Зря я думала, что все закончилось. Зря надеялась. Не проходит и минуты, как Сусанна Георгиевна догоняет меня невдалеке от парковочных мест. Я слышу за спиной озлобленный на меня голос.

– Сбегаешь, да? Совестно?!

– Ничего мне не совестно, – поворачиваюсь к ней, гордо вздергивая подбородок. Да и плевать, что и здесь у нас появятся зрители.

Напротив маркета городские власти организовали небольшой фонтан и детскую площадку, так что зеваки однозначно подтянутся. Я пытаюсь говорить потише, но бывшая свекровь не бережет голосовых связок. Мне просто хочется восстановить справедливость и свое честное имя.

– Я не сделала ничего плохого.

– Ах, ты не сделала ничего плохого?! Все-таки как же тебя защищал мой сын, а я оказалась права! Не женился бы на проститутке – не пришлось бы потом разводиться.

Я почти задыхаюсь от гнева, который поднимается во мне.

– Как вы смеете… – шиплю я, готовая накинуться на нее. – Как. Вы. Смеете.

Сусанна беспечно отмахивается.

– Ой, заткнись, на том видео…

– То видео было снято давно и ничего не доказывает! Я была глупая, что сохранила его на телефоне! Я была глупая, что вообще решила его снять.

– Не рассказывай мне сказки. Для кого ты его снимала? Кто лучше моего сына? – Сусанна выдает это так, словно получила удар по своему самолюбию.

Я хоть вскипаю от обиды и ярости, но в двести восемьдесят первый раз объясняю бывшей свекрови, как было: тот ролик, где я совсем голая, попал в Интернет полтора года назад, но снимала я его целых шесть лет назад! У меня украли тогда телефон, я не успела удалить видео. Мы с моей университетской подружкой, будучи не целованными девственницами, экспериментировали. Нам было интересное многое, связанное с интимом. Дурочки были, но пострадала я одна. Вся семья Тимура абсолютно уверена, что я, будучи замужем за ним, сняла неподобающий ролик для своего любовника! Чушь! Там, в видео, за спиной у меня стена с отклеивающимися обоями. Где я ее взяла, по их мнению? Уехала обратно в общагу, чтобы порно снять для другого мужика?! Да и по качеству самого ролика понятно, что оно снято в моей юности. Я не собиралась себя кому-то показывать. Тамерлан был моим первым мужчиной и остался единственным. Я никогда не изменяла ему.

Сусанна Георгиевна не унимается:

– А зачем же ты раздевалась на камеру? – она щурится и улыбается, по глазам видно, что нисколечко мне не верит, просто издевается. – И все это там… делала, – ехидный смешок. – Или вы с подругой, что, вместе… это… что ли?

Я закрываю лицо руками, бубню:

– Да ну нет же, Господи!.. Конечно, по отдельности. Каждая в своей комнате. Мы даже видео не обменивались никогда!

– А зачем? Зачем?

– Что вы спрашиваете меня об этом все время?! – взрываюсь. – Девушка, что, не человек, что ли?! Мне интересно было, – снижаю голос почти до шепота. – Всем девочкам интересно. Не понимаете? Мне стыдно с вами говорить об этом. Мне стыдно, что вы вообще все видели, Сусанна Георгиевна.

До нее будто только сейчас доходит, что нас могут слышать. Она оглядывается то в одну сторону, то в другую. Подходит ближе не спеша. Да так это делает, что хочется отшатнуться. Я никогда не любила маму Тима.

– Слушай, девочка моя, перестань мне вешать лапшу на уши. У нас никто так себя не ведет.

Разумеется, она не может обойтись без разделений: я – не такая, отличаюсь, не их, не для них.

– Да и впрочем, – выпрямив спину и чуть отстранившись, Сусанна прочищает горло, – я тебе все равно звонить собиралась. Хорошо, что встретились. С глазу на глаз скажу.

Я вдыхаю воздуха в грудь. Чувствую, что его мне скоро будет очень мало.

