Последняя мысль была, что она теперь знает два слова «йе» и «ят».

Примечание:

*  Йе – ешь, ят – ложись.

С ханского пира, если хан не отпустит, можно уйти только вперед ногами. А сыну своему Дер-Чи Угэ-хан не позволил уйти. Пришлось господину после поражения, которое видели все, отряхнуться и возвращаться за стол, где сидели его младшие братья от разных ханских жен и ближайшие соратники Угэ.

И хоть в лицо ему никто не посмел смеяться и язвить, смешков за своей спиной Дер-Чи услышал много. Он запомнил всех. Один только старый Забу-Дэ не изменился в лице и преспокойно продолжал есть, помогая себе узким острым ножом и обсасывая пальцы.

Угэ, хоть временами и посматривал на старшего сына с издевкой, эту тему в разговоре не поднимал, но Дер-Чи уже понял, что в ближайшее время ему не светит ярлык на самостоятельное княжение. Конечно, не оправдал надежды отца, упустил свой шанс. Оставалось только глушить боль в голове араком.

И чем больше Дер-Чи пил, тем яснее понимал, что Угэ сделал это специально. Не отдал ему рабыню, хотя и мог. Что ему стоило, сам уже стар, давно не топчет баб. Но нет, он все подстроил, чтобы его унизить!

Не могло быть такого, чтобы голый змееныш Тэмир победил его.

Теперь уже Дер-Чи в алкогольных парах виделся заговор.

А рабыня… Сайхан боол, сайхан! Он сжимал кулаки, заливаясь черной злостью. А перед глазами пелена. И сквозь эту пелену Дер-Чи видел, как этот сын гадюки касается своими погаными руками ее длинных светлых волос, как он снимает с нее затканный узорами красный халат.

Это он должен был касаться ее волос и снимать с нее красный халат! Она должна была ждать ночи в ЕГО шатре!

– Йеыхххх! – зарычал Дер-Чи, грохнул кулаками по столу и смахнул пиал.

– Наполните пиал господина, – велел хан. – И поставьте рядом, а то его что-то зрение стало подводить.

Дер-Чи скрипнул зубами. В тот момент он хотел удавить отца, но привычно сдержал себя. Выпил пиал, потом еще и еще. Все, что перед ним по приказу хана поставили. Пил, а в голове зрел план. Пойти к змеенышу и забрать у него рабыню. А будет противиться – перерезать ему глотку. Но праздник все продолжался, и Дер-Чи приходилось сидеть за столом, пока хан не наестся его унижением.

А тот гаденыш тем временем…

– Ыаааааа! – рычал он снова и сметал со стола дорогую посуду.

Но перед ним ее выставляли снова, клали лучшие куски. Отец собственноручно соизволил послать ему бараний глаз. Дер-Чи едва сдержался, чтобы не сплюнуть. Сжал руки на груди и проговорил:

– Благодарю, мой хан.

Но наконец пир закончился, хан наелся и напился. Дер-Чи первым после отца поднялся из-за стола и хотел уйти, однако Угэ обернулся и приказал:

– Проводите господина, он сегодня устал.

Еще одно унижение!

Но он только поклонился. Пришлось вытерпеть, пока верные прихвостни отца доведут его до шатра. Он вошел внутрь, развернулся и рыкнул:

– Что, и исподнее снимать мне поможете?

Все-таки он был старшим сыном хана. Воины поклонились и ушли. Все! Теперь его ничто не удержит. Он возьмет себе светловолосую рабыню.

В шатре вертелся мальчишка-прислужник, его ждал, чтобы помочь разоблачиться. Дер-Чи рявкнул, чтобы тот убирался. А потом быстро пристегнул к поясу меч, взял топор и уже собирался выйти, как полог его шатра распахнулся.

Вошел Угэ-хан и с ним его правая рука, старый Забу-Дэ. Дер-Чи беззвучно выругался сквозь зубы, но сцепил руки на груди и склонился перед ханом:

– Отец.

А тот оглядел его с ног до головы и хмыкнул.

– Далеко собрался, сын?

Он не стал отвечать, выпрямился и застыл. Угэ скрипуче рассмеялся:

– Не спится? Живот болит?

Не насытился его унижением?!

Сейчас в нем говорил арак, но Дер-Чи не выдержал, рявкнул:

– Ты должен был отдать ее мне!

