– А почему? – поднимаю на него взгляд. Пашка громкий, веселый. А я как мышка-тихушница. Маленькая, серая…
– Да не хочу я! Не интересно, – вздыхает он. – Все эти контракты, маржа, переговоры… Ну их! Бабки капают, и слава богу! Дед незадолго до гибели хотел продать. А Глеб уперся рогами. Посчитал, что цену дали несправедливую. Вот теперь пусть сам и занимается. А мы с тобой лучше на море рванем. Почилимся!
– У меня же работа, Паш, – шепчу, пытаясь сбавить напор.
– Бросай, – отмахивается он. – Все равно скоро поженимся!
Любимый зарывается пальцами в мои волосы и, изловчившись, закидывает меня к себе на живот.
– Малыш, давай останемся, – произносит хрипло. – Ну его, этот обед. И дядьку моего тоже…
– Люблю тебя, – шепчу, потянувшись к нему с поцелуем. – И ни с кем не хочу делить…
– Я тоже, малыш… Подожди, – Пашка лениво тянется к айфону и, поставив его на беззвучный режим, одним движением переворачивает меня на спину. Рычит, нависая сверху. – Ты моя навсегда, девочка.
Утомленная ласками любимого, я засыпаю у него на плече. В этом, наверное, и заключается вселенское счастье, когда спишь и чувствуешь дыхание близкого человека рядом. И потом уже точно не можешь спать одна.
«Плевать, если я не понравлюсь его родственникам, – думаю, засыпая. – Павлик меня любит. А я его. Вместе мы справимся…»
И как только проваливаюсь в глубокий сон, вздрагиваю от резкого окрика.
– Павел! Может, объяснишь, что происходит?!
Распахиваю глаза и в ужасе натыкаюсь на разъяренное мужское лицо. Посторонний человек в нашей квартире и спальне.
– Какого ты вломился, Глеб? – налетает на родственника Павлик. Кидает в меня покрывало, а сам голышом наступает на самого господина Агурского.
– Мать и бабушка ждали тебя к обеду, – слышу я грозную отповедь. И падаю на кровать в бессильном ужасе.
Меня-то никто никуда не приглашал. Никто не собирался со мной знакомиться. Звали одного Павлика. Одного!
12. Она не телка!
– Быстро собирайся, и поедем, – доносится до меня резкий голос Павкиного опекуна.
– Только вместе с Аней, – не сдается мой любимый.
– Тебе совсем мозги от обычной телки запорошило, мальчик? – гневно бросает родственник.
– Она не телка, – перебивает запальчиво Павлик. – Пожалуйста, воздержись от заявлений, о которых потом пожалеешь.
– Да ну? – с издевкой усмехается Агурский. И дальше слышится отборный мат. Родственник Павла не стесняется в эпитетах. И все они касаются меня. Стыдобище какое, мамочки дорогие! Хватаюсь за голову. Закрываю уши руками. Они ненавидят меня, эти долбаные аристократы! Даже не зная, ненавидят. Только за происхождение…
В коридоре раздается шум. Что-то стеклянное падает на пол. А потом слышится удар об стену.
– Уходи, Глеб, – рычит Павлик. – Сегодня ты перешел все границы.
– Я-то уйду, – резко бросает Агурский. – Только все твои счета в ближайшее время будут заблокированы. Хватит паразитировать! Иди работать, баклан!
– Проваливай, или еще врежу, – глухо предупреждает Павел. Где-то вдалеке слышится возня, потом хлопает входная дверь.
– Аня, помоги мне, – зовет Павлик. И я как ненормальная срываюсь с места. Влетаю в ванную, где мой любимый ищет в аптечке перекись водорода. – Идиот, – бормочет, разглядывая в зеркале разбитые губу и скулу. – Теперь на фотках буду с бланшем.
– Пройдет, – вздыхаю я безрадостно. И найдя нужный флакончик, прикладываю смоченный в перекиси ватный диск к ссадинам.
– Хату нужно сменить, – задумчиво роняет Павлик.
– Может, проще поменять замки? – лепечу еле слышно.
– Нет. Лучше уехать подальше от этой своры бешеных собак. Насчет бабушки не уверен. Но моя мать и дядька не дадут нам житья. Твоим я тоже не нравлюсь. Давай выберем спокойный тихий городок и уедем? Ты как, Анютка?
– Согласна, – шепчу я, сдерживаясь из последних сил, и, уткнувшись в грудь любимого, реву как маленькая.
