Отчасти Саид решил завязать с ним отношения по этой причине. Но были и другие.
Во-первых, нам было доподлинно известно, что «Сан Энерджи» в своё время пыталась подкупить Авельца и потерпела неудачу. То ли Авельц запросил слишком много, то ли «Сан Энерджи» наступила ему на мозоль. (Ленро унаследовал состояние, по самым скромным подсчётам оцениваемое в четыре миллиарда долларов. Не «маленькое предложение», а это сделало его неподкупным. У них с «Сан Энерджи» не было «разногласий», он их просто послал.)
«Сан Энерджи» в числе лоббистов имела и генсека Мирхоффа, и его первого зама Керро Торре, и спикера Генассамблеи, и добрую половину администрации. Один только Авельц отказался перейти на её сторону. Он представлялся нам естественным союзником.
Ну, а во-вторых, он… был нашим. Это трудно объяснить тем, кто не учился в Аббертоне, но воспитание там добавляет ген. Может, это из-за того, что мы происходим из одной социальной прослойки, живём в одном мире, в «мире поверх границ». Мы все очень разные, но мы понимаем друг друга. Расставляем в речи похожие акценты. С этой точки зрения, конечно, Авельц был нашим человеком.
<…> Даже после того как случился Шанхай и Авельц ушёл, мы с Саидом посовещались и решили, что лучшего союзника нам пока не найти.
На фоне карьеристов, авантюристов, мошенников и просто дураков, заполнивших верхние эшелоны Организации, Авельц выглядел человеком чуть ли не благородным и принципиальным. Мы пришли к выводу, что Авельц, скорее всего, всплывет и снова окажется в строю. Конечно, он человек экстравагантный и импульсивный, но, судя по всему, разумный <…>.
07. Схема владения материнской компанией «S-Group» распределялась следующим образом: сорок процентов – наш патриарх, Нассеф Савирис, около пятнадцати – мы с Саидом, и ещё сорок пять процентов – раздробленный между нашими дядями и тётями, племянниками и племянницами пакет по полтора-два процента.
Выкупить минимум тридцать шесть процентов у них, присоединить к нашим пятнадцати – и мы получали контрольный пятьдесят один процент против сорока процентов Нассефа. Мы не смогли бы продать компанию или вывести её на IPO, но сменить менеджмент – и убрать с руководящей позиции Нассефа – нам эта схема позволяла. <…>
После гибели отца мы с Саидом тайно открыли в Гонконге, Сингапуре, Токио и Тайбэе несколько инвестфондов. Мы тайно выводили деньги из оборота «S-Group» и закладывали их в наши фонды, постепенно аккумулируя средства для выкупа доли родственников. <…> Мы договорились, что YUOK (азиатский финансовый холдинг, базирующийся в Сингапуре) предоставит нам засекреченный отложенный займ под финансирование сделки. <…>
Оставалось решить три вопроса. Во-первых, с чего наши трусливые и глупые, но жадные и подозрительные родственники согласятся продать нам свои доли? Во-вторых, даже если они согласны, выкупить тридцать шесть процентов «S-Group» по рыночной оценке – сделка на сто и выше миллиардов долларов, и денег YUOK нам бы не хватило. В-третьих, приобретение какими-то азиатскими фондами со скрытыми бенефициарами трети крупнейшей ближневосточной ТНК – очевидно, предмет для расследования аудиторами и инспекторами Организации.
<…>
Третий вопрос разрешала помощь Авельца. С первыми двумя… нам помог Шанхай.
