– Все нормально, – односложно ответила Сан, глядя себе под ноги.

Вернувшиеся воспоминания придавили, налили в грудь свинца, заставили вновь почувствовать боль и обреченность, которые она испытала когда-то. Теперь это было не кино с ее участием, которое она смотрела со стороны и ничего не чувствовала. Сейчас она в полной мере ощутила все, что с ней произошло триста лет назад. И эти эмоции были так сильны, словно события, которые их вызвали, произошли секунду назад.

Ей было необходимо остаться в одиночестве, чтобы разложить все по полочкам.

– Но ты выглядишь странно. Если переживаешь из-за каягыма, то не стоит, директор культурного центра – моя давняя клиентка, и я ей уже позвонил. Она уладит это дело, тебе придется оплатить только пятьдесят процентов за реставрацию. Не бойся, скандала не будет, – сказал Джисон. Его щебетание доносилось словно из другого мира, и Сан стало досадно, что он отвлекает ее от обдумывания произошедшего. Однако слово «клиентка» вонзилось в мозг, как игла, и она остановилась, сердито развернувшись к нему.

– Это ж за какие твои заслуги она решила закрыть на все глаза? – глядя исподлобья, спросила она. – Может, твое правило не работать «на выход» относилось только ко мне?

Лицо Джисона окаменело, он шумно втянул носом воздух и медленно сказал:

– Обычно за помощь благодарят, а не оскорбляют. Но глупо было надеяться на благодарность от человека, который в принципе не умеет говорить элементарное «спасибо».

Не глядя на Сан, он развернулся и зашагал к выходу. «Что вы, какие мы обидчивые, – злилась она, сердито топая вслед за ним. Мокрые туфли натерли ноги, и она прихрамывала. – Можно подумать, он старший научный сотрудник в каком-нибудь университете! Сам работает черт знает кем, еще и обижается!»

Джисон ушел далеко вперед, и когда Сан вошла в магазин, он уже переоделся в свою одежду и собирался уходить. Ей стало неловко из-за того, что по ее вине он полез в пруд, поэтому она осторожно предложила:

– Давай я заплачу за испорченный костюм.

– Я уже все оплатил, спасибо, – он скривился и насмешливо поклонился. – Я не нуждаюсь в деньгах, мои клиентки хорошо мне платят.

Парень вылетел из магазина, гордо задрав голову. Несколько раз вяло извинившись перед работниками магазина и заплатив триста тысяч вон за испорченный ханбок, Сан вышла на улицу.

Наступил сентябрь, и вечера стали прохладнее. Сан медленно брела по улице, размышляя о том, почему заблокированные воспоминания вдруг стали возвращаться.

Ужасная весть о смерти Ли Хяна даже сейчас вызывала глухую боль. Застарелая, как почти зажившая болячка, она кровоточила, вырывалась из-под корки и отравляла душу. Рассеянно глядя на погружающийся в вечерние сумерки город, Сан понимала, что по-настоящему любила не Доёна, а погибшего жениха. Были ли ее чувства к Мину настоящими или искусственно взращенными от отчаяния и одиночества? Она осталась одна и видела в друге единственного родного человека, за которого хваталась, как утопающий за соломинку. Убедила себя, что должна любить его, и вытравила из сердца чувства к Хяну. Она спасалась от этой боли, замуровав ее глубоко внутри, заместила ненастоящими эмоциями и намертво вцепилась в Доёна, в котором нашла единственный смысл своей убогой жизни.

Но он полюбил другую женщину, хотел создать с ней семью. Взять в жены Сан он не мог, а прожить всю жизнь рядом со стареющей кисен – такой себе вариант для молодого богатого дворянина с перспективами на государственной службе. Держать его при себе только из страха остаться одной было эгоистично. Но другого выхода она тогда не видела.

Сан поежилась от холода и поймала такси. Тепло салона расслабило, и она прикрыла глаза, хмурясь от проносившихся мимо огней.

Она была бессмертной, но до определенного времени все равно инстинктивно искала человека, который стал бы ей опорой. Пока не поняла, что это бессмысленно. В ее жизни постоянно появлялись люди, но уходили быстро и внезапно. Череда страстных влюбленностей, драматичных расставаний и постоянное, беспросветное одиночество мучили. Покинувшие ее смертные оставляли лишь болезненные воспоминания и мрачный след. В конце концов Сан отпустила всех, кого любила, и не только свыклась с неотступным одиночеством, но со временем стала получать от него удовольствие.

Ее не пугала пустая квартира, а холодная постель стала ее убежищем, маленьким уголком, где она не только отдыхала, но и выполняла свое предназначение – спасала людей. По мере того, как ей открывались все прелести богатой жизни, она вдруг стала понимать, как здорово жить одной. Как ей нравится делать, что душе угодно, ни на кого не оглядываться, не изображать из себя кого-то и не стараться казаться лучше, чем она есть. Просыпаться, когда захочется, не спеша готовить себе завтрак или заказывать еду из магазина, не оправдываться за свой образ жизни, не выслушивать недовольство, упреки, требования или советы. Просто кайфовать от себя, от своего положения, от бессмертия и ощущения того, что праздник жизни будет длиться вечно. Только ее праздник, который ей ни с кем не хотелось делить. Это было не одиночество, это была свобода. А теперь она и представить себе не могла, что когда-нибудь в ее любимой квартире вдруг появится посторонний человек со своими привычками, который не дай бог попытается перевернуть созданный с такой тщательностью и любовью мирок. К этому придется приспосабливаться, искать компромиссы, переступать через себя. Ради чего? Плюсы от такого сожительства были весьма сомнительны, и даже с Хери, самым близким человеком, Сан не хотела бы жить бок о бок. Вот так, прожив триста с лишним лет, она наконец отбросила свои страхи остаться одной, которые были вбиты в ее голову подчиненным положением женщины в обществе, и как никогда ясно осознала, что бояться-то нечего. Нужно всего лишь прислушаться к себе, а не к другим, и понять, чего на самом деле хочешь ты, а не те, кто тебя окружают.

Однако, несмотря на прожитые годы и опыт, чувства к Доёну сбивали с толку. Настоящие ли они сейчас, или это отголоски прежних обид и страхов? Она не могла их разграничить, как не знала, должна ли испытывать судьбу дважды или отпустить его, чтобы он шел своей дорогой.

Сегодня все ощущалось не как прежде, и даже любимая квартира показалась холодной и неприветливой. Сан хотелось позвонить Хери, но она решила не отвлекать ее от работы. Завтра смена Джумока, вот тогда и можно будет украсть ее ненадолго. Может, даже поехать на природу, пока погода еще позволяет.

Несколько раз умывшись ледяной водой, она взяла ноутбук и решила отвлечься составлением плана следующего занятия. На секунду пальцы зависли над клавиатурой, и перед глазами возникло болезненное лицо Квон Доёна возле пруда. Тогда она не придала этому значения, слишком занятая своими мыслями, но теперь вспомнила и странную бледность, и учащенное дыхание, и то, как резко он выпустил ее ладонь. Сан нахмурилась, рассеянно водя указательным пальцем по губам. Когда она увидела свое прошлое, он держал ее за руку. Может быть, физически на него влияют не только сны, но и эти воспоминания тоже? Он ведь не мог видеть то же, что и она? Иначе не стал бы спрашивать, что с ней.

Внезапно ее поразила еще одна мысль. Джисон даже не спросил, что значили ее слова, когда она сказала, что к ней возвращаются воспоминания. И будто бы не заметил, что Сан повела себя странно. Хотя обычно он улавливал малейшее изменение в ее состоянии. Может, постеснялся спросить при Доёне? Он все-таки его профессор.

Сделав над собой усилие, она доделала план занятия и закуталась в одеяло. Сентябрьские ночи выхолаживали из домов тепло, и Сан все-таки включила отопление. Ее знобило, голова была чугунной и до отказа наполненной самыми противоречивыми мыслями, предположениями и эмоциями. Закрыв глаза, она с неохотой подумала, как ей не хочется сегодня никого спасать. Удивительно, но после встречи с Доёном она стала реже попадать в чужие сны, и от души надеялась, что сегодня опять будет спать спокойно.