— Значит переезжаешь к нему? — более спокойно спрашивает мама. — Ну, и хорошо. Так даже лучше.

Лица родных мне людей меняются. Взгляды становятся сначала задумчивыми. И вот они уже цепко уставились на меня.

А мне хочется спросить… Почему лучше? Для кого лучше? Однако забываю все слова, после того, как неожиданно смягчается мамин тон.

— Хорошо, дорогая. Иди.

" Дорогая?"

Я и дышать забываю из-за внезапного проявления нежности. Она ведь никогда меня ласково не называла. Только по имени.

— Поднимайся, — торопит Стэн, слегка толкая в спину и рядом раздаётся тихий смешок.

Лола в открытую улыбается глядя на нас. Чувствует своё превосходство по сравнению со мной. И это понятно. Любимая дочь. Папа с мамой никогда бы не поступили с ней таким образом.

Поднимаясь наверх мне даже не нужно оборачиваться. И так знаю, что Стэн идёт за мной. Следует молчаливой тенью, исполняя приказ нашего общего хозяина.

Моя комната находится на втором этаже, вместе со всеми остальными спальнями и ванной.

Сколько себя помню, родители всегда старались придерживаться на людях красивой картинки про счастливую семью. Всем улыбались, были приветливы и естественно на людях не демонстрировали различие между мной и Лолой. Только соседям было известно о происходящем. Единственным отличием является лишь то, что моя комната была немного меньше других. Да, и обставлена проще.

Односпальная кровать, шкаф с одеждой, комод и рабочий стол с ноутбуком. На стенах плакаты с любимыми BIGBANG и Мадонной.

Достаю чемодан, сумку и в первую очередь складываю в них все свои документы, после дорогие мне вещи. Дневники, альбомы, но ещё раз обдумываю всё. Вдруг повредится что-то или ноутбуком сломается… Меняю расклад. Достаю из шкафа одежду и сложив кладу в чемодан.

— Отвернитесь, пожалуйста, — прошу Стэна, когда дело доходит до нижнего белья. О чём-то глубоко задумавшись, мужчина не сразу слышит мою просьбу. — Мне нужно взять кое-что… личное.

Удивительно, но он сразу делает так, как его просят. Не усмехается. Ни подшучивает, а просто отворачивается. Возможно после увиденного его отношение меняется и он испытывает жалость к лишённому родительской любви ребёнку. Как когда-то миссис Потс. На душе остаётся неприятный осадок. Не люблю, когда меня жалеют. Чувствую себя из-за этого беспомощной, а я не такая. Не хочу быть такой. Хочу вызывать к себе уважение… любовь.

Наконец сложив одежду, между вечерним платьем и курткой, кладу ноутбук. Сверху идут уже дневники, шкатулка с небольшим количеством дорогих украшений. Совсем небольшим, но для меня дороже них нет ничего. И дело было вовсе не в цене.

Родители подарили их мне, чтобы я носила при выходе в свет, а когда дело касалось важных встреч мама с папой не скупились. Красивая картинка обязана выглядеть соответствующе. Никаких фальшивок. Никакой дешёвки. Дочери Алекса Хостера обязаны выглядеть лучше всех.

Увы, когда очередь дошла до книг, то место в сумке хватило не для всех. И там были не только учебники, но и любовные романы, которые я хранила в тайне ото всех под матрасом и в самой глубине шкафа под одеждой.

— Наконец-то, — возликовал Стэн, стоило мне закрыть сумку.

Одной рукой взяв тяжёлые сумку и чемодан, мужчина дождался пока выйду я и спокойно шагал позади. На его лице не дрогнул ни один мускул, будто груз и правда никак не беспокоили его.

Внизу нас ждали отец с матерью. Счастливые и довольные. Если бы здесь находился посторонний человек, не знающий правды о нашем положении, он бы решил, что заботливые родители провожают повзрослевшую дочь в самостоятельную жизнь. Лола лежала на диване с телефоном в руках и старательно что-то набирала, потеряв к нам всякий интерес.

— Ну… я пошла?

