Мне это тоже нравилось. Я ездил по Германии и Франции в поисках нужных камней и корней. Вольф относился к этому очень серьезно. Работали мы без отдыха, и через месяца три все было готово, но Вольф ждал, ждал, когда его подводное царство заживет и сможет оказывать, как он говорил, магическое воздействие.

К рождеству Вольф нашел предлог пригласить банкира с дочкой к себе в "Замок капитана Немо". Мы даже сочинили записку, которую передал посыльный, как в старых добрых романах, с огромной корзиной алых роз. Записка была подписана "Я и мои моря готовы служить вам. Капитан Немо".

В тот день Вольф очень волновался. Мы сидели в его кабинете-каюте и сквозь иллюминаторы-аквариумы любовались красотами морского царства, грациозно проплывающими морскими красавицами.

Тихие звуки музыки наполняли "Каюту капитана Немо", сливались с мягким играющим светом иллюминаторов, и все это оказывало какое-то божественной действие. Мы попали, словно в рай, рай морского царства, и буквально через полчаса Вольф был спокоен и уверен в своей победе. Когда подошло время приема, Вольф уверенно пошел встречать гостей.

Папа с дочкой приехали с немецкой точностью, минута в минуту. Гости вслед за Вольфом вошли в библиотеку. Вольф очень гордился тем, что она была оборудована в точном соответствии с описанием Жюля Верна. В высоких, до самого потолка, шкафах из палисандрового дерева с бронзовой отделкой хранилось множество книг в одинаковых переплетах. Шкафы тянулись вдоль всех стен комнаты. Широкие, обитые коричневой кожей диваны манили к отдыху.

Середину комнаты занимал большой стол. Этот величественный зал освещался четырьмя полушариями, вмонтированными в потолокеана

– Эта комната служит не только библиотекой, но и курительной, – многозначительно произнес Вольф фразу капитана Немо.

– Не желаете ли вы, попробовать эти сигары, – обратился Вольф к банкиру, – и хоть они и не гаванские, но, я знаю, Вы знаток, они понравятся вам. Сигары напоминают лучшие сорта гаванских, но, как Вы видите, более светлые, скрученные из золотистых листьев.

– О, очень славные сигары, – произнес банкир, с видом знатока, глубоко затягиваясь.

– Сигары изготовлены из разновидностей морских водорослей, богатых никотином, – опять произнес Вольф фразу капитана Немо и распахнул дверь, расположенную напротив той, через которую гости вошли в библиотеку. Гости оказались в огромном, великолепно освещенном салоне. Это был зал со срезанными углами, длиной в десять, шириной в шесть и высотой в пять метров, точь в точь, как в романе Жюля Верна. Скрытые в потолке, украшенном изящными арабесками, лампы заливали ярким, но не резким светом чудеса, собранные в этом музее. Да, это был настоящий музей! Мы с Вольфом разместили здесь сокровища водного царства и мои полотна с видами моря в том живописном беспорядке, который отличает жилище художника. Посреди салона бил, освещенный снизу фонтан; струйки воды ниспадали в бассейн, сделанный из одной гигантской раковины – тридактны.

Вокруг бассейна, в красивых стеклянных витринах, отделанных медью, были расставлены самые драгоценные морские редкости.

Вольф подошел к ним и загадочно произнес:

– А теперь понаблюдаем за тем, что вокруг нас.

После этих слов салон вдруг погрузился в абсолютную темноту: свет, струящийся с потолка, погас. Внезапно салон опять осветился, но теперь свет проникал с обеих сторон, сквозь два овальных отверстия в стенах. Водные глубины были ярко освещены. Два окна отделяли гостей от морской воды.

Голос Вольфа мягко звучал в тишине:

– "Море" великолепно видно. Какое необычное зрелище. Кто может передать этот изумительный эффект…, мягкую гамму переходов от света к тени, неописуемое богатство полутонов!.. Всем известна прозрачность морской воды – она чище, чем самая чистая ключевая вода… В некоторых местах океана сквозь огромную толщу воды отчетливо видна каждая песчинка на дне.