– Не звони моему сыну, не пиши, не ищи встреч с ним. Я знаю, что ты с ним виделась, поэтому и забеспокоилась, – черство произносит Сусанна. – Откуда, спросишь? Удивляешься? – она растягивает губы в легкой недоброй улыбке, пока я во все глаза смотрю на нее. – А мне Катенька все рассказала. Она мне все-все рассказывает, – заявляет довольно бывшая свекровь. – Наконец-то Тамерланчик правильный выбор сделал, – Сусанна вздыхает облегченно, прикрывает глаза. – Больше не будет страдать. У них прекрасный союз будет, слышишь? Не лезь, не порть, – теперь ее тон изменяется до ядовитого. – Не мешай им. Они друг другу подходят по всем критериям, – сообщает категорично и, сведя ладони, резко разводит их. – Катюша хорошая, милая и приличная девочка.

Я тут же вспоминаю о поручении Лилии Николаевны уговорить Катю на топлес. Если бы начальница не передумала, согласилась бы раздеться «хорошая, милая и приличная девочка»?

– Не чета тебе, – добивает Сусанна Георгиевна. Она даже ни разу меня по имени не назвала. – Катины родители – отличные люди, да и она сама юная, хрупкая, утонченная, красавица просто.

Ее слова задевают, не буду спорить. Мне не понравилось и то, как Сусанна в супермаркете посоветовала следить за фигурой, но тогда я промолчала. А сейчас… слушать этого больше не могу.

– До свидания и спокойной ночи, – говорю и отворачиваюсь от нее, не думая, как это выглядит со стороны и в ее глазах.

Я ведь поступаю неуважительно по отношению к бывшей свекрови. А она ко мне со всем уважением? Вслед мне долетают слова Сусанны, которые та выкрикивает:

– Они скоро поженятся, поняла?

Меня разрывает от эмоций, от чувств. Я не помню, как добираюсь до дома. Постоянно плачу и успокоиться не могу. Да что такое… С ума схожу от слов Сусанны, от того, что думает обо мне… нет, не она… Тамерлан! Да все равно, как меня представляет его семья. Но ведь он от их мнения напрямую зависит. Ни за что он больше со мной не свяжется. Конечно, женится на своей Катюше, куда денется. Ведь его мать только спит и видит это. Ничего, я и это переживу.

Тишину квартиры, в которую вхожу, прорывает звонок телефона.

– Да, тетя Люда? – говорю спокойно, вытираю слезы со щек.

Главное не всхлипывать и звучать спокойно, чтобы не возникло вопросов.

– Дозвонилась, наконец, Эллка, – журит тетя. – В пакете был парик. Платиновый такой, каре, с челочкой. Не видела?

Я моментально вспоминаю, что забыла положить парик обратно в вещи тети Люды. Он остался у меня в шкафу – вместе с чулками и нижним бельем. Но бессовестно вру:

– Нет, но я поищу, теть Люд.

– Ну хорошо, – слышу в ее голосе улыбку. – Сообщи, если найдешь. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Смотрю в одну точку, отключая вызов, опуская трубку. И мне страшно от того, что я решила.

Тамерлан

– Ты можешь улыбнуться? – цокает языком Катя уже в который раз.

Мы оба устали от ее затеи, и, действительно, чем быстрее я сделаю так, как она хочет, тем быстрее это закончится. Я еще раз растягиваю губы, стараюсь быть искренним, пока подруга детства вытягивает руку с телефоном и обнажает передний ряд идеальных, отремонтированных у стоматолога зубов.

Две секунды – селфи готово.

– Ну вот видишь, – бурчит Катя. – Не сложно же было?

Закатываю глаза, пристегивая ремень безопасности. Лучше ей не отвечать. Завожу мотор своего зверя, размышляя о том, что подруга моя очень изменилась. Я помню ее вечно протестующей родителям. В этом мы были похожи. Теперь… Теперь Катя выбрала легкий вариант, но мудрый. Чтобы улететь в Мексику работать по контракту, сначала она должна стать моей «невестой». Мы помолвимся, а затем она согласится на предложение офигенного модельного агентства из Мехико. Я ей даже кольца еще не дарил, а мои и ее родители нас уже поженили.

Да бля… Это всего лишь обмен ложными обещаниями, после чего Катя получит желанную свободу. В Китай папа с мамой позволили ей уехать с огромным трудом. Помню, как я уговаривал их, приводил доводы, рассуждал здраво. Получилось уболтать. Я и сам хотел, чтобы Катя улетела в Пекин: тогда на нашей свадьбе никто бы временно не настаивал. Не то чтобы я не умею говорить «нет», но моя мама – женщина, которая не получила Оскар. Она умеет реалистично терять сознание в любой момент, когда ей это удобно.