Но главным своим приобретением уже в более зрелом возрасте Алексей считал способность различать искренность и неискренность человека, на кого можно положиться, а кому спину лучше не подставлять. Он нутром чувствовал ложь и фальшь.
Самолёт начало сильно трясти. Это вернуло Алексея из грёз в кабину железной птицы. Холодно в ней было. Пилот сообщил, что пролетели линию фронта, до места назначения ещё далеко. Берестов закрыл глаза и продолжил воспоминания. Спустя некоторое время старший лейтенант почувствовал, самолёт пошёл на снижение.
Приземлились удачно. Как, собственно, и сам полёт вышел спокойным и без приключений. Когда-то дядя Семён учил Лёшку: «С тяжёлым сердцем шагать нельзя, беду можно навлечь. Хоть бывает, что и чует оно недоброе. Так тем более развеять сердце надо, о хорошем, радостном подумать. Вон видишь, как солнце тучи разгоняет, учись!»
Партизаны давно ждали помощи с большой земли. Коротко поздоровавшись с Алексеем и его попутчиком, принялись спешно перекладывать грузы из самолёта на телеги. Делалось всё быстро и споро, ни одного лишнего движения, почти в полной тишине, только изредка слышались отрывистые команды.
Пилоты поторапливали, хоть и видели, что бойцы время даром не теряли. Но время неумолимо. Ночь подходила к концу. Им, действительно пора было возвращаться. Заканчивалась погрузка раненых, их было много.
— Вы товарищ Хо́мич? — спросил Алексея, подошедший к нему в старом очень потрепанном ватнике с автоматом на плече, партизан лет около тридцати, может чуть старше.
— Да, я.
— С приездом. Меня за вами послали. Наши телеги первые, нам туда. Остальные в другой отряд. Меня зовут Николай, — представился новый спутник, — нам с вами предстоит долгая дорога. Дай бог, проскочим. А то обложили нас, душат, житья совсем не стало. Ищут нас, многие тропы перекрыли. Мы на старое место ушли, там нас не достать. Вот такая диспозиция, товарищ Хо́мич.
— Зови меня Алексей, так проще. И давай на «ты». Идёт?
— Так лучше, — согласился Николай, — не люблю я этих церемоний, официальности. Хотя, конечно, субординация, уважение нужны, порядок должен быть.
Потом, немного погодя, оглядевшись, партизан сказал: «Ну всё, нам пора, вещи твои давно погружены».
Распрощавшись с пилотами, Николай и Алексей пошли вместе. Обоз, пока ещё единый, быстро двинулся в лес с большой поляны, а самолёт начал разгон, унося с собой тех, кто защищал родную землю, не щадя себя. И теперь Родина сделает всё возможное в лице врачей, медсестёр, санитаров, чтобы они продолжали жить.
Километров через пять обоз разделился.
— Теперь бы груз доставить целёхоньким, — проговорил Николай, — в отряде совсем туго стало с продовольствием и боеприпасами. А с таким добром мы ещё повоюем.
— А ты давно в лесах? — спросил Берестов своего провожатого.
— С июля, — охотно ответил тот, — секретарь райкома наш, Пётр Аверьянович Руденко, как немцы стали подходить, так меня и прихватил с собой в отряд. Я у него шофёром был. Хороший мужик, дельный. Он быстро смекнул, что война затянется. Уж больно сильно немец пёр.
— Тяжело, наверно, первое время приходилось?
— Опыта, конечно, маловато было, от того и трудности. Пока шишек не набьёшь, не поймёшь, что к чему. Но немчуру били. А потом к нам Тишкова прислали. Тоже дельным оказался. С ним развернулись. Ох и страдал от нас фриц!
— А что же немцы?
— А что они?
— Они же не сидели сложа руки, что против вас предприняли?
— Предприняли…
— Ты чего загрустил-то вдруг? — спросил старший лейтенант, когда увидел изменение в лице Николая. Почудилось, что рядом с ним шагает уже старик, а не тот тридцатилетний человек, с которым свела его здесь судьба.
— Так, вспомнилось одно, — уклончиво ответил партизан и продолжил, — недавно в село одно зашли, а там нет никого. Понимаешь, ни одной живой души, ни стариков, ни женщин, ни детей. Фашисты всех под корень извели, никого не пощадили. Вот так они предпринимают! От бессилия над слабыми измываются, сволочи. Мы для них бандиты. Мы! А не они, пришедшие на нашу землю. Я теперь, как этих гадов увижу, сам не свой становлюсь, стрелял бы их да стрелял.
