То, что я неожиданно, из кофейницы стала синей, пропустив обучение во втором и третьем классе, и превратилась из лучшей ученицы в отстающую ещё не всё. Теперь плавно перехожу к «в-третьих».

В-третьих, начиная с четвёртого класса у воспитанниц появлялись дополнительные обязанности. Мы уже не считались малышками-кофейницами, и полагалось приучать нас к труду.

В институте за хозяйственным двором были устроены грядки, на которые нас стали отправляли работать сразу после переходных экзаменов. Работа в земле всегда поручалась именно синим. Считалось, что девочки десяти-тринадцати лет уже достаточно взрослые, чтобы сделать прополку, но ещё маленькие, чтобы потоптать растения.

Я ненавидела прополку. Возможно потому, что в первый раз, толком не разобравшись, во всём порученном мне ряду выдернула из земли не те травинки и была наказана лишением обеда и стоянием на стуле в столовой, пока все ели.

Когда между нами распределяли дневные задания, почему-то чаще всего на грядки направляли Провинцию, считая, что Столичные хуже справятся с огородничеством. Ну и что, что я из провинции? Я горожанка! Родительский дом располагается в городе, и я никогда не возилась в земле! Мне так трудно разобраться отличить какие листочки сорная трава, а какие овощные культуры!

В следующий раз, после первого наказания я побоялась дёргать любую мохнатую траву, похожую на морковь и в результате мне досталось уже за отвратительную прополку – меня лишили ужина. Так я довыращиваюсь овощей до того, что буду сорную траву есть с голоду.

В общем, хотя мои бывшие одноклассницы поздравляли меня и с завистью говорили, что мой срок пребывания в институте для благородных девиц стал на два года короче, я совершенно не чувствовала себя счастливой, скорее, наоборот.

А я кое-что вспомнила и чувствую, что это… как-то касается младшего принца.

Мне кажется, что это он виноват в моих проблемах!

Зимой, на новогоднем празднике, когда он начал падать на пол возле меня и я перепугано осмотрелась вокруг в поисках помощи, заметила бегущую к нам толпу во главе с самим Правителем.

Уже потом я узнала, что внезапное появление в зале шести кричащих обожжённых воспитанниц вызвало огромный переполох.

По плану семеро самых маленьких балерин после своего выступления должны были тихонечко убежать в ближайшую классную комнату, там переодеться в форму и незаметно, ещё до окончания спектакля, занять оставленные им сзади места на крайних стульях. Мы танцевали лишь в самом начале, недолго, основное действо показывали девочки постарше. По задумке Майи Рудольфовны, именно они должны были кланяться в конце спектакля и получать заслуженные восторг и овации.

Мария виртуозно крутила фуэте под музыку небольшого оркестра и слаженное пение хористок, когда в самый кульминационный, как говорит Майя Рудольфовна, момент «Небесной девы», распахнулись двери и в зал с воем вбежали перепуганные девочки с тлеющими волосами, перепачканными в саже лицами и в обгорелой одежде. Поднялась невообразимая паника.

Анфиса, которая стояла первой в ряду хористок и всё хорошо видела, рассказывала мне, что всё продолжалось какие-то мгновения. Вбежавшие в зал обгоревшие балерины-кофейницы страшно кричали и выли. Большинство воспитанниц разом вскочили со своих мест и стали взволнованно переговариваться, а некоторые девушки упали в обморок, красиво раскинувшись на освободившихся стульях. Балетные сбились с танца и растерянно встали. Оркестр вразнобой перестал играть и только одна растерянная девочка долго продолжала ритмично бить в бубен. Директриса, срывая голос и перекрывая возникший шум, приказала двоим учителям немедленно отвести маленьких балерин в лазарет. Адам Бенедиктович поспешил следом.

Правящий дракон выглядел гневным и страшным! Он сразу заметил отсутствие младшего принца и, видимо, принял случившееся за его жестокую шалость, потому, что грозно заорал:

– Зорий!