Крепкая мужская рука решительно ложится мне на затылок.
– Ну, перестань, малыш, – шепчет Пашка. – Тебе вредно волноваться. Пройдет время, и все утрясется. А пока нам лучше держаться подальше.
– Твоя родня меня не полюбит никогда, – всхлипываю я и вновь заливаюсь слезами.
– Они никого не любят. Даже себя, – резко бросает Пашка. – Придурки конченные… Нашла из-за кого плакать.
– Тогда церемонию придется отменить. Ты же думал, что Глеб выдаст тебе нужную сумму, – вздыхаю я, обнимая торс любимого и прижимаясь к нему всем телом.
Чувствую, как по позвоночнику пробегают Пашкины пальцы.
– Да ну, из-за трех человек лишаться праздника, – весело хмыкает Павлик. – Хату продаем. Новую покупаем на твое имя. И на какое-то время забываем о моих родственниках.
– Павли-и-ик, – тяну я, шмыгая носом. – Но так же нельзя. Не по-человечески…
– С ними можно, – отрезает любимый. – Я от всей души желаю тебе сохранить веру в моих родаков… Но скорее всего, они скоро проявят себя.
Задыхаюсь от возмущения и растерянно гляжу на Павла.
– А если им все рассказать о нас? Может, тогда они…– говорю с азартом.
– Анютка моя дорогая, – нежно шепчет Павлик, целуя мое лицо. – Тсс, это наш секрет, любимая.
13. Попалась
Раздраженный голос водителя выдергивает из воспоминаний. Лениво прислушиваясь, смотрю в окно, за которым уже виднеются огни аэропорта.
«Удрала! Йехуу! – мысленно визжу от восторга, но тут же обрываю себя. – Погоди радоваться. Сначала унеси отсюда ноги».
– Я сказал «нет!», – чуть громче отрезает водитель и, откинув телефон на переднее сиденье, внимательно смотрит на меня в зеркало заднего вида. – От кого ты бежишь? От мужа?
– От его родственников, – мотаю я головой и чувствую, как от страха сводит внутренности. Агурский, сволочь! Подсуетился!
– А муж?
– Погиб.
– Ну, я понял, – кивает таксист, подруливая к дверям международного зала вылетов. – Я тебя провожу, девочка. А то мало ли…
– Спасибо, – мяукаю чуть слышно и тормошу Аську. – Мы приехали, милая.
Суровый крепко сколоченный мужик в камуфляже доводит нас до стойки регистрации. Терпеливо ждет, а потом провожает до ворот, ведущих на посадку.
– Тут они тебя точно не достанут, – улыбается скупо. – Береги себя и дочку, – кивает напоследок.
– Спасибо вам, – улыбаюсь, смаргивая слезы. И усевшись у огромного панорамного окна в зале ожидания, вместе с Аськой наблюдаю, как на посадку заходят самолеты.
«Еще каких-то пятнадцать минут, – смотрю на часы и время в билете, – и гуд бай, Агурский! Тебя я не увижу больше никогда, – напеваю, чуть изменив слова песни.
Рассеянно оглядываю публику. Зал почти заполнен. Скоро посадка.
– Мама, дядя… – тянет играющая с куклой Аська.
Чувствую, как слегка дергаются антивандальные кресла. Кто-то садится рядом. Поворачиваю голову и застываю на месте.
Глеб!
– Что вы здесь делаете? – выдыхаю на автомате. И от охватившего ужаса рискую свалиться в обморок.
– В Прагу лечу, – лениво бросает он. Интересуется буднично. – У вас какие места?
Без спроса вытягивает билеты из паспортов, сличает данные. А у меня внутри закипают гнев и ярость одновременно!
– Что вы себе позволяете? – шиплю, отбирая билеты.
– Рядом сидим, – кивает он, улыбаясь. – Просто хотел удостовериться.
– Вы! – шикаю негодующе. – Да как вы смеете!
– Одним рейсом летим, – самодовольно заявляет он и, поморщившись, оглаживает короткий ежик волос на затылке. – Что тут противозаконного?
«Действительно! – хочется заорать мне. Схватить Аську. Убежать куда подальше. Но ноги становятся ватными, а горло сковывается спазмом. Не закричать, не вздохнуть.
– Нам нужно поговорить, Анечка, – миролюбиво замечает Глеб, накрывая мою ладонь своей. Хлопает легонько. Смотрит внимательно на меня. А меня от этого простейшего действия трусит, как будто к руке двести двадцать вольт подключили.
