— Хорошая… — Матвей Егорыч кивнул с дельным видом. — И суть хорошая. Мол, не надо считать себя умнее, хитрее других. А других не надо считать дураками. Иначе случайно у такого вот дурака оружие в руках окажется. Образно выражаясь.

— Точно. — Я усмехнулся. — Исключительно образно.

— Вот знаешь, Стас… Смотрю на тебя, и кажется мне иногда, ты гораздо старше. Или гораздо опытнее. Так даже вернее будет. Вот прямо и не подумаешь, что сразу после школы в армию попал, а оттуда к нам…

Дед хотел еще что-то сказать, но его прервал звонок. Мы услышали, как Тоня бросилась к двери, открыла ее. Потом — тихий бубнеж, Тонин крик и грохот упавшего тела.

— Твою мать!

Сказали мы с дедом хором и бросились в коридор. На пороге стоял Андрюха. Возле Андрюхи лежала Тоня. На полу. Явно без сознания.

— А я не знаю, чего она. — Переросток поднял на нас растерянный взгляд. — Спросила, где Жорик. Я сказал, в больнице. Его шпана в бок ножом пырнула. Чуть не помер…

— Ох, мужики, это ладно. А вот, представьте, поступает неделю назад бабушка-одуванчик с диагнозом: черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга. Не знаю, где ее носило, но приложилась бабуля знатно. И вот лежит она в приемном отделении, закатив глазенки. Прерывисто дышит. Чисто, при смерти. Все. Тут к ней подходит солидных размеров дежурный врач… Этот… Николай Иваныч… Здоровый, на кузнеца похож. Поняли? Вот он подходит, окруженный медсестрами, и, взглянув на сопроводительные документы, произносит сакраментальную фразу: «снять череп и в колбасу». После этих слов происходит совершенно неожиданная штука. Чудо, можно сказать. Бабушка вскакивает с каталки и бежит в сторону приветственно открытых дверей на улицу. С такой скоростью, что ей позавидовал бы любой самый быстрый бегун. Хоть сейчас на Олимпиаду ее отправляй. Все медали будут наши. Мы как стояли, так и обалдели. Только рты пооткрывали. Но медсестры тоже, видимо, занимались спортом. Не лыком шиты. Потому она была до́гнана и водворена на свою каталку. А стоило устраивать такой переполох? Доктор подразумевал, что необходимо сделать рентгенографию черепа и временно положить пациентку в коридор…

Я внимательно слушал историю, которую рассказывали рядом со мной. Но глаза открыть боялся. Главное, очнулся как-то резко. Прям — бац! И уже слышу это.

Точно рядом… Голос — мужской. Достаточно бодрый. Как только рассказчик замолчал, раздался смех. Тоже, кстати, мужской. Что, в принципе логично. Вот черт… Надо обнаружить себя, что я очнулся. Но сцыкатно. Вдруг уже в своем времени нахожусь, а не в 1982…

Я осторожно приоткрыл один глаз. Стены со штукатуркой. Отвратительно блевотного цвета. Потолок –тоже оштукатуренный. Рядом — кровати. Штук пять. По крайней мере, вижу столько. Все, что вокруг, не похоже на вип-палату для особо обеспеченных граждан. Никогда бы не подумал, что меня этот факт может радовать. Несомненно, я в больнице.

На одной из коек сидел мужик, лет пятидесяти. В майке и трениках. Возле него стояла капельница, от которой шла трубка к руке рассказчика. Потому что, судя по всему, именно он веселил слушателей историей про бабку.

На других кроватях пристроились еще двое. Один — парень молодой. Может, чуть больше двадцати. А второй — сгодится в друзья Матвею Егорычу. Такой же дедок с хитрым взглядом из-под кустистых бровей.

Мужики походу, развлекали друг друга историями из больничной жизни.

А значит, моя мысль верна…Я в больнице. Это хорошо. Понять бы еще, в какой конкретно. В советской? Хотя, думаю, если бы снова был Денисом Никоновым, вряд ли меня положили бы в общую палату, да еще в такую затрапезную. Кровати — панцирные. С сеткой. Вся обстановка унылая. Можно сказать, убогая. Хотя…чем черт не шутит. Вдруг после драки с ментёнком я опять без сознания провалялся. А родители не знают. И документов не было. И… Да не… Бред… А вдруг не бред? Может, после драки я получил травму, прошёл всего день. Отец реально не в курсе. Короче, я должен убедиться, что нахожусь в Советском союзе, в 1982 и что я — Милославский. Вот такие три пункта сейчас самые главные.

