— А ну стой, партизанская сволочь! — пробасил Лобов, — Руки подними! Оружие есть?

Алексей внутренне аплодировал. Такой талант пропадает! А сам развязной походкой подошёл вплотную и стал обыскивать.

— Во, наган, — Берестов осмотрел находку, — недурной. Так, а это что? Сигареты. Возьму себе. Тебе, хлыщ, они уже не понадобятся. Не слышал, чтобы на том свете курили, — и неприятно засмеялся.

— Слышь, Демьян, а не вздёрнуть ли нам эту птицу, пусть в раю полетает, — снова противный скрипучий смех Алексея, — валандаться с ним нет охоты. К старшому везти ещё… Мы лучше трофеи себе возьмём и баста!

— Давай. Надоело по лесам шляться. Домой к жене под бочок хочу, — мечтательно пробасил Лобов, и на его лице появилось немного осмысленное выражение, — и есть охота!

Берестов достал из мешка верёвку, проверил демонстративно её на прочность. И, оставшись довольным, стал деловито прилаживать верёвку на толстом суку. Сопел и был весь такой неприятный, что незнакомец, видя неспешные приготовления, всё больше и больше бледнел. Смотрел на Алексея с широко открытыми глазами.

— Вот, готово, — Берестов попробовал петлю.

Удовлетворённо хмыкнул Демьян.

— Вы не имеете право! — вдруг выпалил незнакомец, потеряв вконец последние капли самообладания.

Демьян уставился на незнакомца ничего не выражающими глазами.

— Во пролетарий расходился, — и Алексей противно хихикнул. Лобов опять хмыкнул. Берестов подошёл к «своей жертве» и ударил в живот.

— Здесь не надо кричать, — и глаза стали злыми и безжалостными.

— Я буду жаловаться гауптштурмфюреру Вилли Заттеру, — задыхаясь проговорил незнакомец.

— С того света что ли? — не унимался старший лейтенант, — Демьян, ты слышал, чтобы оттуда жаловались?

— Нет, не слышал, — пробасил Лобов, — бабка, покойница, как-то приснилась. Говорила платье жмёт.

— Да, ну?

— Верно! Я тогда думал к попу сходить, молебен заказать.

— Сходил?

— Нет, ну её к лешему.

— Я офицер немецкой армии, идиоты! Выполняю ответственное поручение, — стараясь вернуть достоинство, важно и увесисто стал говорить незнакомец.

— А чем докажешь? — пробасил Лобов.

Незнакомец присел на пенёк и извлёк из потайного места подошвы сапога скрученную бумажку.

— Читать-то умеете? — осведомился уже немного пришедший в себе «ночной гость».

— Конечно, грамоте обучены, — уверенно ответил Лобов, даже немного обидевшись на такой вопрос.

Сначала Алексей, потом Демьян поочерёдно изучали представленный документ. Каждый по-своему. Берестов быстро и бегло, а Лобов долго и скрупулёзно, шевеля губами. В документе говорилось, что подателю сей бумаги препятствия не чинить, оказывать всяческое содействие. Ниже печать и подпись самого гауптштурмфюрера Вилли Заттера.

— Прощения просим, господин, офицер, — Берестов состроил виноватую мину, — ошибочка вышла. Откуда нам было знать, что вы такая важная фигура? Мы вас приняли за бандита.

— Что вы здесь делаете? — уже привычным голосом хозяина развязно и грубо спросил немец.

— Партизан ловим, господин офицер, — ответил старший лейтенант.

— Верните мне оружие и проваливайте к чёрту, олухи. И никому ни слова, что видели меня здесь.

— Слушаемся, господин офицер, — и два приятеля встали по стойке смирно, изобразив подобострастие.

— Идиоты, — взглянув на приятелей, повторился немец и пошёл от них.

«Идиоты» позволили ему отойти на некоторое расстояние, чтобы немец успокоился, и бросились за ним вдогонку. Быстро его нагнали и снова преградили дорогу, один спереди, другой сзади.

— Ну, что ещё? — недовольно, раздражаясь, спросил немец.

— Поговорить бы надо, — сказал Берестов уже серьёзно и без комедии.

Ночной гость быстро выхватил наган и выстрелил сначала в Алексея, потом в Демьяна. Приятели стояли целыми и невредимыми и улыбались. Немец недоумённо посмотрел на них, затем перевёл взгляд на оружие.