Полутьма, царившая в салоне, усиливала эффект наружного освещения, и гости смотрели сквозь стекло гигантского аквариума.

Какой странный мир, – задумчиво произнес Вольф, – здесь животные цветут, а растения не дают цветов!

Немного помолчав, он добавил:

– Всем известно, что рыбы делятся на два подкласса: костистых и хрящевых…

– Ничего подобного, – перебила Вольфа дочь банкира. – Рыбы делятся на съедобных и несъедобных.

Все засмеялись.

– Отлично, – сказал он. – Вы правы. Пройдемте в другую комнату.

Гости прошли в столовую, которая была также оформлена строго по описанию Жюля Верна.

Гостей кормили великолепно приготовленными морскими блюдами. Все как у Жюля Верна.

С того дня дочь банкира стала "пленницей" Вольфа. Она часто приезжала к нему и они подолгу сидели в библиотеке, в объятиях мягких роскошных диванов, потом переходили в зал и в полумраке наблюдали за рыбами.

Часто заходил и папаша-банкир. Он также подолгу любовался красотами подводного царства. Потом все вместе ужинали.

– Папа, ты слишком много ешь. Так нельзя. Следи за собой. – Как-то сделала замечание дочь.

Папаша засмеялся и ответил:

– Устрицы – единственной кушанье, не вызывающее несварение желудка.

Вольф с живостью подхватил:

– Нужно съесть их не менее шестнадцати дюжин, чтобы поглотить те триста граммов азотистых веществ, из которых должен состоять пищевой рацион взрослого человека.

– Ну, Вольф, я восхищаюсь тобой, – засмеялся банкир. – Ты – раковина-левша.

– Как это? – спросил Вольф, притворившись, что удивился.

– Всем известно, – продолжал банкир, – что в природе движение чаще всего идет справа налево. Планеты и их спутники вращаются справа налево. Природа соблюдает это и в закручивании моллюсков; все они закручены справа налево, и в тех редких случаях, когда попадаются раковины-левши, любители готовы заплатить за них любые суммы.

Вольф не обиделся за сравнение себя с раковиной-левшой. Его обнадежил намек банкира: "любители готовы заплатить за них любые суммы".

И надежды Вольфа оправдались.

Вскоре я покинул созданный мной "замок капитана Немо" и вернулся домой. Через три месяца получил приглашение Вольфа на торжества по случаю его бракосочетания.

Когда появились искусственные водоемы, аквариумы для содержания рыб? Скорее всего, впервые упоминалось о сосудах для содержания рыб в древнеиндийском сказании о великом потопе. Из всех имеющихся в литературе легенд наиболее древняя – вавилонская или, вернее, шумерская. Она стала известна благодаря вавилонскому историку Беросу, который в первой половине III в. до н.э. составил историю своей страны. Через одиннадцать или двенадцать веков мы находим еврейские легенды о потопе. Между вавилонским преданием и еврейскими рассказами о потопе лежит одиннадцать-двенадцать веков, но в этих легендах обнаруживается много общего. Легенды о разрушительном потопе, в котором погибла большая часть человеческого рода, имеются и в древнегреческой литературе. Автором древнегреческого мифологического сочинения был Аполлодор. Греческая легенда относится ко времени не ранее середины II века до н.э. Сказания о великом потопе находим и в Восточной Азии, на островах Малайского архипелага, в Австралии, в Новой Гвинее и Меланезии, в Полинезии и Микронезии, в Северной и Южной Америке, в Африке. Для нашего исследования большой интерес представляют древнеиндийские сказания. В санскритской литературе неоднократно встречаются различные варианты сказания о потопе. Древнейшее из преданий, содержащееся в так называемом «Шатапатха-брахмана» (Шатю-бр. I, 8,1), важном прозаическом сочинении, посвященном священному ритуалу, написано, как полагают, незадолго до появления буддизма, т.е. не позднее VI в. до н.э.

Вот как передает это предание английский (точнее, шотландский) ученый Джеймс Джордж Фрезер.

Утром принесли Ману воду для умывания, совершенно так же, как ему всегда приносили воду для омовения рук. Когда он умывался, ему попала в руки рыба. И она сказала ему такое слово: