Катька немного расчистила стол, поставила две свечи в бабушкиных подсвечниках. Зажгла. В отблесках живого пламени лица казались моложе. Лёшка вообще выглядел пацаном, да и Анькино лицо сделалось более юным, мелкие морщинки вокруг глаз Игоря пропали.
– Валяй, Кать, ты хозяйка, тебе и раздавать.
Катька медленно перетасовала карты, затем протянула Игорю:
– Сними.
Игорь сдвинул верхнюю часть колоды – снял «шапку». Катька, не торопясь, начала сдавать. От долгого лежания в комоде некоторые карты слиплись, и Катерине приходилось прилагать усилия, чтобы их разделить. Получая карту, Сашка, как обычно, гримасничал, Анька что-то кудахтала, Игорь улыбался, Лёшка выглядел абсолютно спокойным, а у Дениса продолжало нарастать ощущение нереальности. Вдруг одна из свечей погасла.
– Фитиль старый, – заметила Катька, не прекращая сдачи.
Но Денису почудилось, будто в комнате находится кто-то ещё. Отсутствующий по уважительной причине член их сообщества. «Ника?»– спросил он мысленно помимо своей воли. В углу что-то отчётливо зашебаршило. По комнате пронеслось не то, чтобы дуновение, но воздух перед Денисом явно заколебался. Только, похоже, кроме него, никто ничего не заметил. У Дениса затряслись колени. Опять? Почему именно здесь? В детстве верил тут во всякую нечисть, теперь вот снова…
– Так-с, – плотоядно ухмыльнулся Сашка, – трефовый туз у меня! У ко-го-о…
– Бли-и-н, пиковый мой, – разочарованно протянул Игорь.
В общем-то такая ситуация ожидалась, учитывая, что женщин было всего две.
– Ничего, Игорёк, сдадим заново.
Сдали. Аньке выпал трефовый туз, Игорю – пиковый. Анька быстро по-птичьи клюнула его в щёку. Раздали в третий. Катька показала трефовый, а пиковый снова оказался у Игоря. Катька вздрогнула и покраснела так, как краснеют только рыжие люди – мгновенно и ярко.
– Опять невезуха! – Сашка недовольно зыркнул на Игоря – всё время тебе!
Катька встала с места, чтобы подойти к обладателю пикового туза. Денису показалось, что вокруг неё сгустилось текучее облако жара. Катька наклонилась к Игорю. Её ресницы подрагивали, пламя свечи метнулось к потолку.
В этот момент в подвале дома что-то страшно грохнуло. Пол тряхануло, тревожно звякнула в серванте посуда.
– Господи! – взвизгнула Анька, хватая Лёшку за руку.
В первый момент показалось, что Катька ничего не услышала. Она прижала свои губы к Игоревым губам и лишь затем нервно вскрикнула:
– Агата!!!
Она бросилась к лестнице на второй этаж, где находился спуск в погреб. Вся компания устремилась ей вслед. Гурьбой столпились они у лестницы, уставившись в чёрную дыру в полу. Крышка люка оказалась снятой, снизу неслись жалобные всхлипывания:
– Мама, мамочка, помоги!
В погреб вела приставная лестница, лежавшая теперь частично на дне, частично – на ноге распластанной на полу Агаши.
– Вот как тебя угораздило! Вечно лазишь, где не надо! – суетилась Катька.
Денис мельком взглянул ей в лицо и, к своему удивлению, заметил искривлённые губы и злые искры в глазах. «Не понравилось ей, что прервали поцелуй с Игорем». Сердце Дениса неприятно ёкнуло.
Расстояние между дном погреба и входом в него было изрядным. Тот, кто спускался туда без лестницы, рисковал, по крайней мере, сильно ушибиться, если не поломать кости.
– Кать, тащи фонарь, я спрыгну! – выкрикнул Денис.
Катька метнулась за фонарём (он оказался совсем близко, висел возле входной двери), посветила вниз, чтобы Денис, прыгая, не наступил на Агашу. И Денис сиганул в квадратную чёрную дырку. Ему удалось неплохо приземлиться. Агаша лежала под упавшей лестницей без слёз, но страшно бледная. По ноге её струилась кровь.
– Встать можешь? – спросил Денис.
Она отрицательно помотала головой.
Денис осмотрел ногу и с испугом увидел, что торчавший из лестницы ржавый гвоздь, проткнув девочке кожу, глубоко вонзился в икру. Денис принялся тянуть деревяшку на себя, настолько медленно, насколько мог. Агаша заревела в голос. Сверху причитала Катька, кто-то пьяно охал, Сашка бормотал «ничего-ничего», Лёшка держал за плечи Аньку, пищавшую, что, если с Владиком случится подобное, она упадёт в обморок, но бледнел почему-то Игорь.