Остановившись в двух шагах от двери, я всё ждала, что они скажут хотя бы что-то на прощание, но папа не перестаёт удивлять. Подходит и обнимает сам. Доводит до изумления даже сестру, а я не верю. Отец давно не обнимал меня вот так… в отсутствие "зрителей", для которых он и устраивал бы игру. Я даже не помню, когда они обнимали меня просто так.

— Ты сделала правильный выбор, — хвалит, торопливо хлопает по плечу и отпускает.

Больше мне ничего не говорят. Ничего не желают, а я…Весь день я пытаюсь разобраться в себе. Разобраться в собственных желаниях, мыслях. Понять, что не так, ведь вроде должна прыгать от счастья. Папа похвалил меня. Не просто похвалил, но и обнял. О большем я и мечтать не могла.

Однако…

Я добилась чего хотела, но счастливой себя не чувствовала.

Меня с детства учили сражаться за своё. Дерись. Убивай. Морально, физически, похрен как. Разнеси всё к чёртвой матери, но твоё должно оставаться при тебе.

Вместо молока матери, отец впихивал в мою башку, что из каждого боя следует выходить победителем. Не важно каким путём. Хоть глотки зубами грызи, победа должна быть за тобой, иначе будешь кормить червей своим трупом.

Это не жестокость. Не насилие. Это грёбанный закон жизни, который должен проглотить каждый, кто хочет жить. Тут либо ты нагибаешь и ебёшь судьбу, либо она тебя. Других вариантов нет. Золотой середины не существует.

Не скажу, что я сразу стал слушать наставления папаши. Он растил из меня свою вторую копию. Хотел, чтоб во всём на нём походил, а я наоборот. Всю жизнь упирался, лишь бы не быть, как этот сукин сын.

Он брал хитростью, манипуляцией, я кулаками. Чтобы не случилось, во всех ситуациях он оставался спокоен, а я заводился с полуоборота.

В шмотках выбирал только то, что не взял бы старик. Он скупал костюмы, плащи, я джинсовку, футболки, куртки.

Когда мне исполнилось восемнадцать, свалил от него нахрен. Отец не удерживал. Даже квартиру купил и пинками под зад подсобил. А в качестве подарка на новоселье предъявил счёт за все годы, что меня обеспечивал. Сын или нет по барабану. Благотворительностью он не занимается, пень трухлявый. Ещё же и проценты потребовал, ублюдок.

Но одно сходство я всё же уловил от него. Самое необходимое. Которое разделяли на двоих. Мы оба не знали проигрыша. Не знали значения слова "сдаться". Не представляли каково это, отступить от намеченной цели. Отдать выигрыш другому.

Только тюфяк откажется от своего. И только слабак проглотит обиду. Не станет мстить. Отсидится в углу, как женщина. Для наказания нужны яйца, которых у него нет. А для самой суровой кары просто не хватит фантазии.

******

— Кто следующий? — отшвырнул на стол папку с клиентом, в ссуде которому отказал и берусь за следующего.

— Джон Ричмонд, — докладывает секретарь. — Возраст — сорок семь лет. Разведён. Есть взрослая дочь от предыдущего брака. Живёт вместе с ним в двухкомнатной квартире. Собирается открыть своё дела и просит ссуду в размере семидесяти миллионов.

— Какие гарантии?

— Квартира. Но она будет стоить не более пяти миллионов, а больше имущества у мужчины нет. Что нам ответить?

Только квартира? Машина, загородный дом. Ничего больше… У него есть дочь.

Переворачиваю страницу и вот уже передо мной фотография молодой грудастой женщины. Пятый размер. Не меньше. Такая много заработает и постоянными клиентами обзаведётся. Взгляд высокомерный, но в борделе под членами гонор поубавится. Разглядываю фото и кажется, будто где-то её видел.

— Что у нас есть по его дочери?

— Ребекка Ричмонд. Двадцать два года. Студентка третьего курса филологического вуза. Не замужем. Нимфоманка. Раз в неделю посещает экзотический клуб "Ниша". Любит принимать участие в оргиях.

— Случайно не тот клуб, где все ходят в масках и ебутся без разбора? — выдаю безразлично, услышав знакомое название и теперь вспоминаю.

— Именно он. Знаете его?

— Был там несколько раз, — делаю вид, что не замечаю удивления на лице Кая.