Прошли немного молча.
— С таким трудом хозяйство поставили, — снова заговорил Николай, — люди только-только жить начали, а тут — война. Я ведь мальчонкой революцию встретил, сам понимаешь, не обошла гражданская стороной. Злобы и ненависти кругом хватало. Но сейчас…
Алексей тоже много успел повидать. В начале июля он был откомандирован на Западный фронт для борьбы с диверсантами и вражескими агентами. Действовать приходилось в очень сложных условиях. Положение на фронте порой настолько стремительно менялось в худшую сторону, что старший лейтенант не раз оказывался в тылу быстро наступающих немецких войск. Приходилось с боями пробиваться к своим. Потные, грязные, с почерневшими лицами, но с несломленным духом, видя успехи немцев, их упоение от своей силы, возвращались они в расположения отступавших частей Красной Армии. Несмотря на общую катастрофическую обстановку, Берестов сохранял самообладание и действовал без колебаний, жёстко пресекая панику и дезертирство, участвуя в наведении необходимого порядка. Он видел как трусость и нерешительность одних покрывалась отвагой и твёрдостью других. Именно на последних держалась оборона, о них споткнулись орды врагов, не ожидавших такого отчаянного сопротивления с первых дней войны.
Здесь же на землях Белоруссии Алексей впервые столкнулся с жестокостью врага, который гусеницами танков, маршевыми сапогами солдат давил и сжигал всё, что встречалось ему на пути, не щадя даже детей. Он всё увидел собственными глазами, когда неожиданным для немцев манёвром удалось отбить один стратегически важный населённый пункт, небольшую деревеньку, в которой никого не осталось в живых. Всё жители были расстреляны, их тела лежали прямо возле хат и внутри них. Сами дома стояли с выбитыми стёклами, изрешечёнными пулями, выбитыми дверьми. Уцелевшие собаки ошалело выли или суматошно бегали, поджав хвосты. Одна здоровенная псина, прикованная цепью к будке, злобно рычала и яростно гавкала с пеной на губах, готовая вот-вот сорваться и накинуться на первого встречного.
Берестов стоял среди пиршества смерти, и все чувства, связанные с войной, оформились и вылились в такую лютую ненависть к врагу, что сама собой родилась в нём решимость умереть, но не пустить его дальше. «Здесь они не пройдут!» Так сказал Берестов бойцам батальона, командование которым он вынужден был принять на себя. На этой высотке они должны были занять оборону, чтобы дать возможность нескольким частям отойти и занять новые позиции.
Батальон словно врос в землю. Все попытки немцев выбить его оканчивались неудачей. Ни артиллерия, ни танки ничего не могли поделать со стойкостью русского солдата, твёрдо решившего не пропустить врага дальше. Долго держался батальон Берестова. В живых от него остались лишь единицы, но свою задачу он выполнил. Алексея тяжело раненого вынесли разведчики N-ской части и доставили в медсанбат, а уже потом хлопотами Тихоходова он оказался в московском госпитале.
И вот первая командировка после излечения на оккупированную территорию, которую немцы уже считают своей, устанавливая здесь свои порядки и законы. В этом особая специфика, тут опасность возрастает в разы. И жестокость здесь иная, верно подмечено, без краёв. Об этом и не только думал Берестов, идя с обозом по ноябрьскому лесу.
Тихо шли телеги. Сопровождающие бойцы старались не производить напрасно шум, предпочитая по выработанной уже привычке больше молчать. Разговоры если и возникали, то велись почти шёпотом.
Покойно было в лесу. Молчаливо стояли берёзы, осины, сбросившие свои зелёные одеяния и погрузившиеся в зимнюю спячку. Среди них виднелись ели, величественные и непохожие на своих соседей великаны. Тоненький молодняк соседствовал с уже взрослыми деревьями, борясь с ними за своё существование. Кое-где ещё встречались кусты с желтыми листьями, выделявшиеся на сером фоне стволов яркими пятнами, радовавшими глаз, как оазис в пустыне. Зелёный покров уже не был таким сочным, но всё же местами сохранял свою свежесть. Однако везде чувствовалось, что осень идёт к своему закату. Её красота сильно увяла и почти не осталось следа от былого хвастовства и буйства красок. Верно в народе говорят: «Ноябрь — ворота зимы». Совсем скоро будут открыты настежь створы …
