Деда определили в одну бригаду с Чепцом, туда же «попал» и Берестов. Тишков лично показал где, как и что делать, затем хлопнул по плечу Алексея и пожелал ударно потрудиться.

Старший лейтенант взял лом и принялся долбить уже мёрзлую землю. С ним в паре работал Шумейко, пыхтя своей трубкой. Чуть поодаль расположился Чепец и остальные. Дело спорилось.

— Алёша, пора и перекур сделать, — предложил дед, — отдохнуть надо.

— Надо, сделаем, — и Берестов прокричал, — отдых, ребята.

Все словно ждали эту команду, положили инструменты на землю, присели кто-куда и закурили.

Всё время пока работали Алексей не спускал глаз с Чепца, отметил, что тот внутренне немного напрягся, в глаза Шумейко старался не смотреть, копал от деда в пол-оборота.

— Эх, красота-то какая! — восторгался Шумейко, — с холма далеко видать. Вот жить бы и жить здесь.

— У тебя что, дома нет? — спросил один из молодых партизан.

— Спалили немцы, так что теперь я вроде как бездомный. Но ничего, вот война кончится, новый отстрою.

— Долго жить собираешься, дед.

— Собираюсь. Кто ещё вам голодранцам помощь окажет. Вы чай сразу по девкам, а нам, старикам, угол нужен.

— А нам, что, выходит, не нужен, — не унимался всё тот же парень лет двадцати.

— У вас одна любовь в голове, а в ней и небо крыша.

— В голове или в любви, не понял я, дед?

— Видать, дурак ты, ежели не понимаешь. Вот и говорю, кто вам, окромя нас стариков, поможет и уму-разуму научит.

Кругом засмеялись, а паренёк так вообще сидел с самым довольным видом, точно его похвалили, а не обозвали обидным словом. Только Чепец сидел и молчал. Куда только делся рубаха-парень?

— Случилось чего у тебя, Никита? — спросил сидевший рядом с ним дружок Губарев.

— А что?

— Да хмурной ты сегодня какой-то?

— Голова болит.

— А-а, тогда ладно.

Во время их разговора, как было условлено с Алексеем, дед посмотрел пристально на Чепца, о чём-то задумался. Потом встал и подошёл к ним поближе.

— Тебе чего дед? — недружелюбно исподлобья спросил Никита, — мы чай не красно девицы, чтобы нас разглядывать.

— Похож ты на одного…, — Шумейко не договорил и отошел в сторонку.

— Дед, тебе уже мерещится, — не унимался молодой болтун, — как ты нас уму-разуму будешь учить, если сам отпустил его по старости лет погулять!

— Для тебя, дурака, и хворостина учитель, — парировал дед.

Опять раздался смех. Настроение у всех поднялось. Работа дальше пошла успешнее.

План Берестова сработал: Шумейко зацепил Чепца. Теперь оставалось ждать.

За Никитой продолжали следить. Николай и два его подручных точно тень, сменяясь, всюду следовали за ним. Вот и сейчас они видели, как после работы недовольный Чепец в сопровождении Губарева прошёл в свою землянку, лёг там, заложив руки за голову, и вперился взглядом в бревенчатый потолок.

Алексей даже предположить не мог, что Чепец начнёт действовать так стремительно. Тот быстро поднялся, как только ушёл Губарев, взял чайник, кружку и вышел из землянки. Глазами он поискал кого-то. Потом быстрыми шагами направился в конец лагеря, где обычно любил сидеть дед.

— Примешь в компанию? — спросил Никита, подходя к Шумейко.

— Отчего-же не принять? Хорошему гостю всегда рад.

— Может, чайку? — и показал на чайник.

— Хорошее дело. У меня как раз костерок ещё не погас. Вешай чайник.

Чепец приладил свой чайник над огнём, подбросил ещё дров и принялся смотреть, как пламя снова набирает силу. Стало светлее.

— С огоньком-то оно и на душе светлее, и кругом виднее, — сказал Шумейко.

— Верно.

В молчании смотрели как закипает чайник, слушали как булькает в нём вода.

— Ну, дед, давай свою тару.

— Это я мигом, — и Шумейко достал свою «именную» кружку, с которой никогда не расставался, — мне покрепче.

— Как скажешь.

Никита не поскупился и насыпал «от души», отчего дед даже крякнул от удовольствия. Затем Чепец залил кипятком обе кружки.