— Что, Гансик, не стреляет наган? — спросил в шутливой форме Демьян, — пулек в нём нет.

Как маленькому объяснил Лобов и раскрыл ладонь, на ней лежали все патроны. Первоначальная растерянность сменилась у немца ненавистью. Он хотел было броситься на Демьяна, но сообразил, что с двумя ему не справиться. И стал ждать дальнейшего развития событий.

— Всё, комедия закончилась, — серьёзным голосом приступил Берестов к делу, — итак, я буду спрашивать, а ты отвечать. Русским ты владеешь отменно, поэтому недопонимания у нас не возникнет. Вопрос первый: зачем приходил к Толмачову?

Немец стоял с гордым видом и молчал. Вся поза, по его мнению, олицетворяла несгибаемость немецкой нации перед неприятелем.

— Тевтонец не желает говорить, — шутливым тоном отметил Демьян.

— Ну что же, — продолжил Берестов, — здесь зрителей кроме нас нет, а потому твой героический поступок никто не оценит и про подвиг никто не узнает. Ты умрёшь позорной для офицера непобедимой германской армии смертью. Ты будешь повешен! Считай приговор тебе зачитали.

— И твоё безжизненное тело будет болтаться на этом суку, — вставил, улыбаясь, Демьян, — жалкое зрелище! Это будет всё, что останется от истинного арийца.

Берестов уже другими глазами смотрел на приятеля. Ох и не прост же этот сельский учитель.

— Я всё равно докопаюсь до правды, — Алексей посмотрел в глаза немца, — но я буду знать, что на одну сволочь на нашей земле станет меньше.

С последними словами он тут же, не мешкая, принялся заново готовить петлю. На сей раз управился старший лейтенант куда быстрее, чем раньше.

— Готово, — констатировал завершение приготовлений Берестов, — пора. Как говорится, злому — смерть, а доброму воскресение.

Вдруг немец неожиданно дёрнулся и бросился на Демьяна. Тот увернулся и ударил нападавшего прикладом винтовки в живот. «Ночной гость» согнулся пополам. Алексей, не теряя время, накинул на шею немцу петлю и немного стянул её. «Гансик» начал задыхаться, упал на колени, схватился руками за веревку на шее, стараясь её ослабить. Но у него ничего не получалось. Она всё сильнее сдавливало горло. Немцу стало страшно, и он прохрипел из последних сил, что всё скажет.

— Тевтонец говорить желает, — спокойным тоном констатировал Демьян.

Однако, они оба не спешили ослаблять свою хватку. Немец с большим трудом повторил своё намерение. Алексей немного ослабил петлю.

— Ну, — предложил говорить старший лейтенант, — слушаю.

— Я ходил узнать, — хрипло стал говорить «ночной гость», — есть ли вести от нашего агента. Он находится в партизанском отряде. От него перестала поступать информация, и мой шеф отправил меня выяснить причину его молчания.

— В партизанском отряде Тишкова?

— Да

— Значит, Толмачов связной?

— Да, через него держалась связь агента с нами.

— Давно Толмачов сотрудничает с вами?

— Как только мы сюда пришли. Он сам предложил свои услуги. Ему щедро платят. Он доволен.

— Агент лично выходил на связь или через посыльного?

— Нет, лично он никогда там не появлялся. Я даже не знаю имени ни его, ни того, кто приходил от него. Только оперативные псевдонимы. Их подлинные имена знает гауптштурмфюрер Вилли Заттер.

— В отряде от вас сколько человек?

— Два, насколько мне известно.

— Давно они туда внедрены?

— Один почти с момента образования, другой — позже.

— Назови псевдонимы.

— «Хозяин» и «Шапель».

— То есть «Шапель» передавал информацию из отряда Толмачову?

— Да. Повторюсь, я про них ничего не знаю, ни одного из них никогда не видел.

— Что, гауптштурмфюрер Вилли Заттер так сильно ими дорожит?

— «Хозяином» в особенности. Другой, насколько могу судить, диверсант, исполнитель.

— А всё-таки, почему «Хозяин»? — Берестов сделал попытку уточнить про интересующего его субъекта, — он что, владеет чем-то?

— Из разговора с шефом я понял, что он до войны был каким-то начальником.

— Здесь? Я имею ввиду в этом районе?

— Думаю, да.

— Почему ты так решил?