Оставив на столе плату за саке, Генко плавно поднялась с татами и бесшумно растворилась в тумане, обратившись в черную лису. В этом облике вернуться домой, чтобы все обдумать, было быстрее, да и притворяться человеком сейчас совершенно не хотелось. Сопровождающие ее лисы рыжими тенями скользили следом, мастерски избегая людских глаз. Начался снегопад, обещая скрыть следы лап.

«Последний снег этой весной».

Лисы громко затявкали, подтверждая мысли Генко, и ускорились, уходя выше в горы.

Кровь была повсюду.

Она яркими брызгами горела на снегу, ударила в нос запахами соли и железа, утраченной жизни и смерти.

Генко напряглась и заозиралась. Обычная прогулка по лесу – обход владений, которые она оберегала, – отчего-то вдруг превратилась в созерцание жуткой и неприятной картины.

Кровь была человеческой, в этом Генко была уверена так же крепко, как и в том, что за спиной у нее девять хвостов. Вблизи Сиракавы не водилось ни одного хищного зверя: никто не смел ступать на территорию, которую кицунэ признала своей. А местные духи были столь покладистыми, что скорее погибли бы сами, чем кому-нибудь навредили. Поэтому вид и запах человеческой крови – густой, насыщенный, тяжестью оседающий во рту – особенно настораживал.

Тела или хотя бы его крупных частей нигде не было. Только изредка попадались раскиданные по опушке внутренности да несколько пальцев. Часть печени, кусок легкого, кишки… Сердца не нашлось, как и мозга. Лишь кровь, кровь и кровь.

Генко поморщилась. Она слишком давно не видела насильственной смерти, особенно от рук ёкая, и в своем предположении не сомневалась. Однажды она стала причиной гибели жителей Сиракавы, но с тех пор никого и ни разу в этих местах не тронул ни один ёкай. То, что люди убивали друг друга, было совершенно иным делом.

Нависшая над горным лесом тишина казалась удушающей. Генко, не скрывая своей сути, позволила лисьим ушам стать торчком, но услышала только треск раскачивающихся от ветра деревьев. Впервые за долгое время она подумала, что лес может быть не просто домом, а по-настоящему пугающим и опасным местом.

Девять хвостов веером легли на окровавленный снег, когда Генко присела и коснулась пальцами остатков печени. Пальцы тут же свело от холода, а голову заполонили картинки жизни погибшего. Мужчина не был стар, но уже утратил молодую прыть. Да и сломанная когда-то нога – следствие падения с лошади – не помогала ему проворно передвигаться по заваленному снегом лесу.

Он пришел за дровами. Запасы, собранные на зиму, истончались из-за затянувшихся холодов, и оставшихся хватило бы не больше чем на пять вечеров. Генко знала, что порой деревенские приходили в лес за валежником, вот только они всегда благополучно возвращались домой.

Отвлекаться на собственные мысли и рассуждения было плохой затеей, следовало быстрее разобраться с возникшей проблемой, так что Генко вновь сосредоточилась на последних отрывках жизни мужчины.

После смерти жены он жил один в небольшом домике, оба сына уехали покорять столицу, а потому много дров ему и не требовалось. Парнишка, за которым он присматривал, тоже вырос и заботился о себе сам, – и Генко не смогла удержаться от ухмылки, – тот самый, что ворвался к ней недавно, угрожая мечом. Дышать стало сложнее, а снег из ослепительно-белого наряда невесты превратился в почерневшее, как от золы, траурное одеяние.

Генко резко отдернула руку от печени, будто обожглась. Она знала эти ощущения, но так давно не испытывала их, что сначала даже не поверила, что именно чувствует. Липкий страх, давящее чувство отчаяния и удушающий смрад крови и пота.

В последний раз она сталкивалась с они[20] во время службы у Инари. Коварные и подлые, почти все они любили издеваться над людьми, изводили настолько, что те умоляли убить их, только бы прекратить страдания. Поговаривали, что некоторые они вдохновлялись ханьскими пытками, которые подсмотрели в империи Цинь[21], а потому заставляли своих жертв мучиться особенно долго.