Мгновение подождав младшего принца, он раздражённым широким шагом направился к выходу. За ним двинулась вся его семья, директриса, учителя и воспитанницы. Остались в зале лишь хор, балет и оркестр, которые без разрешения не решились покинуть обозначенные места до конца представления. Так они и стояли, умирая от любопытства, пока не пришла Майя Рудольфовна и не приказала балетным идти переодеваться, а остальным отправляться в свои классы – праздник закончился.

Позже мы с девочками обменялись своими рассказами и восстановили полную картину произошедшего.

Когда Правитель вышел из зала и увидел падающего сына, он кинулся к нему и едва успел подхватить у самого пола. Меня при этом потоком воздуха отшвырнуло к стене, больно ударив плечом. Майя Рудольфовна, оказавшаяся рядом и заметившая мою обгорелую одежду, не разбираясь, затолкала меня в лазарет, который к счастью был недалеко от большого зала. Туда передо мной уже затащили остальных балерин –кофейниц, попавших под огонь принца.

Младший принц на руках у отца не приходил в себя, несмотря на все его действия.

– Лекаря! – заревел Правитель так, что мы с девочками в лазарете чуть не описались.

Адам Бенедиктович, который суетился, спеша помочь нам, бросил на стол банку с мазью от ожогов и на ходу велев самим смазать друг другу раны, подбежал к драконам. Потом он ещё возвращался в лазарет за своим лекарским чемоданчиком, но в нашу сторону даже не взглянул.

Пока девочки осторожно и неумело обрабатывали свои ожоги, я приоткрыла дверь и через щёлочку выглянула в коридор. Правитель лично взял сына на руки и понёс к экипажам. Наш доктор посеменил за ним. Как потом выяснилось, наш Адам Бенедиктович поехал сопровождать бессознательного младшего принца во дворец, чтобы передать пострадавшего с рук на руки дворцовому лекарю.

Я захлопнула дверь. Начала помогать девочкам. Они уже отошли от первого шока, не кричали, но, всё равно, непрерывно плакали. Хорошо, что у доктора мазь чудодейственная оказалась. Быстро помогла снять сильную боль.

Я до слёз жалела, что в тот день нам в лазарет забыли принести ужин. Девочки рассказывали, что он был великолепен! Конечно! Ожидалось, что на нём будет присутствовать семья Правящего дракона! Правда, они говорили, что обстановка была гнетущей из-за того, что учителя и классные дамы выглядели испуганными. Никто толком не понимал, что именно произошло. Воспитанницы только смогли пронюхать, что у младшего дракона был спонтанный выброс огня. Такой бывает у подростков драконов от сильного волнения. Никто не мог понять, что именно в нашем институте настолько сильно взволновало принца.

Как-то, где-то через два месяца после новогодних событий, когда мы с девочками переодевались после вечернего урока балета, старшие сплетничали, что принца снова поймали под нашим забором, когда он пытался перелезть через него. Говорили, что уже не в первый раз он норовит проникнуть на нашу территорию.

– Хорошо, что он ещё летать не может!

– Да! А вдруг он всё же перелезет и сожжёт тут всё?

Старшеклассницы делали испуганные круглые глаза, но настоящего страха я в их словах не чувствовала, скорее обычное недоумение и любопытство.

А совсем ближе к лету, Анна Николаевна послала меня с поручением, отнести наши лучшие вышивки в кабинет директрисы. Приноравливаясь открыть дверь, я неловко пристроила стопку вышивок под мышкой, и уже хотела постучать, как заметила, что она затворена неплотно и услышала имя, произносимое мужским голосом – Александра. Конечно, я не одна Александра в институте, есть и другие, но…

Я притаилась и прильнула ухом к щели.

До меня донеслись обрывки разговора.

– … сразу в третий…

– … по возрасту можно и в четвёртый…

– … такого не бывало…

– … пожелание Правителя… возраст позволяет… восемь лет…

Только после переходных экзаменов я догадалась, что тот подслушанный разговор касался именно меня.

Пожелание Правителя… Иногда я задумывалась, зачем ему это нужно? Строила догадки. Пугалась, что дракон узнал об исправлениях в моей метрике. Предполагала, что Правитель определил меня туда, где я должна быть по возрасту. Потом отбрасывала эти идеи, потому, что вспоминала подслушанные слова «восемь лет». Мне же в первый день осени будет десять.