Его руки ложатся на мою талию, пока что это единственная часть его тела, прикасающаяся ко мне.

— Сейчас только мы, зайчонок — бормочет он. — Я могу сделать это безболезненным для тебя, если ты мне позволишь.

Кислота срывается с моего языка, прежде чем я могу это остановить, гнев в словах направлен как на меня, так и на него.

— Я не хочу, чтобы ты был хорошим, — шиплю я, все еще отворачиваясь от него. — Я не хочу тебя. Я не хочу ничего из этого.

— Посмотрим. — Его пальцы гладят мою талию сквозь шелк, медленно и терпеливо, и мое сердце замирает.

Я надеялась, что он будет слишком ненасытен, чтобы действовать медленно, что две недели наших метаний туда-сюда, когда он ждал чего-то, чего так явно хотел, приведут к тому, что он сорвет с меня платье и изнасилует меня, как похититель в старом романе об Арлекине. Что он трахнет меня жестко и быстро, и это, вероятно, будет больно, но все закончится так же быстро. Что у него не будет времени заставить мое тело предать меня. Что он не сможет заставить меня захотеть этого из-за своей собственной жадности.

Но мне ясно, что Николай контролирует себя, возможно, ему даже нравится заставлять себя ждать еще немного. Его пальцы еще мгновение гладят мою талию, прежде чем он протягивает одну руку, легким движением пальцев отводя мои волосы с затылка.

— Теперь ты моя, зайчонок — бормочет он. — Я могу брать тебя столько раз, сколько захочу. Если тебе не понравится в первый раз, всегда есть второй или третий. У меня никогда раньше не было девственницы, но я слышал, что требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.

— Тебе придется ждать, пока ад не замерзнет, — огрызаюсь я, не отрывая взгляда от городских огней за окном. — Я уже говорила тебе. Я знаю, что ты собираешься меня трахнуть. Ты не можешь заставить меня хотеть этого.

Он хихикает, проводя кончиками пальцев по моей шее сзади. Моя кожа покрывается мурашками от его прикосновения, и он снова смеется, низко и мрачно.

— О? Разве я не могу?

— Здесь холодно.

— Конечно. — Его пальцы скользят ниже, играя с верхней пуговицей моего платья. — Чем скорее ты покончишь с этим и ляжешь в постель, тем скорее мы сможем все разогреть.

Первая кнопка расстегивается. Еще одна, и еще. Его пальцы скользят по моему позвоночнику с каждым разом, все ниже и ниже, и я чувствую, как мою кожу покалывает, а дыхание перехватывает. Я лгу, мне совсем не холодно. Моя кожа горит от жара, незнакомые ощущения покалывают мою плоть, когда она обнажается понемногу. Внезапно я очень боюсь, что проиграю битву даже раньше, чем я изначально опасалась.

Я ненавижу Николая Васильева всем своим существом. Я ненавижу. Но каким-то образом он заставляет меня так легко реагировать на него.

Когда платье расстегнуто до поясницы, он протягивает руку вверх, осторожно снимая бретельки с моих плеч, его пальцы обводят мои ключицы, верхнюю часть плеч, когда он отодвигает шелк. Драпированный вырез опускается, задевая мои напрягшиеся соски, когда оно соскальзывает, и я слышу его низкий стон удовольствия, когда платье опускается на мои бедра.

— Под ним так мало. И все для меня.

— Линии под платьем все испортили бы, — съязвила я, отчаянно желая испортить момент, не дать ему увлечь меня своим хриплым голосом, звук которого обволакивает меня и заставляет хотеть раствориться в нем.

— Это было бы позором. — Его руки проникают под шелк к моим бедрам, пальцы скользят к пояснице. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, достаточно сильно, чтобы почувствовать вкус крови, отказываясь делать что-либо, что могло бы заставить его подумать, что мне это нравится. Я отказываюсь ахать, отказываюсь стонать. И затем я чувствую, как его пальцы обхватывают открытые бока платья. Его губы касаются раковины моего уха, костяшки пальцев вдавливаются в кожу моих боков.

— Я все равно собирался испортить платье, зайчонок.

А затем он срывает его.

Оно легко расстегивается на спине, пуговицы разлетаются по ковру, когда остальная часть платья разваливается, падая к моим ногам. Я остаюсь стоять в одних кружевных стрингах, с моих губ невольно срывается вздох, сердце колотится в груди. Николай хватает меня за талию и поворачивает лицом к себе.