Когда у Дениса получилось освободить Агашину ногу от гвоздя, кровь из раны захлестала ещё сильнее. Пока он на вытянутых руках передавал девочку матери, кровь, стекая уже ручьём, капала ему на рубашку. Получив дочь, Катька в окружении всей компании унеслась обрабатывать рану и успокаивать Агашу, а Денис остался в погребе один.
Это место он помнил хорошо. Иногда они спускались сюда за воблой (её ловил на Волге и вялил Катькин дядя Шурик). В погребе Денису почему-то сильно нравилось. В жаркие дни земляная дыра манила прохладой и таинственностью, сырой запах щекотал нервы, заставляя напевать одну из любимых всеми песенок:
Ты приходи в могилу, приходи в мой дом,
Ты приходи в могилу, вместе чай попьём…
Кажется, с правой стороны раньше имелся выключатель. Пошарив рукой, он действительно обнаружил его на своём месте и зажёг свет. В погребе кучей валялись пухлые мешки с картошкой, но взгляд Дениса привлекла полочка со странными предметами. На ней лежал рисунок, изображавший девушку, сидящую на берегу пруда возле плотины; другой рисунок – большая серая собака посреди улицы; конфета в пёстром фантике, цветные стёклышки, сухой цветок анютиной глазки, старый тюбик губной помады, альбом для рисования. А ещё рядом блестели осколки разбитого зеркала.
Всё это походило на какой-то игрушечный алтарь. Словно кто-то поклонялся советскому пантеону детских мистических существ и одновременно проводил с ними какие-то обряды. Денис снова перепугался до мурашек. Стал трогать предметы, проверяя их на прочность. Спрашивал сам себя, бывают ли осязательные галлюцинации. Надо будет обязательно узнать, вот только… не у врача.
Задерживаться в погребе казалось не вполне приличным. Он аккуратно приставил лестницу к люку, проверяя, чтобы она снова не рухнула. На земле виднелись капли крови Агаты, он затёр их ногой, а затем вылез из подпола.
Из комнаты по-прежнему доносился плач вперемешку с голосами: может, стоит отвести в больницу, чтобы зашили? В ответ Агаша начинала реветь ещё громче и басовитее. Лишь через полчаса слезотечение и кровотечение прекратились, и она сидела теперь, икая, в объятиях Катерины.
– Ой, уже десять часов, надо позвонить Лёшкиной маме узнать, как там Владик, – сказала Анька.
– Да-да, и мне пора, – поддакнул Игорь.
Сашке, по-видимому, не хотелось уходить. Он вертелся у стола, цапая с него то кусок колбасы, то селёдку и жалея, что воспоминания о невинной детской игре не вылились в хотя бы небольшую оргию. Услышав об уходе Игоря, и он вынуждено попрощался, чтобы раствориться на ведущей к воротам сумрачной дорожке.
Денис уезжать не собирался. Они заранее договорились с Катькой о повторной ночёвке на втором этаже.
– Ты иди ложись, – сказала Катька, – наедине со мной она быстрее успокоится.
Денис поднялся в верхнюю часть дома. Снова поприветствовал детей на картине «Тройка». На сей раз их лица показались ему ещё более горестными. Они будто переживали за свою сверстницу, плачущую внизу. О, как трудно быть ребёнком в опасном ледяном мире, говорили их лица. Некоторое время Денис смотрел в окно на Запрудную, но ни силуэта собаки, ни других силуэтов на этот раз не появилось. Вымотанный дневными эмоциями он улёгся в постель и задремал довольно быстро.
Он не понял, сколько точно проспал; сквозь сон ощущалось лёгкое движение воздуха. Само собой в мозгу всплыло: Ника? Денис открыл глаза. Нет, призрака не было. На краю постели сидела Катька. Лицо её утопало в темноте, лишь распущенные волосы отливали красноватыми всполохами в слабом свете Луны. Без предисловий и намёков она спросила:
– Можно к тебе?
И скользнула к нему под одеяло. Настоящий сон с Дениса слетел мгновенно, а вместо него накатило чувство, будто он спит наяву. Катькина прохладная кожа напоминала о прохладной воде пруда, белизна этой кожи – о нежной коре молодой березы, просвечивающей сквозь темноту, крепкое тело – о сильных ветвях лесных деревьев, а всё вместе опять же о детстве и лете. Как следствие у Дениса рождалось ощущение, будто он ребёнок, наконец-то допущенный ко взрослым таинствам. А ещё он чувствовал себя заменителем. Слишком явно видел он, как покраснела Катька, подходя к Игорю для поцелуя, и не обольщался на свой счёт. Какое-то время они механически ласкали друг друга, но продолжалось действо не слишком долго. А потом Катерина заплакала. Наверное, стыдилась, что сама вот так плюхнулась к бывшему маленькому дачнику в постель.
