Капитан переплетает их пальцы, оглаживает кожу, ворчливо замечая, что она “вся холодная”, другой рукой растирает спину, начиная гадать – а не промокли ли её сапоги…

Так и заболеть недолго…

Кáта мягко сопит, отзываясь на ласку. Скользит ладошкой по его рубахе над грудиной и замирает, когда Леви снисходительно целует в лоб:

– Обязательно было язвить и елозить? – слышит её смешок, теряющийся в обшивке плаща. – Кáта, если ты хотела меня обнять, то могла бы просто так и сказать. А не шутить, ожидая угрозы…

– Мне ещё сложно привыкнуть… – шепчет она, виновато шмыгая носом. – Извини… глупо, да?

– Тц, – цокает Аккерман в ответ, снова касаясь губами её лица. – Нет, вовсе нет. Мы уже справляемся лучше… Прогресс налицо…

– Из твоих уст это звучит действительно внушительно, – в голосе читается улыбка. Он навряд ли признается, но она заражает ею Леви. – Как думаешь, мы сможем не язвить хотя бы друг с другом?

Леви рассеянно оглядывается на лагерь, ласково оглаживая холодную спину. Дождь всё так же моросит, свет кострищ стыдливо прячется под навесами, что до капитанов едва доходит отблеск. Два других дежурных, замечая взгляд капитана, делают вид, будто смотрят куда угодно, но не на обнимающуюся парочку. Впору бы усмехнуться над таким вниманием, но Аккерман отметает это, вновь целуя невесту в лоб и растирая плечи.

– Не знаю, любовь моя. Думаю, если постараемся, то сумеем…

– Я буду очень стараться…

– О, не сомневаюсь, – улыбается Леви. Коротко скользит губами по линии бровей. – Я тоже, любимая… Я тоже…

Кáта маятно выдыхает, зарывается носом в складках плаща. Мужское дыхание ощущается в волосах, руки мягко скользят по спине. Кáта ответно сжимает его в объятьях. Леви фыркает:

– Полегче, женщина, – она смеётся. – Ты меня хочешь сломать или придушить?

– Ни то, ни другое… – Кáта неловко пытается отодвинуться, но капитан лишь крепче прижимает её к себе. – Взбодрить. Я так усну в твоих руках…

– Тц, вообще-то в этом и был весь смысл, – фыркает он, но затем тоже смеётся. Катрина бормочет часть устава о дежурствах и обязанностях постовых, елозит, шутливо изворачиваясь в объятьях и сдаваясь, когда Леви её целует. Однако вдруг взгляд Катрины сменяется на серьёзный, она замирает и настороженно оглядывается. Аккерман тоже перенимает настроение. – Что такое?

– Просто… ты ничего не слышал? Будто… – начинает было Бишоп, но тут в ветку впивается якорь УПМ и подтягивает молодого разведчика. Конопатый парень с огненно-рыжими волосами неловко салютует капитанам.

– Рядовой Хейзер Ротт на смену дежурному Катрине Бишоп прибыл,– отчитывается он, снова ударяя себя в грудь кулаком. Кáта поднимается, тоже отдаёт честь по всем правилам. Леви тем временем собирает полотенца, связывает чашки и убирает под плащ термос.

Над лагерем сгущается ночная тьма. В палатке командира Эрвина слышится бравады, собравшиеся «на чай» офицеры шутят и хорохорятся, выпивая что-то горячительное. У костерков под навесами концентрируются рядовые. Они переговариваются неуловимее, но в общей массе в купе с дождём это даёт конгломерат шуршащего шума. Леви лишь посильнее застёгивает полог, старательно цепляя крючки и верёвки, чтобы приглушить посторонние звуки.

Позади Кáта старательно возится со спальниками, подкладывая под них подстилку, чтобы не мерзнуть. Закончив с узлами Аккерман бесшумно поворачивается, рассматривая её. Невероятно, но в минуты самозабвенного увлечения Катрина казалось ему ещё красивее. И неважно было, в чём растворялась Бишоп: в стройности построения отряда, в распределениях задания, в черчении карты диспозиции, в препирательствах с командиром, в бою, в бытности или в выпечке – Леви любил этот блеск в зелёных глазах. Может статься, что он её и полюбил во многом за этот внутренний жар, за пылкость сердца. А, может статься, что он уже слишком сонный для подобных высоких изысканий.

