От этого знания в душе разливается мягкое тепло: до штаба – рукой подать, четверть часа и Леви будет уже на операционном столе в умелых руках врачей…

Она чувствует, как ближе к берегу, стоит уровню воды помельчать, Бурун сильнее упирается, напрягая ноги: илистое дно начинает затягивать копыта. Однако конь с всхрапом достигает миражного берега, вскарабкиваясь на твёрдую землю. Катрина облегчённо выдыхает и смотрит по сторонам, как вдруг замечает резкое движение боковым зрением: нахмурившись, Мик резко ведёт носом по ветру. И почти сразу её уши различают поступь титана.

Капитан быстро вскидывает руку:

– Скорее на берег!.. – Закариас не успевает договорить – из ниоткуда, рассекая пелену хмари, ломая ветки, у брода реки появляется внушительный восьмиметровый титан. Его ступня прижимает к земле многолетнюю рябину, словно щепку, а на огромном лице застыло странное выражение услады от скорой наживы.

Катрина тянется к рукояткам УПМ, когда мимо неё вдруг проносятся Линн и Гергер – центр построения. Разведчики молниями взлетают на ходу, треск газовых баллонов сглатывается дождевой пеленой. Мик раздражённо подцепляет лезвия из ножен и, перед тем, как бросится в бой, приказывает:

– Вы двое, – Кáта и Александр вытягиваются по всей форме, – ведите повозку вперёд. Мы выиграем время.

Повторять дважды не приходится. Бишоп в запале оборачивается на реку, желая передать указание вознице, однако с ужасом давится вдохом.

– Вот ведь… – Александр бормочет под нос ругательства, разбирая мир на составные частицы недовольства. А Васкес, замыкающий их колонну арьергардом, только заступает на переправу, и его коня почти что сносит течением.

У Кáты снова скручивает живот – все органы будто в узел переплетаются, оставляя вокруг себя потерянную пустоту. Рвануть с повозкой прямо сейчас не выйдет: колёса её увязли в трясине и притопились в иле. Запряженные лошади, погоняемые хлыстом, сдавленно ржут, пытаются выпутаться из скользкого затягивающего дна, однако их силы хватает лишь на то, чтобы раскачать колесо на несколько градусов. Натан приподнимается на кóзлах и истошно кричит на животных, но в общей спешке это лишь притапливает колёса ещё сильнее – повозка даже наклоняется, продавливаясь под ударом скорого течения.

Не сумеют. Не успеют!

Катрина слепо лезет в сумку, доставая верёвку с крюком. Времени нет: с минуты на минуту колёса утянет в трясину ещё сильнее, и тогда попытка достать их поломает спицы и крепёж от давления. Без одного колеса фургон не сможет ехать, без двух – тем паче, а везти раненых в седле станет отправной точкой заочного приговора. Бишоп ощущает волну жара, с которой душа уходит в пятки. Кровь стучит в висках, разливаясь мелкой дрожью под кожей.

Не помня себя, Кáта пихает цельную петлю троса под переднюю луку – за неимением специального рога на седле – а затем спрыгивает на землю, моля Создателя, чтобы Бурун не решил кобыздиться именно сейчас. Трос ползёт змеёй за ней вслед, постепенно начиная натягиваться. Она заполошно залазит в сумку Александра, что ещё не вышел из стадии первого потрясения, и достаёт вторую верёвку. Сунув один конец товарищу, идёт к берегу. Бишоп слышит, как Алекс взволнованно повышает голос, возражая, как Натан кричит что-то невразумительное и навряд ли приличное, а Васкес, едва добравшийся до заднего края повозки, разбавляет шум реки чертыханиями, пытаясь совладать с напором Вальдо. Отметая всё в сторону, Бишоп спрыгивает в бурлящую реку.

Вода недоброжелательно пениться, захлёстывает её по бёдра и настойчиво пытается снести дальше по течению. Кáте приходится широко расставить ноги, чтобы обрести хотя бы малую устойчивость перед стихией; только после этого она начинает упрямо продвигаться дальше, пытаясь достичь застрявшей повозки. Поначалу ступни проваливаются в ил: чтобы совершить хотя бы малейшее движение лейтенанту приходится напрягаться изо всех сил. Ветер гонит крупные капли под косым углом, дождь усиливается, заливается сквозь плащ за шиворот, пропитывает рубаху; речная вода затекает в сапоги, голенища которых погребены под гладью Вальдо.

