– За то, что предпочёл твою компанию его? – усмехается он в ответ. – Может локти покусать, если сумеет. Нет в уставе такого пункта, что мне положено пить чай с ним, а не с женой…
– Мы ещё не женаты. Технически, я твоя невеста, – возражает Катрина. Губы Леви растягиваются в острую ухмылку, глаза поблёскивают в темноте наступающей ночи. Он расслабленно опирается на руку, позволяя корпусу отклониться назад, а телу – принять позу, наполненной безмятежной ленцой. Её ладонь всё также не выпускает, очерчивает большим пальцем костяшки, замирает на безымянной.
– Дай-ка подумать, – медленно говорит капитан, чуть растягивая слова. Голос не скучающий, но будто бы обыденный. Привыкший. – Ещё за Стенами ты сказала мне “да”, мы носим кольца, я готов признать и говорить сколько угодно, что люблю тебя, и мы делим одну крышу уже два года. Из всего этого заключаю, что мы уже практически женаты, Кáта. Роспись после экспедиции едва ли что-то изменит. Уступишь мне эту привилегию, звать тебя жёнушкой уже сейчас, любимая?
Катрина смотрит на него и не может не улыбаться. Слишком нежно слова отдаются в сердце, слишком дорого они ценятся – Леви не столь искушённый романтик, но с каждым годом он словно делает шаг ей навстречу. Странно всё это, но нечто потихоньку связало их, что сейчас Кáте было сложно вообразить свою жизнь без Леви. Уже практически невозможно.
С первого столкновения в сердце каждого зародилось щекочущее чувство – любопытство, зов к новому, неизведанному. Интерес подталкивал познать другого. И их разговоры шли сквозь дымку искушения, интриги, в которой можно было наткнуться на прикрытые острые штыки – страх довериться кому-то вновь. Довериться, привязаться и потерять. Или быть преданным.
Но время текло своей чередой. По долгу службы лейтенанту и капитану приходилось видеться – и после каждой встречи внутри каждого расцветала ожесточённая и скрытая надежда встретиться снова. И чаще. Желание не угасало, оно порождало притяжение. И хоть разум противился, предлагая набор из тысяч «почему нет», сердце перекрывало все доводы крепкими «почему да».
Поначалу каждое сближение следовало схеме «два шага вперёд, один назад». Леви не давил, Кáта всегда оставляла пространство для манёвра. Но они тянулись друг к дружке: медленно учились в своём стремлении быть ближе обходить скрытые страхи или ломать их, открываться и не бояться казаться слабым. Где-то между этим затесался первый поцелуй, где-то – первая проведённая вместе ночь… ещё где-то произошёл переезд под одну крышу.
Кто бы мог тогда подумать, что годы спустя эти разведчики решат пожениться. Эрвин, например, был в лёгком шоке дважды: первый раз, когда случайно узнал о скрытых отношениях подчинённых, а второй – когда они объявили о помолвке и приглашении его в качестве свидетеля.
Кáта смотрит на Леви с улыбкой, что собирает в уголках глаз птичьими лапками мелкие естественные морщинки. Ей вдруг становится так просто и легко лишь от его близости: яркое спокойное тепло расплёскивается из сердца, растекаясь по мышцам. Странное чувство, пугающее её когда-то поначалу. Ещё девчонкой она вычитала определение в словаре в городской библиотеке – так именовалась «любовь».
– Думаю, я уступлю тебе эту привилегию. Хоть это звучит немного странно, – Кáта, улыбнувшись, отпивает чаю. – Мне больше нравится, когда ты зовёшь меня “любимая” или “любовь моя”…
Уголки губ Аккермана украдкой скользят вверх, он кивает, снова разливая золотисто-каштановую жидкость. Встряхивает термос, взвешивая остаток.
– Всё, это последнее, – заключает Леви. Катрина чувствует, как зябкий холодок снова украдкой проскальзывает под плащ. – Скоро уже должны появиться ваши сменщики. И мы пойдём в тепло.
Катрина рассеянно разбалтывает дымящийся чай в чашке.
