— О, вы уже в тесном тандеме сотрудничаете, — не удержался и вставил майор с довольным выражением лица.

— Сработались! — констатировал Руденко, — итак, Шумейко голос узнал, за это можно ручаться. Доволен?

Комиссар посмотрел на Алексея. А Тишков на обоих. Степану Ивановичу объяснили в чём дело.

— Это очень ценный факт! — подытожил Берестов, — к тому же появление Чепца в целом совпадает с началом провалов и неудач отряда. Он также имел возможность собирать нужную ему информацию и передавать её. Вопрос в способе передачи. Но, думаю, делалось это посредством надёжных людей в близлежащих деревнях, куда он беспрепятственно наведывался под разными предлогами, например, как с самогоном.

— Похоже, — заговорил Тишков, — но пока это косвенные улики, прямых-то нет. Теперь надо с ним что-то решать. Он же сегодня уходит вместе с остальными.

— Надо его оставить здесь и спровоцировать, — предложил Берестов, — лагерь опустеет. Руки у него будут развязаны.

— Хорошая идея, — поддержал Руденко, — надо подумать.

— У нас против него есть только один козырь, — начал Алексей, — это Шумейко, который его видел лично и, как выяснилось, запомнил. Вот тут надо сыграть тонко. Ненароком свести Макара Осиповича и Чепца лицом к лицу, да при свидетелях. Дед скажет, что Чепец якобы ему знаком. И хоть у нас больше примет на него нет, страх разоблачения заставит Чепца действовать. Ему не нужно, чтобы Шумейко стал об этом много говорить. Один раз он уже пытался его устранить, но не вышло. Во второй раз Чепец будет работать наверняка. Здесь мы должны быть начеку.

— Дед в качестве приманки, — проговорил Руденко, — как-то не по себе.

— У тебя есть другой план, Пётр Аверьянович? — спросил Тишков, — лично я полностью поддерживаю Алексея Николаевича. Да, рискованно. Но если мы его не разоблачим, потери будут значительные. Так что морально-нравственные принципы не пострадают. Надо всё продумать и приступать к реализации. Сегодня ребята уходят.

План был составлен. Оставалось его привести в исполнение. Тишков проследил за тем, чтобы лагерь никто не покидал до выхода партизан на задание. Чепца же майор вызвал к себе и поставил перед фактом, что он, Губарев и ещё несколько бойцов остаются в лагере для охраны. Никита просил командира всё-таки разрешить ему пойти со всеми, убеждал, что там его место, а не здесь. Но майор так сверкнул глазами, что Чепец больше не рискнул повторять свою просьбу. Понуро опустив голову, Никита отошёл от командира и пошёл в свою землянку. Николай с ребятами продолжили за ним наблюдать. Всё шло по намеченному плану.

Как только разведка донесла об окончательной дате выступления немцев из двух гарнизонов, как и предполагал Берестов, Тишков отдал приказ о начале операции. Провожали уходящих молча. Им вслед смотрели женщины, подростки и те, кого майор оставил в лагере. Теперь будущее отряда зависело от успеха кампании. Надежда на благополучный исход присутствует всегда, но какой ценой этот исход будет добыт, сколькими жизнями придётся заплатить…

Берестов тоже смотрел вслед уходящей колонне. Он желал Руденко возвращения. Комиссар повёл своих людей навстречу врагу. Этот сильный, мужественный, справедливый человек в трудную минуту не мог поступить иначе, он брал ответственность на себя. Руденко начал воевать ещё в Первую мировую, потом была служба в Красной армии, где он дослужился до командира полка. И вот с июля Пётр Аверьянович снова в строю.

«Стар я уже стал», — услышал Алексей возле себя голос деда. Повернул голову в сторону Шумейко, тот стоял со своей неизменной трубкой во рту, задумчивый, тихий, а в глазах слёзы.

— Эх, кабы мне годков-то скинуть, вместе с ними пошёл бы, — сокрушённо проговорил дед, — а то остаётся, что сидеть да ждать.

Берестов ничего не ответил и зашагал к землянке-типографии. «Эх, дед, знал бы ты, — думал по дороге старший лейтенант, — что и ты воюешь, что для тебя враг не где-то там, а рядом. И воюешь ты с ним своей памятью, страшна она для него, а для тебя опасна, смертельно опасна».