— Ага. Смешно. — Молодой парень хлопнул себя по коленям, — А вот еще… Дядька мой в больнице работает. Только не здесь. Живет в Ленинградской области. И вот он тоже рассказывал. Как-то посреди ночи привезли им отравленного. То ли грибов мужик наелся, то ли выпил что-то. Не скажу точно. Собрали у него все необходимые жидкости. Дядька набирает номер токсикологической лаборатории и, не здороваясь, сонным голосом, ночь же, говорит в трубку:«Я вам сейчас пришлю кровь, мочу, промывные воды желудка и рвотные массы». В ответ пауза, затем вежливый мужской голос отвечает:" Очень хорошо. Еще кусочек дерьма не забудьте завернуть"…Оказывается, в квартиру попал…

Мужики снова загоготали. Я открыл второй глаз и приподнял голову. Лежу на кровати. Укрыт простыней. Судя по ощущениям, на мне очень плотная повязка. Аж дышать тяжко. Откинул простынь. Точно. Так и есть.

— О-о-о-о-о…ребят, наш парень очнулся. Ты как, герой? — Сразу среагировал дедок. Он сидел практически лицом ко мне.

— Нормально…вроде…– Горло осипло, поэтому слова у меня получились, будто ворона каркает.

— На, попей. — Молодой пацан вскочил с кровати и принес железную кружку, в которой была вода. Я с жадностью припал к посуде, но мужик с капельницей остепенил меня.

— Аккуратнее. Вчера половину дня без сознания был. Всю ночь тоже валялся. И сейчас утро. Понемногу пей. Глоточками. Так-то вроде все нормально, доктор говорит. Но лучше не рискуй. И так в рубашке родился. Герой.

Я отдал кружку парню а потом, чувствуя основательное подозрение, что кое-кому надо оторвать башку, поинтересовался.

— Почему герой?

— Так со шпаной схлестнулся. Лоб в лоб. Там чет говорят, толпа их была. Человек восемь. Или десять. Вот и до́жили. Куда катимся. Куда смотрит милиция, не пойму. Жулье всякое на улице нормальных людей режет.

С одной стороны мне сразу стало легче. Судя по тому, что я вижу и слышу, время соответствующее. То, которое нужно. Советское. И в больницу я попал Милославским. Не выкинуло меня в реальную жизнь. Слава богу…

А вот с другой стороны…Андрюху убью на хрен. За каким чертом все это тут наплёл. Получается, кроме Андрюхи некому. Трепло, блин…Он, похоже, все-таки вызвал скорую. Вернее, не он. Семейка из Наташкиной квартиры. Но это неважно. Главное, я остался Милославским и со мной все нормально. Слегка кружится голова, но не сильно. Еще… Жрать охота.

— Фомин! Ты почему сидишь⁈ Быстро лег! Еще хочешь тут неделю провести? Совесть имей..

Дверь в палату распахнулась, на пороге обозначилась медсестра. Ругала она, кстати, того самого мужика с капельницей. Выглядела… Как советская медсестра и выглядела. Вела себя так же.

— Блин… Какое счастье… — Сказал я вслух и откинулся обратно на подушку.

— О-о-о-о-о… А вот и наш герой очнулся. — Медсестра моментально сменила тон и быстро пошла ко мне. Рядом оказалась буквально за секунду.

— Да какой герой… — Я начал уже немного раздражаться от этого слова.

Блин, дебил, а не Переросток. Я вообще не хотел афишировать поножовщину. Думал, скажу, что сам. Не знаю, как. Поскользнулся, упал. По хрену. Нельзя было правду рассказывать. Во-пеовых, надо сначала самому разобраться, про того ли Серегу был разговор. Если жто мой отец, то Переросток его своими рассказами под ментов подводит.

— Хорошо, что очнулся… — Медсестра потрогала мой лоб. — А то к тебе там пришли. Доктор сказал, страшного уже ничего нет. Если в сознании, можно и пустить. Тем более…

Она наклонилась ниже, чтоб ее слышал только я.

— Как их не пустишь…

Я осторожно выглянул из-за медсестры. Хотя, уже, наверное, понял, кто пожаловал.

На входе в палату стоял мужчина в строгом костюме. Спокойный, уверенный, с бесстрастным взглядом.

— Здравствуйте, Георгий Аристархович.