Войдя глубже, по пояс, Катрина фыркает, утираясь рукавом, когда очередная волна окатывает её почти что целиком. Сапоги скользят по дну, путаются в тине. Она чуть не падает, но успевает зацепиться за подпругу запряжённых в фургон лошадей. Удерживаясь за упряжь, Катрина начинает продвигаться более размашистыми шажками, и, наконец, достигает самого утопленного колеса. Верёвка с берега, зацепленная за седло, натягивается, когда Кáта продевает её за крепёж повозки и дергает, пытаясь дать понять Буруну приказ идти вперёд.

– Алекс, подсоби! – кричит она другу. Поднявшись на кóзла, продевает вторую веревку через другое переднее колесо. Тем временем, Александр, оставшийся на земле, подъезжает к коню и тянет того за поводья, подталкивая к действию.

Однако конь продолжает стоять, нетерпеливо востря уши вперёд – это видно даже с расстояния. Ерепениться, бьёт хвостом, как последний упрямец. Бишоп жмурится от досады: почему Буруну нужно артачиться именно сейчас? Она сбито выдыхает и пускается обратно, стараясь ступать тем же путём.

Берег шатается под ногами, когда лейтенант вскарабкивается на моховой ковёр. Покинув воду и ощутив резкий ветер, Кáта только сейчас смутно понимает, что вымокла в реке целиком. Но времени на раздумья нет. Бишоп заполошно кидается к Буруну.

– Миленький, хороший мой, ну пожалуйста! – от водной прогулки её накрывает усталость, сил на выдержку почти что не хватает, и Кáта слышит свой голос будто со стороны: натянутый, дрожащий и плаксивый. Уговаривающий.

Конь фыркает, ведёт ушами, прижимая мохнатые треугольники: явно недоволен и раздражён. Катрина отчаянно всхлипывает, злясь на себя. Если Бурун не поможет вытаскивать повозку, они не сумеют двинуться дальше. Любое промедление сейчас – фатально для раненых. Смертельно для Леви. А она не сможет жить дальше, зная, что любимый человек погиб из-за её же глупости, из-за неумения найти должный подход к собственному скакуну. Кáта чувствует нарастающее клокочущее недовольство, граничащее с отчаянием; тянет поводья, гладит лошадь по шее, пытаясь дать понять упрямцу, как это важно, уступить именно сейчас.

Внезапно – выше по течению – раздаётся встряхивающий грохот: Мику, Линну и Гергеру удаётся срубить загривки уже двух титанов и массивные туши падают в воды Вальдо, поднимая волну, устремляющуюся к повозке.

– Бурун, пожалуйста… – Кáта вытягивается в напряжённую струну. Её прошибает мелкая дрожь. Будто в забытьи, она отпускает повод и, шатаясь, отходит вперёд, вытягивая ладони к коню. Уговаривая, словно маленького ребёнка ступить шаг к матери. Шепчет одними губами: – Пожалуйста…

Это последний шанс. Алекс, Натан и Васкес перекликаются, координируя толчки, которыми они раскачивают повозку. Катрина, запальчиво молясь, манит Буруна к себе. И внезапно конь с усердием подаётся вперёд; недовольно всхрапывает, когда верёвка тянет его к реке, сильнее упирается копытами в землю и, напрягая жилы, тянет. Тянет.

– Умниц! Умница, Бурун! – сквозь слёзы смеётся Катрина. Она продолжает отступать по тракту – конь продолжает пытаться настигнуть её. Алекс тянет трос со своей стороны, Васкес страхует задник повозки, а Натан подхлёстывает запряжённых. И это даёт плоды: фургон, скрипя и переваливаясь, выкатывается, завершая переправу. Тяга верёвок спадает из-за преодолённого расстояния. Бурун ретиво гарцует, упирается мордой в плечо своего лейтенанта и прихватывает зубами зелёный плащ, жуя форменную ткань. Катрина цепляется за узду, обнимая упрямца, и смеётся, не веря свершившемуся чуду.