08. Весной после Шанхая начались выступления. <…> После Джонса крики «снизу» становились всё громче. Запрос на перемены шёл со всех сторон, от Организации до улицы. Сытые годы неокапитализма Мирхоффа, когда ТНК творили всё, что хотели, а цену на энергоносители и воду устанавливали по звонку, остались в прошлом. <…>
Протестные движения собирались вокруг «джонситов». Там были и демократы, и роялисты, и националисты. Всех объединяла ненависть к монаршим династиям. «Джонситы» круглосуточно митинговали перед зданиями Организации, их лидеры обвиняли Аравийский альянс в мягкости и терпимости к злодеям, призывали не изменять Устав, а выходить из её состава. Проснулись исламисты-шииты, которых спонсировал Иран, – после терактов в Бахрейне и Омане в крупных городах всего полуострова ввели режим повышенной опасности. <…>
Демонстрацию в Абу-Даби, типичное шествие «джонситов» против безработицы и за пособия, против Организации и ТНК, разогнала «белая армия» бедуинов, которую по просьбе шейха в город прислал король Фейсал. Те стали стрелять прямо по толпе: заваленную трупами улицу Дельма снимать запретили, но местные всё засняли и распространили в Сети. <…> Люди стали выходить на улицы всюду. В течение месяца восстали города Бахрейна, Катара, Эмиратов и Омана. <…>
Спокойной оставалась только Саудовская Аравия. Фейсал отправил войска на помощь союзникам и в ответ на звонок Вилька сказал (прямая цитата): «У меня всё под контролем». Организация не нужна. Держу пари, Вильк был счастлив это услышать. <…>
Уверенность короля поубавилась, как только у него под носом восстал Эль-Хуфуф. Там протестовали не демократы, там восстали шииты. Полиция сомкнула щиты и выступила навстречу… и победила «улица». Там были боевики «джонситов», которые переправились с иранским оружием из Бахрейна. Они фактически захватили город <…>. И Фейсал послал свою «белую армию», послал ВВС и артиллерию. Город начали бомбить. <…> По всей провинции (Эш-Шаркия) начались беспорядки. Тогда Фейсал отозвал «белую армию» из Бахрейна, Катара и Эмиратов. Лишившиеся поддержки, правительства пошли на переговоры с восставшими.
09. Мы <…> установили связь с вождями революционеров в Дохе, Манаме и Абу-Даби. Мы снабжали как «джонситов», так и «светскую оппозицию» деньгами. Средства мы проводили через «ХамМед».
Доктор Бен Хаммид тогда был депутатом от Аравийского альянса в Генассамблее и неформальным лидером «Регионов», и Саид его хорошо знал, так как мы неоднократно использовали гуманитарные миссии «ХамМед» для отмыва денег из Центральной Африки <…>. Оружие мы никогда не закупали и в связи с шиитами, захватившими Эль-Хуфуф и начавшими гражданскую войну, мы не вступали. Это были деньги Ирана, которые тоже проходили через Хаммида <…>. В его клиниках в Даммаме, Эр-Райяне, Рувайсе, Эль-Хауре и Маскате революционеры размещали свои арсеналы, а врачи Хаммида помогали раненым во время уличных столкновений. <…> Самолёты, которые якобы везли «медицинское оборудование», доставляли из Тегерана тяжёлое вооружение, противотанковые ракеты и беспилотники. <…> Хаммид надеялся, что с падением «выродившихся династий»… да, это его слова, неформально он так о них отзывался – «вырожденцы» <…>. Он хотел привести к власти своих людей и сделать Аравию плацдармом своей войны с Ньюарком.
10. Многие ТНК начали сбрасывать ближневосточные активы. После того как Аль-Тани бежали из Дохи и революция уже, казалось, победила в Катаре и Бахрейне, рынок сделал прогноз: монархиям не выжить. <…> Акции связанных с монархиями компаний рухнули в секунду. Нашу формально независимую и частную «S-Group» тоже штормило: публичные активы обесценивались, в перспективы работы с новыми правительствами никто не верил. <…> Забастовки парализовали работу всех наших предприятий в Катаре, Бахрейне, Омане и в провинции Шаркия. Бастовал персонал наших ферм, трубопроводов, заводов, транспортных узлов, грузоперевозящих компаний, аэропортов, остановились стройки, банки замораживали выплаты <…>.
Все ждали, разразится ли гроза над Эр-Риядом. Там пытались митинговать мигранты, но полиция их сразу угомонила, а граждане-сунниты на улицы не вышли. <…> Когда Фейсал послал на восток артиллерию и в очередной раз отказался от поддержки Организации, Нассеф решил эвакуировать семью и отправил наших родственников тремя бортами в Лондон. Я полетела с ними, а Саид остался при Нассефе. <…> Мы собирались создать видимость полной катастрофы «S-Group», чтобы родственники согласились перепродать нам свои доли. <…> Компания теряла миллиарды, Эль-Хуфуф бомбили, «белая армия» отступала из Омана, оставляя аль-Бу-Саидов осаждёнными в их дворце. А я летела в Лондон, но в аэропорту меня ждала отдельная машина.