В типографии Алексей застал только Лобова, два их молодых помощника ушли на задание. Демьян растерянно смотрел на собранные заметки, фотокарточки, незаконченные работы и не знал, как поступить. Этот интеллигентный, добрый, отзывчивый человек пошёл на войну добровольцем, был в окружении и затем, пробираясь лесами с остатками своего полка, присоединился к партизанам.

— Наши вернуться, — начал Берестов, — напишем о них. А остальное, что насобирали, пойдёт как история.

— Это вы, Алексей, хорошо придумали. А я вот растерялся, — и Лобов виновато улыбнулся, — здесь много интересных мыслей, наблюдений, не хочется, чтобы всё это пропало.

— Не пропадёт, — уверенно сказал старший лейтенант, — вот ребята вернутся, и новый выпуск нашего вестника выйдет.

— Да, вы правы.

— А пока, давайте мы с вами займёмся систематизацией наших материалов, структуризацией и тому подобным, в общем, приведём наши дела в полный порядок.

— Вы хороший человек, Алексей, и, по-моему, надёжный товарищ.

Берестов внимательно посмотрел на Лобова, тот немного смутился, но глаза не отвёл.

— Видите ли, — объяснил Лобов, — я был человеком застенчивым, и в детстве, и позже я не всегда мог дать сдачи своим обидчикам, которые пользовались моим мягким характером. Я часто злился сам на себя за это, но ровным счётом ничего не менялось. Мне трудно, понимаете, трудно было ударить человека. Всё моё существо начинало кричать и противиться желанию причинить другому человеку боль. И я не выдерживал такого протеста, отступал. Но, поскольку в природе всё уравновешенно и действует закон компенсации, то тоже самое моё существо легко распознавало людей благородных, с чистыми помыслами и стремилось к ним. Поэтому я повторюсь, вы хороший человек, Алексей. И, мне кажется, я даже уверен, вы сыграете в моей судьбе значительную роль.

Берестов молчал, он не знал, что на это ответить.

— Я не трус, — продолжал Демьян, — и пошёл добровольцем, чтобы никто не занял моё место. Война изменила меня, точнее мои мысли. Что толку быть просто убитым, если люди, что пришли на нашу землю, перестают быть людьми и жгут, убивают, насилуют. Я начал стрелять. Вы даже не представляете себе, Алексей, каких мук мне стоило сделать первый выстрел в тех, кто тогда шёл на нас, сидящих в окопах. Какой ужас я испытал, когда увидел первого убитого мной. И с тех пор я словно раздвоился, один «я» прежний, а другой являет своё лицо, когда кругом смерть. Этот второй стреляет и стреляет, и убеждён, что, отнимая жизнь у врага, спасает другую жизнь, а может, жизни.

Старший лейтенант слушал молча, пока он просто слушал, не делая никаких выводов.

— Не ожидали такого от меня?

— Не ожидал.

— Вот так «в овечьей шкуре скрывается волк, только белый волк», — закончил свою речь Лобов.

Они ещё долго проговорили. Оказалось, им есть что сказать друг другу. А Алексей даже представить себе не мог насколько пророческими окажутся слова сельского учителя.

«Да, идёт именно священная война, — думал Берестов после разговора с Лобовым, — что-то глубинное, святое внутри человека воюет с фашистами. Только справедливая война может так всколыхнуть людей подобных Демьяну. Белые волки…, а против вас чёрные волки в овечьей шкуре».

***

22 ноября 1941 г.

«В течение этого дня наши войска вели бои с противником на всех фронтах. Особенно ожесточённые бои происходили на клинском, волоколамском, тульском и ростовском участках фронта».

«После ухода большей части партизан на задание в лагере стало тихо».

Берестов доложил Тихоходову о своих планах в отношении Чепца. Иван Сергеевич напомнил, что время поджимает, и в срок Алексей не укладывается. Поэтому необходимо активизироваться и добиться результата в самые кратчайшие сроки.

Возле командирской землянки стояли люди «вооружённые» лопатами, топорами, ломами, пилами. Майор объяснил необходимость земляных работ и стал раздавать команды, создавать рабочие группы для строительства оборонительных сооружений на подступах к лагерю. Никто не спорил и не возмущался.