— Этого знаю, он, кажись, в роте Смирнова.
— А вот теперь посмотри, — Алексей подсунул деду Чепца. Правда, тот выглядел на фотографиях не очень выразительно. Никита словно намеренно избегал попадать в объектив камеры. На разных снимках он выходил то с опущенной головой, то вполоборота. Но всё же на одной фотокарточке он получился более-менее презентабельно.
Дед стал снова пристально всматриваться, покуривая трубку. Глаза превратились в щёлочки. В отличие от Губарева, шапка у Никиты была сдвинута на глаза, во взгляде из-под мохнатых бровей читалась настороженность. Чепец выглядел собранным, готовым в любой момент разжаться как пружина.
— Во, Алёша, этот на моего — того, похож.
— На кого того, поясни, дед.
— Помнишь, рассказывал тебе историю, про голого-то возле реки.
— Ну, помню. Узнал что ли?
— Похож говорю. Вот память — истинно тайна. Думал не признаю, а выходит упомнил. Только здесь мужик бородатый, а тот выбритый был. Но схожесть есть. Вроде. Взгляд недобрый. Вот ежели бы ты представил мне на сличение голого и без бороды, так я тебе сразу бы и сказал без сомнений.
— Ну, дед, невыполнимо это, — Алексей рассмеялся. Шумейко только в усы довольный улыбнулся.
— Алёша, был у нас в районе участковый один, — начал хитро дед, — дотошный такой, не хуже тебя. Тоже архангелами интересовался. Вы, чай, не из одной конторы будете, а?
Дед озорно и внимательно посмотрел в глаза Берестову.
— Хорошо, Макар Осипович, вилять не буду — из одной. Только просьба у меня к тебе будет — никому не говорить об этом.
— Смекнул, не волнуйся, лишнего не болтаем.
— У меня к тебе, Макар Осипович, ещё одна просьба будет.
— Ох, Алёша, многого ты хочешь от старика. Вижу, просьбы-то у тебя не праздные. Сказывай, что нужно.
— Хочу попросить тебя голос одного человека послушать.
— Это как наподобие твоих фотокарточек. Так что ли?
«Вот уж поистине: «Стар да умён — два угодья в нём», — подумал старший лейтенант про Шумейко, а вслух сказал, — да, признать надо по голосу.
— Уж не на этого ли бородатого грешишь? — спросил дед прямо, — как звать-то его?
— Никита Чепец. Проверить его должен, чтобы сомнения рассеять, — ответил Берестов откровенно.
— Сомнения хуже смерти. Помогу тебе.
— Тогда зайду попозже.
— Ну, приходи, будем рады!
— Приду, непременно приду.
Берестов был однозначно доволен. «Итак, — думал, Алексей, Губарева дед отмёл, не заострил на нём внимание, а вот на Чепце остановился. Похож вроде. Надо теперь, чтобы Шумейко голос его послушал подольше и тогда будет более, чем существенное, это будет уже факт!»
Старший лейтенант снова направился к Руденко, нашёл того в командирской землянке. Комиссар читал какую-то книгу, делал пометки на её полях и что-то выписывал в свою тетрадь.
— А, Алексей Николаевич, чай понравился или компания моя? — спросил в шутливой форме Руденко, когда увидел гостя.
— Всё вместе, Пётр Аверьянович. Мне потребуется от вас помощь.
— Присядь, — уже серьёзно заговорил комиссар, — рассказывай.
— Необходимо, чтобы Шумейко голос Никиты Чепца послушал, желательно, как можно дольше. И сделать это следует таким образом, чтобы Чепец ничего не заподозрил. Всё должно выглядеть естественно. Макар Осипович предупреждён мною и дал своё согласие.
— Ну и задачку ты мне задал. Хорошо, решу. И непременно скоро, так?
— Всё верно, до выступления наших.
— Вот что, Алексей Николаевич, теперь иди и жди от меня вестового.
«Теперь остаётся только ждать, — подумал Берестов, только ждать. И всё-таки всё пока призрачно, ненадёжно. Но другой ниточки у меня на данный момент нет. Дед же смог вспомнить по прошествии стольких месяцев голос, даже лицо, значит, зацепил его Чепец чем-то».
***
21 ноября 1941 г.
«В течение ночи на 21 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах».
«В отряде готовятся к выступлению, скоро лагерь опустеет».
