Человек, одетый во все черное, крепкий и сильный, как-то очень быстро расправился с моим насильником, рухнувшим на пол с диким стуком, и теперь уворачивался от Цепы, который оказался на удивление ловким и с матерным рычанием набрасывался на своего противника. Места этим двоим зверям было явно маловато, а потому сильно страдала обстановка. Столик, телевизор, поднос с пирогом…
Черный человек был молчалив, на оскорбления не реагировал и действовал четко. Увернулся от замаха, пролетел вперед, перехватывая руку с блеснувшим в ней ножом. И коротко дернул, разворачиваясь вместе с Цепой. Так и не успевшим понять, что произошло.
Упал Цепа прямо рядом со мной, с диким грохотом, и я несколько секунд оторопело смотрела в пустые, уже стекленеющие глаза, на полуоткрытый рот, на крошку пирога в уголке губ…
До меня как-то не доходил весь ужас ситуации.
Оцепенение продлилось ровно до того момента, пока черный человек не наклонился над моим несостоявшимся насильником.
Я неожиданно узнала его. Черные волосы, профиль с переломанным носом… Такое не забудешь.
Макс Розгин!
Он зачем-то здесь!
Он пришел и спас меня! И… И убил. Черт…
Я, видно, слишком резко вздохнула, или дернулась, потому что он тут же развернулся и уставился на меня своим черным взглядом, в котором все еще клубилось бешенство.
Я встала, вжимаясь в угол и обхватывая себя рукой, чтоб запахнуть ворот халата.
Он тоже встал.
В комнате было темно, телевизор погас, и только яркий свет уличного фонаря пробивался в окна.
И вот в этом неверном освещении Макс Розгин казался не человеком, а , по меньшей мере, демоном. Я не могла оторвать взгляда от его сурового жесткого лица. От его шеи, заляпанной кровью. И руки. Его руки тоже были в крови. И, наверно, куртка… На темном не видно…
Я неожиданно испытала невероятный, инфернальный какой-то ужас. Даже хуже, чем до этого, с бандитами.
Мы находились в темной комнате, рядом с мертвецами. Людьми, которых только что он убил.
А я это все видела.
И я его знаю.
И могу… Могу быть свидетелем…
Он меня убьет.
Просто и быстро, так же, как и этих мужчин.
Не знаю, почему я в этот момент именно так подумала, но мысль показалась настолько реальной, что меня опять затрясло.
Я выставила перед собой ладонь, прошептала:
– Не надо… Пожалуйста… Не надо…
А он шагнул ко мне. Неотвратимо, как в фильме ужасов.
Я даже дернуться не успела.
Он протянул руку, хватая меня за выставленную ладонь и дергая на себя. Впечатывая в свое тело! Я охнула, ноги подкосились.
В голове только и билось: «Не убивай, не убивай, не убивай!»…
Глаза я не закрывала, не могла оторваться от его черного бешеного взгляда. Огромные зрачки, сейчас больше похожие на пистолетные дула, нацелились на мое лицо, рассматривали, как-то жадно и немного безумно.
А я смотрела. Смотрела. Смотрела.
И ждала, когда ударит. Ножом. Он же этих мужчин ножом убил? Да? Не голыми же руками? Или голыми?
Я опустила глаза, чтоб посмотреть на его пальцы, сжимающие мое запястье…
И в этот момент он меня поцеловал.
Черная метель.
За всю свою жизнь Максу Розгину приходилось терять голову раза три, наверно. И никогда эти разы не были связаны с бабами. Не случалось как-то.
Нет, конечно он слышал об этом, да и по рассказам других мужиков, своих прежних приятелей по полиции и армии, знал, что так бывает. Что уносит. И мысли никак в голове не образуются. Творишь хрень, а потом… Жалеешь.
Ну, или не жалеешь.
Это если качественно хрень натворил. С обоюдным удовольствием.
Сам он так не впирался, даже с бывшей женой, школьной ошибкой, было проще и банальней. Да и прошло моментально. Сразу после свадьбы прям.
Теперь же Розгин совершенно искренне считал, что уже и не сможет даже так унести, не в полную. Прошло время молодости и глупости.