Сейчас её омуты также поблёскивали, а волосы переливались: всё же промокли, когда она ходила к своему отряду. Локоны упрямо вились, укорачиваясь и открывая сильнее белую шею, покрытую мурашками. Кату изредка била хладная дрожь, что лишь усиливалась с осознанием обещанного грядущего тепла под одеялом – предвкушение покоя и сна.

Леви подцепляет голенище сапога, снимает и засовывает под складной стул. Затем лезет коленями на спальник. Катрина оборачивается на его прикосновения, когда мужские руки уверенно скользят на её талию и тянут, заваливая на спину.

– Что ты делаешь, я ещё… ох… – она маятно рассмеялась, когда Аккерман беспардонно ухватился за её ногу и принялся стягивать сапог. Кáта приподнялась на локтях, рассматривая его. – Леви?

– Угум? – не отвлекаясь, отзывается сильнейший воин человечества, стаскивая второй ботинок и ставя тот к своим. Когда пауза затягивается, он поднимает глаза, встречаясь с неё взглядом.

– Я люблю тебя… Я очень сильно люблю тебя, – тихо признаётся Кáта, распарено и мягко улыбаясь, падает на подушку, блаженно улыбаясь.

Леви флегматично кивает, подталкивает женские ноги, чтобы закутаться в спальник, и, потушив керосинку, следует её примеру. Одеяло холодит поначалу, но разведчики не ведутся на эту иллюзию. Перекатываются, устраиваясь лицом друг к другу. А затем его ладонь ложится на её щёку. Аккерман расслабленно всматривается в близкие черты. Пальцы нежно оглаживают кожу от уголка бровей к губам.

В глубине души ворочается мелкая пакость: страх. Вот что ещё пришло вместе с Катриной Бишоп в его жизнь. Страх снова потерять то, что дорого сердцу, то, ради чего готов не спать днями и ночами и во имя чего бросишься в бой без сомнений. Страх колкий, ехидный – точно знающий слабое место самого сильного солдата человечества. Первобытный зверь, что кутается над грудиной и пытается впиться в золотое кольцо на цепочке.

Леви медленно выдыхает, борясь с подкатившим комом в горле. Страх есть, но его не могло не быть. Обретя Кáту, он понял, что от этого чувства не убежать. Он будет бояться её потерять, как потерял когда-то мать, Изабель или Фарлана. Будет страшиться, когда их отряды вступят в бой. Будет бояться, впрочем, как и она, но такова сделка любви. Сделка, на которую Аккерман пошёл без сожалений:

– Я тоже люблю тебя, Кáта. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, когда говорю эти слова, – Леви улыбается, когда она подаётся ближе, обнимая его. Мягкое теплое дыхание щекотит кожу. – Я очень сильно тебя люблю… А теперь, давай спать, моя милая жёнушка… Завтра мы опять понадобимся Эрвину и Шадису…

– И всему Разведкорпусу, – сонно усмехается Катрина. Капитан целует её в лоб и это ощущение мягкого тепла является последним, что она чувствует перед целебным и таким желанным сном.

Комментарий к Дежурство не по чину

Спасибо за прочтение! Буду рада узнать Ваше мнение) Хоть пару слов, а уже приятно. Любые пожелания и комментарии лишь приветствуются

Хорошего вам дня, в любом случае,

всех люблю,

ваша Цирцея ♡

========== Ночной кошмар ==========

Комментарий к Ночной кошмар

Это комфорт при панической атаке от Леви? Да, это комфорт при панической атаке от Леви.

Просыпаться от ночного кошмара ужасно. Сродни изощрённой пытке подземного царства, что по чьей-то глупости доступно живым. Пот струится по хладной коже, одеяло, простыня, одежда – всё липнет к телу. В голове месиво образов, на языке горечь. С пересохших губ слетают хриплые обрывки слов, которые слышаться гулким эхом. Сознание, притяжение земли, прошедший морок сна – всё приходит через спутанные минуты позже. Осознание даёт облегчение, но животный страх, пробуждённый кошмаром, быстро сжирает приходящее душевное равновесие. В голове липким хаосом разливается глухой и быстрый стук сердца, а паника заполняет лёгкие вязким дымом, не давая и шанса вдохнуть. Если в этот миг остаёшься один на один с собой, то жуткая дрожь сдавливает сердце в тиски безысходности.