Берестов встретился с Николаем в укромном месте, поговорил с ним. Из разговора узнал, что Чепец ведёт себя как обычно. Правда, несколько раз задерживался возле командирской землянки. А Семён Скворцов, один их двух задействованных партизан отметил — Чепец мастерскую и конюшню старается обходить.
— Там же, вроде, дед Шумейко работает, — уточнил старший лейтенант.
— Да, он лошадей любит. Дед, если не занят, то сидит и за всеми наблюдает. Сам знаешь, поговорить он любит. Кого увидит, зовёт покурить вместе.
— Передай Семёну от меня спасибо.
— Передам. Вот дело, — начал Чертак, — если бы не твоё задание, мне бы и в голову не пришло, что Никита ведёт себя подозрительно.
— И ты считаешь его поведение подозрительным?
— С виду вроде нет, ходит-курит, а приглядишься, замечаешь, там немного задержался, тут постоял. Не могу тебе точнее сказать, но нутро не принимает его больше.
— Ну раньше-то ты с ним общался и ничего, как говоришь, нутро-то принимало. Сейчас, что изменилось?
— Да не знаю, Алексей, точно глаза на него открылись. Чужой он какой-то. Пока наблюдал за Чепцом, вспоминал встречи с ним. Ходит, шутит, но заметил, внутри злоба сидит.
— Может, жизнь помотала. Война вон сколько горя принесла, сам говорил.
— Говорил, только вот злоба у него на людей, понимаешь, на простых людей, вроде нас с тобой. Насмотрелся на него со стороны. Когда один остаётся, меняется сильно, ни дать, ни взять злой недовольный барин!
— Полезные сведения.
— Для тебя может и полезные, всего лишь полезные. А у меня всё в голове перевернулось. Видишь ли, мне по жизни попадались больше хорошие люди, хоть и детство у меня трудное было. Судьба с подлостью не так часто сводила. Война вот ум сильно подправила. Теперь здесь.
— Ты, Николай, не забегай вперёд, может, накручиваешь себя.
— Не понимаешь ты, Алексей. В Чепце злоба горит, как у одного полицая, гада редкостного, расстреляли мы его две недели назад до тебя. Так он, поверишь, буквально слюной брызгал от ненависти к нам. Смотреть было противно. Полицай в открытую немцам служит, с его душонкой всё понятно. А Чепец то казался свой, а что у него в голове, когда злоба душит?
— Значит, в маске ходит, — задумчиво проговорил Берестов, — и злобу свою на показ, говоришь, не выставляет.
— В том-то и дело, что прячет он её, от людей скрывать пытается. Несколько раз, ненароком так попадало, видел глаза его. Тоже думал, война помотала. А сейчас знаю, нутро у него такое.
— Ладно, Николай, постарайся свои мысли пока при себе держать. И ещё совет, веди себя, как прежде, особенно при встрече с Чепцом. Если он окажется тем, кем ты его рисуешь, знай, чутьё у таких звериное, почует неладное, дров может наломать. Понял?
— Усёк, доходчиво объяснил.
— А теперь пошли, дел много.
Чертак подкинул пищу для размышления. «Такая характеристика, — думал Берестов, — дорогого стоит. Вроде кусочки начинают складываться в ясную картину. Теперь бы хорошие новости от Руденко. И надо подумать, как спровоцировать Чепца на действия».
Алексей, прежде чем взяться всерьёз за Никиту, уже составил своё мнение о нём. Вспоминая случайные встречи с ним, разглядывая снимки, старший лейтенант думал, напрягал чувства, стараясь понять, что представляет собой этот человек, чем живёт. Его окончательные ощущения полностью совпадали с мнением Чертака и комиссара о Чепце. Внутреннее чутьё подсказывало Берестову правильность шагов.
— Товарищ Хо́мич, — услышал Алексей свою «новую» фамилию. Остановился и обернулся. К нему подбежал молоденький партизан, весь запыхавшийся.
— Товарищ Хо́мич, вас хочет видеть комиссар Руденко, сказал срочно.
— Спасибо большое, я прямо сейчас к нему и направлюсь.
Берестов почти побежал в командирскую землянку. Там он застал и Тишкова. Поприветствовал обоих.
— Ну, что, Алексей Николаевич, выполнил я твоё задание, — начал Пётр Аверьянович.