– Мне нужно ещё ребят проверить… Поверить не могу, что Эрвин их заставил таскать ящики. Они вообще в этой истории не замешаны были…
– Не скажи, – он мягко оглаживает её ладошку. Нащупывает мелкий рубец – подарок битвы при реке в прошлой экспедиции. У него тоже имеются ”сувениры”: на спине и предплечье. – Твой отряд пошёл следом за своим капитаном.
– Только Александр и Фред.
– Эрвину достаточно двоих, чтобы вписать в отчёт “в деяние капитана был вовлечён весь отряд”, – Кáта досадливо вздыхает и сжимает руку Леви в ответ – инертно, но так интимно, что по предплечью вверх ползут сладкие мурашки. – Мы всё ещё можем выбрать в свидетели кого-то другого в пару Ханджи. Более сговорчивого и менее надменного. Мика или Моблита, например. Или Шадиса, чтоб уж совсем по официальной форме…
Над лагерем разносится мягкий грудной смех.
– Думаешь заставить Эрвина одуматься, лишив его билета в первые ряды свадьбы?
– Нет, просто уколоть. Слегка. Чтоб не заигрывался.
Катрина качает головой, задумчиво осушает кружку:
– Навряд ли с командирами это так работает… Я могу признать, что в отношении меня он прав. Такое самовольство – действительно проступок, но вот трогать за это весь отряд… Ладно, не будем об этом, Леви. Как прошёл твой день? – полушёпотом спрашивает она.
Капитан рассеянно вглядывается в её глаза. Странно думать, что кому-то может быть интересен его день. Но Кáта всегда спрашивает и всегда внимательно слушает. Порой просто внимает, когда ему надо высказаться, порой возмущается, когда требуется разделить эмоцию. А ещё радуется за него – искренне, что аж на сердце теплеет.
А что произошло за сегодняшний день?.. Леви чуть по лбу себя не хлопает – точно, они же не виделись с самого утра, как Кáта на дежурство пошла. А затем начался круг обыденных обязанностей: туда сходи, за этими посмотри, новеньких прогони по теории, посмотри их общие навыки, чтобы не раскисли; Ханджи убереги от взрыва чудом провезённых химикатов, “требуется проверить этот квадрант на карте – задание специальному отряду”… Словом, белка в колесе. Ни минуты покоя, чтобы хоть в туалет сходить, а не то, чтобы на какое-то время вырваться к ней…
– Столь обыденный, что говорить о нём скучно, – отмахивается он. – Лучше поведай о прелестях быть постовым дежурным.
– Инертное ответственное занятие. В сознании Эрвина, наверное, унизительное для капитанов. Так что будь осторожнее… – он хмыкает в ответ, чувствуя искрящуюся игривость в её голосе. Это предложение, которое Леви хочет принять. Катрина распарено прикрывает глаза, улыбаясь. По телу разливается мягкая тягучая жажда покоя и отдыха – она на ногах уже очень давно, а ещё с Леви всё просто и приятно. – Нет, правда, будь осторожнее. Одно неверное движение – и ты на моём месте…
– Тц, ты уже спишь, любовь моя.
– Вовсе нет… – Леви усмехается на препирания. Кáта носом клонит – того и гляди, правда уснёт на этой ветке. Кружку выронит… хоть бы сама не упала – вот, что главное. Аккерман чувствует, как инстинктивно внутренне подсобирается. Мышцы сами собой входят в тонус, готовые к быстрому рывку. Бишоп тем временем трёт глаза свободной рукой, упрямо бормоча. – Совсем нет… Совершенно точно нет…
– Ещё пара слов и я полезу душить тебя объятьями…
Кáта вдруг хитро прищуривается, в полмраке её зелёные омуты поблёскивают:
– Сколько именно слов мне сказать для этого?
Они оба смеются, когда он тут же тянет её за руку на себя. Катрина фыркает, изворачивается, пытаясь не задеть термос и опасливо отодвигается назад, к стволу дерева. Но когда Леви приподнимается, ставя кружку на древесину ветки, подходит и садится рядом, замирает. Податливо касается ладошкой его протянутой руки. И Леви обнимает её, притягивает ближе. Они оба недолго притираются, усаживаясь. Тела быстро вспоминают друг друга. Катрина прижимается к его груди, слушая стук сердца и чувствуя спокойное тепло. Выдыхает, прикрывая глаза.
