж лучше меня.

После завтрака отец отправляется красить рамы, а я бегу обратно на пляж, к киту. Прилив уже гораздо выше, вода доходит почти до группы людей, по-прежнему окружающей тушу. Подойдя к ним, я замечаю еще одну полицейскую машину. Надеюсь, приехал эксперт по китам.

Однако меня ждет разочарование. Это не эксперт, а мистер Мэтьюз, начальник отца. Он владеет коттеджами, которыми управляет отец, плюс большим отелем на другом конце города. Он не очень мне нравится, но отец всегда защищает его. На мой взгляд, мистер Мэтьюз только загребает прибыль, в то время как всю работу выполняет отец. Он ездит на большой машине – по-настоящему большой; обычно она стоит припаркованная возле гольф-клуба. Сегодня ее нет. Думаю, он не захотел заезжать на ней на пляж, чтобы не испачкать машину в песке.

Мистер Мэтьюз говорит с другим полицейским. Тот постарше первого, и внезапно я его узнаю. Всякий раз, когда по телику говорят про Оливию Каррен, он тут как тут. Похоже, он большой начальник. Я узнаю его по дурацким усикам, прикрывающим край верхней губы – похоже, будто там пристроилась гусеница. Кроме того, он чернокожий, а чернокожих на острове единицы. Разговаривая с мистером Мэтьюзом, он поглаживает свои усики.

Первый полицейский присоединяется к ним. Тот самый, с которым я недавно разговаривал. Он сообщает, что это малый полосатик, которого, скорее всего, убило винтом. Потом мистер Мэтьюз отводит полицейского начальника в сторонку, где стою я. Он мельком улыбается мне – ибо знает, что я настраиваю в коттеджах вай-фай, – но ничего не говорит.

– Ларри, – обращается мистер Мэтьюз к полицейскому начальнику. – В новостях про нас и так болтают бог знает что из-за той девчонки. Я не хочу, чтобы сюда добавился еще и… – Он бросает взгляд на кита. – Труп, гниющий на пляже.