Сейчас, даже занимаясь сексом с женщиной, полного отключения у него не происходило. Постоянно мелькали самые разные, а, порой, и не относящиеся к ситуации, мысли. Мозг работал.
Да и вообще, секс – уже давно не то событие, о котором стоит думать.
А потому случившееся с Княгиней было в какой-то степени за гранью.
И не сказать, что драка – причина помрачения рассудка.
Хотя, конечно, когда убиваешь человека, даже если этот человек – полная тварь и отморозок, насилующий женщин, это свой отпечаток накладывает.
Максу приходилось убивать. Много.
В армии – даже не считал, сколько. Не снайпер же, чтоб счет вести.
После , в милиции, а потом в полиции… Ну бывало. Тоже старался не считать. Не простым оперативником работал, всякое видеть приходилось. Такое, что лучше бы забыть.
За привычку мгновенно принимать не особенно популярные, но эффективные решения, его в прошлой жизни часто наказывали. Звания, премии, прочие прелести жизни…
Служба уже давно в прошлом.
А привычка – осталась.
Поэтому скоту, что зажал беспомощно трепыхавшуюся Княгиню на диване, Макс сразу сломал шею. Быстро и без затей. Мог и не ломать, но…
Её круглые белые коленки, что до сих пор помнились, тонкие голые ножки …
И тело этого хряка между ними…
Не стал сдерживаться.
Второй оказался проворней и даже какое-то время потанцевал. Макс опознал в повадках своего армейского коллегу. Но, судя по всему, не его опыта. Просто так, рядом стоял, нахватался. Движения верные, но как будто не дорабатывает. Да и не тренировался давненько. Это его и сгубило.
Макс перехватил летящий в него нож, развернул аккуратненько, пользуясь инерцией здоровенной туши, и вернул подарочек. Прямо в горло.
Не очень удачно попав в артерию. Кровь хлестанула, уделав и одежду, и лицо, и руки. Бывший вояка упал, как срубленное трухлявое дерево. Рядом с загнанной в угол комнаты Княгиней.
Макс наклонился над первым отморозком, пощупал на всякий случай пульс. А то, мало ли, тоже бывало всякое. Но тут сюрприза не произошло. И не произойдет. Если, конечно, эти твари не превратятся в зомбаков. Что вряд ли. Но и в этом случае ничего страшного. Говорят, зомби надо откручивать головы, чтоб больше не вставали. Макс это делать тоже умел.
Из угла комнаты раздался тихий всхлип.
Макс поднял голову.
Княгиня сидела, обняв себя руками. Лицо у нее , в тусклом свете фонаря, было совершенно белым. Глаза на пол лица. Огромные и безумные. Короткие растрепанные волосы упали на лоб, прядки прилипли к коже.
Он поднялся с колен, она тоже встала.
Все так же, не отводя от него дикого взгляда.
Макс хотел сказать, что все в порядке, хотел как-то успокоить, привести в чувство. Но замер, разглядывая ее.
В полумраке ее фигура, дрожащая, тонкая, укутанная в короткий светлый халатик из какого-то переливающегося, даже на вид нежного материала, казалась сотканной из этих самых лучей от фонаря. И еще немного – от лунного света.
Она стояла, по-прежнему обнимая себя руками, голые ноги, тонкие щиколотки, изящные икры, пальчики с накрашенными ногтями… Как это можно было разглядеть в таком освещении? Он разглядел. Словно вспышками.
Как из триллера, старого, хичкоковского. Она сама была похожа на этих хичкоковских героинь, как будто не из этого мира, не из этой гребанной эпохи. Другая. Слабая. Беспомощная. Её хотелось защитить. Хотелось обнять и сделать так, чтоб перестала трястись.
Хотелось…
Унять ужас в ее глазах. Заменить его на что-то другое.
Макс шагнул к ней, движимый исключительно этим намерением.
Её глаза, словно загипнотизированные, пробежались по его фигуре, задержались на шее, на одежде.
Макс даже не осознал в этот момент, насколько близко к ней стоит. Как так получилось, что он так близко? Как так получилось, что он разглядывает ее, отмечает все крохотные детали?