— Чай настоящий, чёрный! — удивился дед, вдыхая носом запах заваренной травы.

— Трофейный, ещё немного осталось.

— Аромат какой!

— О, кто там в кустах? — Чепец посмотрел за спину Шумейко, который тоже оглянулся, силясь рассмотреть то, что увидел «гость». Воспользовавшись моментом, Никита что-то бросил в кружку деда.

Грянул выстрел. Чепец завалился, застонал и схватился за руку, проступила кровь. Берестов молниеносно оказался рядом, ногой опрокинул кружку деда, из неё вывалились остатки сморщенной белой таблетки, ещё не успевшей до конца раствориться. Николай уже вязал Никиту, который опомнился и, превозмогая боль, постарался оказать сопротивление. Алексей ударил Чепца по голове и тот безвольно обмяк. Чертак вместе с другим подоспевшим партизаном закончили связывать руки. Берестов тем временем аккуратно завернул в бумажку остатки таблетки. После обыскал Чепца, не найдя ничего заслуживающего внимания.

— Так-то, дед, — сказал старший лейтенант.

— Вот, паршивец, — выругался Шумейко, — хотел меня на тот свет, значит, отправить.

— Не в первый раз!

— Как тебя понять, Алёша? — удивился Макар Осипович.

— Он вместо тебя по ошибке кузнеца отравил, — пояснил Берестов.

Шумейко сокрушённо покачал головой.

— Спасибо тебе, дед, за помощь! — поблагодарил его Алексей, — если бы не ты, натворил бы он ещё бед.

— Сколько веревочке ни виться, Алёша, а конец будет, — ответил Шумейко, — видишь, как она, судьба-то, распорядилась. Снова встретились…

Чепца унесли. А Берестов отправился докладывать об успехе операции командиру отряда.

— Ну, молодец, нечего сказать, — похвалил Тишков старшего лейтенанта, — теперь осталось дождаться вестей от Руденко и можно приступать к действиям. Кстати, как думаешь, Чепец один был в отряде?

— Пока не могу сказать, надо сначала допросить Чепца. В любом случае, он ниточка, потянем, посмотрим.

— Сейчас его перевяжут и приведут, я уже распорядился, — майор времени не терял. Алексей был с ним полностью согласен.

Через полчаса задержанного привели и посадили на стул в центре землянки. Чепец не выглядел напуганным или обескураженным. Он хорошо держался и своих чувств не выдавал.

— Настоящее имя и фамилия, — спросил Тишков.

— Никита Чепец. Так и запиши.

— Когда и с какой целью был заброшен к нам? — продолжал допрос майор.

— Да что теперь скрывать, — ухмыляясь, ответил Чепец, — перед самой войной. С самого начала не задалось. У самолёта неполадки возникли, пришлось прыгать не в том месте, где предполагалась высадка. Угодил в реку. Тут ещё свидетель нарисовался, будь он проклят, дед ваш. Вот же холера, везло ему крепко. Я хотел его ещё на реке убрать, да пацаны какие-то помешали. Потом здесь в отряде промахнулся.

— Как ты кузнеца отравил?

— Да просто всё. Из деревни вернулись, смотрю, дед сидит в компании. Скучают. В масть, думаю. Такого шанса может больше не представится, да и арест нам светит. Я подошёл, пока Губарев Федьку к фельдшеру водил. Самогон предложил, по кружкам разлил. В темноте они меня не очень-то и видели. Таблетку деду подложил. Знал, свою кружку никому не даёт. Всё отдаст, а кружку ни-ни. Блажь какая-то. Кузнец в темноте не свою тару схватил. Дальше знаете.

— Сколько таблеток у тебя осталось?

— Нисколько. Одна, что на деда пошла, для тебя майор предназначалась, другая для комиссара, её кузнец остолоп принял.

— Почему раньше не воспользовался ими?

— Подобраться не мог

— Неужто дед так опасен стал для тебя?

— Язык у него как помело. Всем направо и налево про реку и голого рассказывает. Может, оно бы и сошло, да чутьё у меня. Чувствовал, подведёт он меня под монастырь своими баснями. Так оно и вышло.

— С какой целью заброшен? — продолжил спрашивать Тишков.

— Диверсии в вашем тылу.

— Что успел сделать?

— А вот это дудки! Больше ничего не скажу!

— Когда и кем был завербован?

— Я же сказал вроде ясно.