– Поучи меня, что я должен, – голос хана опасно похолодел.

Когда Угэ бывал в таком настроении, легко можно было недосчитаться головы. Дер-Чи опомнился:

– Прости, отец.

Но он был обижен. А хан смерил его взглядом, прошел вглубь шатра и  проговорил:

– Никуда не пойдешь.

– Почему? Если я убью его сейчас и заберу рабыню – это будет справедливо! – выплюнул Дер-Чи.

Голос подал старый Забу-Дэ. Он равнодушно проговорил:

– А зачем? Тэмир ранен. Ты неплохо достал его копьем. Ему сейчас не до рабыни, он, может, до утра сам сдохнет. Вот тогда пойдешь и возьмешь.

***

Угэ следил за своим старшим сыном за столом и знал, что Дер-Чи не смирится с поражением. Захочет взять рабыню себе. Более того, он хотел бы, чтобы Дер-Чи убил змееныша. Но.

Ялал той.

Трофей, добытый в честном бою, нельзя отнять. Войско никогда не поддержит.

Войско как зверь. Если хочешь, чтобы этот зверь служил тебе, надо знать, когда ударить нагайкой, а когда почесать за ушком и бросить ему кость. Сейчас был тот самый случай, когда надо поддержать иллюзию, что хан справедлив и щедр к своим воинам. И все они для него как дети. Хе-хе.

Но Дер-Чи все-таки его старший сын, и ему нужна будет поддержка войска.

О том, что опять почему-то не решается убить проклятого мальчишку, Угэ не хотел думать. Это было что-то сверхъестественное и суеверное, чего он предпочитал не касаться.

***

О том, что ее могло ждать, Аля даже не предполагала. Она спокойно проспала всю ночь, а утром проснулась в шатре одна. Солнце просвечивало сквозь щели. Она села на постели, растирая шею. Отлежала с непривычки. Но это была не самая большая неприятность.

Самая большая заключалась в том, что уже чересчур настойчиво заявляли о себе естественные надобности. Она долго не решалась, потом, обмирая от неловкости и от страха, что кто-нибудь войдет в самый неподходящий момент, воспользовалась-таки горшком.

Ухххх… Полдела было сделано.

Но теперь же это надо было как-то вынести. Она стала оглядываться, как бы сподручнее с этим пробраться к выходу. И тут полог шатра колыхнулся и отлетел в сторону.

А она чуть не обмерла.

Думала – все, сейчас он зайдет, и она прямо сейчас умрет на месте от неловкости. Но в шатер вошел отнюдь не ее хозяин, а девушка. Такая круглолицая, узкоглазая, улыбчивая, зашла и замерла на пороге.

Они уставились друг на друга, и неизвестно, кто был растерян больше. Но девушка первой опомнилась и шагнула вперед.

– Тору*, – кивнула, приложив руку к груди, косички из-под странной шапочки качнулись вперед.

– Здрасьте, – пробормотала Аля, поворачиваясь бочком, чтобы не было видно, что она в руках держит.

Девушка значительно отличалась от тех бездушных теток, что держали и переодевали ее тогда, в самый первый раз. Одежда на ней была попроще, гораздо меньше висюлек на шее и в волосах. А главное, она смотрела без того презрительного превосходства. Это было хорошо, но теперь Аля ждала, когда она уйдет, чтобы…

И тут та шагнула к ней, протянула руку и выдала:

– Ег*!

– Что? – вытаращилась на нее Аля.

– Мин* ег, – повторила та, показывая на то, что Аля держала в руках. – Ег!

И придвинулась ближе. А Аля наконец поняла… Ей чуть дурно не стало, замотала головой. Хотела сказать, что только через ее труп. Девушка прыснула в кулачок, пробормотала что-то, потом ткнула себя щепотью в грудь и повторила:

– Мин авах*.  Ег.

Подошла и попросту потянула это у Али из рук. Боже, так стыдно ей еще никогда не было. Но девушка фыркнула, эмоционально, но без злости, а потом решительно забрала горшок и вышла.

Аля чуть не села на месте. Ну вот – все. Все. Это был просто финиш. Обезличивание полное. Теперь она даже права не имеет горшки за собой выносить. Хотела снова забиться к стенке шатра, но девушка уже вернулась. В руках у нее была целая стопка каких-то тряпок. Сверху одежда, и было еще что-то.