Будучи генералом Инари, Генко несколько раз сталкивалась с они, по приказу богини уничтожая особо свирепых демонов, самых сильных и жестоких, настолько беспощадных, что те угрожали даже младшим ками. В каждой такой битве Генко теряла сотни своих яко – рядовых лисиц и десятки ёрикама – более сильных и талантливых лис. Каждая их смерть камнем оседала в душе Генко и давала возможность выплеснуть гнев и жажду мести на следующего они. Вот только это приводило к тому, что лисы вновь погибали.

Замкнутый круг, из которого Генко не знала, как выбраться.

Они, напавший на человека, вряд ли был так же силен и жесток, как те, с кем прежде билась Генко, но и она больше не имела благодати Инари, а значительную часть своих сил тратила на то, чтобы поддерживать эти земли плодородными и отгонять мелкую нечисть, дабы та не пакостила особенно сильно.

Звук хлопающих крыльев заставил Генко подняться с земли и вскинуть голову, чтобы поприветствовать гостя. Карасу-тэнгу, верный посланник ками, предпочитавший не называть свое настоящее имя, выглядел взволнованным и встревоженным, так что даже маска на лице не могла этого скрыть. Он осмотрел окровавленный снег, но не издал и звука, пока не приземлился рядом с Генко и не сложил за спиной свои крылья. Казалось, что перья трепыхались на ветру, но Генко видела, как мелко дрожат его плечи – не от страха, но от напряжения, проскользнувшего в ки ёкая. Вероятно, он хотел провести приятный вечер в компании старой приятельницы и знатно напиться, тем более что в прошлую встречу ему был обещан новый сорт саке, но обстоятельства сложились иначе.

– Что случилось? – тут же задал он вопрос, глядя себе под ноги, чтобы случайно не наступить на следы побоища, и снял маску.

– Они, – ответила Генко, вслушиваясь в шепот ветра. – Понятия не имею, как он забрел в эти края и как посмел напасть на человека, когда земля под моей защитой, но мне это не нравится.

– Они становятся все более дерзкими, – нахмурился Карасу-тэнгу.

– О чем ты?

– В последнее время они стали нападать куда чаще, чем раньше. А люди все чаще стали обращаться к оммёдзи и домашним ками. Но что те могут сделать? Мико и каннуси[22] тоже начали действовать, хотя раньше только сидели в храмах: обряды очищения, создание большего количества талисманов и амулетов…

– Пару дней назад ко мне приходила Бьякко, – сказала Генко, а Карасу-тэнгу заинтересованно выгнул бровь, пряча ладони в рукава кимоно, и совсем по-птичьи склонил голову к плечу. – Она тоже говорила про оммёдзи, просила быть осторожнее. Они набрали такую популярность?

– Да, Бьякко-сан[23] права, люди действительно стали больше почитать оммёдзи. Но, пожалуй, тому причина Такаги Йосинори.

– Кто?

– Молодой и весьма талантливый мастер оммёдо. Говорят, он невероятно силен, а известность получил благодаря тому, что спас императора. Всегда в гуще событий. – Карасу-тэнгу встряхнулся, взъерошив перья, и добавил чуть погодя: – Возможно, рост числа оммёдзи не так плох, как кажется.

– Возможно, – неопределенно ответила Генко, глубоко вздохнув. В нос врезался горьковатый запах хризантем, она резко обернулась.

Карасу-тэнгу непонимающе посмотрел на кицунэ, но, проследив за ее взглядом, тихо охнул.

Среди деревьев, почти сливаясь с белой дымкой тумана, что покрывал землю, стояла фигура. Пожалуй, не совсем стояла – виднелась лишь верхняя половина тела мужчины, а вот ноги отсутствовали, и бедра его сливались с молочным маревом. Белое кимоно усиливало эффект слияния, и темные с проседью растрепанные волосы казались чернильным пятном на светлом фоне.