Его взгляд темный и бурный, наполненный похотью, которая пугает меня и одновременно разгорячает мою кровь. Я не хочу, чтобы это возбуждало, но в нем есть какой-то магнетизм, прекрасная жестокость, которая угрожает утащить меня вниз, как подводное течение, и я изо всех сил пытаюсь удержать голову над водой, когда он притягивает меня к себе.

Он все еще полностью одет, если не считать пиджака и галстука, которые он снял, когда брал свой напиток. Я чувствую себя более уязвимой, чем когда-либо, почти обнаженной, когда он притягивает меня ближе, убирая одну руку с моей талии, чтобы взять пальцами за подбородок, не давая мне отвести взгляд.

— Я не собираюсь позволять тебе закрыть глаза и торопиться с этим, зайчонок, — бормочет он. — Ты будешь помнить каждую секунду сегодняшнего вечера.

Почему? Я так отчаянно хочу спросить об этом, но не могу заставить свой рот произнести слово. Я вообще не могу заставить себя что-либо сказать. У меня перехватывает горло, и когда его рука скользит в мои волосы, его кулак запутывается в них, когда он притягивает мой рот к своему.

Виски. Это было виски в стакане. Я ощущаю его вкус на его губах, когда он прижимает их к моим, его кулак прижат к моему затылку, когда он целует меня. Это не нежный поцелуй. В нем нет ничего нежного или романтичного, но я чувствую, как сильно он хочет меня, какой тяжелой рукой он все еще сдерживает свое желание.

— Просто сделай это, — шиплю я, отрывая свои губы от его. Между нашими губами нет ничего, кроме дыхания, я не могу отойти дальше этого, не с его рукой, запутавшейся в моих волосах. — Нет смысла делать из этого большую постановку. Все это…

— …это то, что я хочу, — заканчивает он за меня, другая его рука сжимается на моей талии, сильно притягивая меня к нему. Я чувствую толстую, твердую длину его эрекции под брюками от костюма, горячо прижимающуюся к моему обнаженному бедру, всего лишь тонкая полоска кружева между ним и мной, ничего, что могло бы защитить меня. — Я хочу не торопиться, Лиллиана. Я хочу, чтобы ты почувствовала все, что я собираюсь с тобой сделать. Каждое прикосновение… — его рука на моей талии скользит вверх по позвоночнику. — Каждый поцелуй. — Его губы снова касаются моих, его пальцы теребят мои волосы, когда он откидывает мою голову назад, его рот находит край моей челюсти, опускаясь еще ниже к гладкой коже моего горла. Я чувствую прилив желания, когда его язык касается мягкого местечка прямо под моим ухом, прокладывая дорожку ниже, и мою кожу покалывает под его губами.

— Тебе это нравится. — Это не вопрос, прошептанный у моей кожи.

— Нет, — настаиваю я. Но я начинаю задаваться вопросом, почему я все еще пытаюсь настаивать на обратном. Николай не дурак, и он определенно не девственник. Он знает, как реагирует женщина, которая хочет его, я уверена в этом. И хотя мой разум, возможно, кричит, чтобы меня выпустили отсюда, мое тело хочет выгнуться навстречу ему, расстегнуть его рубашку и узнать, каково это твердое, мускулистое тело под моими руками.

О чем я думаю? За две недели я превратилась из той, которая никогда даже не фантазировала о сексе, боясь самой мысли об этом, в дрожащую от желания при воспоминании о его пальцах у меня под юбкой. И теперь…теперь он собирается сделать гораздо больше.

Его рука обхватывает мою грудь, ладонь теплая на моей коже, его большой палец касается моего затвердевшего соска.

— Каждый дюйм твоего тела, совершенство, — бормочет он, и внезапно его рука отпускает мои волосы, когда он отступает назад, его взгляд скользит по моей почти обнаженной фигуре. — Мне не нужно было заставлять тебя раздеваться, чтобы узнать, что там будет. И я рад, что не сделал этого. — Его глаза голодны, когда он рассматривает мое лицо, мою грудь, мою узкую талию и стройную выпуклость моих бедер, опускаясь ниже, к вершине моих бедер. — Сними трусики, Лиллиана. Позволь мне посмотреть на все остальное.